Интернет-издание авторов рунета "Портал" № 2

У Кита было единственное, довольно странное развлечение. Смотритель даже как-то проследил за ним. Ничего предосудительного толстяк не делал, просто уходил в темноту кладбища, садился у какой-нибудь могилы и замирал, как будто скорбел по усопшему родственнику. Сам Кит объяснений такому поведению не давал, а смотритель не был чересчур любопытным.

Кит поднялся, расправил затекшие ноги и полюбовался собственной работой. Капля белой краски упала на асфальт, и толстяк сокрушенно покачал головой, рассматривая маленькое белое пятнышко.

– Растяпа, – прошептал он.

– Простите, – раздавшийся за спиной голос заставил его вздрогнуть. – Не могли бы вы мне помочь? Я заблудилась.

Он обернулся к говорившей, удивляясь, что не заметил ее раньше. Легкомысленно яркая одежда незнакомки на кладбище смотрелась неуместно и почти оскорбительно. Кит утер пот со лба, разглядывая огромные солнцезащитные очки, белую трость и футляр для скрипки в руках хрупкой девушки. Она была слепа, и это многое объяснило Киту.

– Слушаю вас, – произнес он, и собственный голос показался ему сегодня особенно писклявым, как бывает у тучных людей.

Девушка торопливо поправила распущенные волосы и, глядя мимо него укрытым темными очками взглядом, произнесла:

– Мою маму похоронили позавчера, я не помню дороги к ее могиле, потому что мы заезжали на автомобиле, а теперь плутаю по дорожкам и совершенно не понимаю, где нахожусь…

Кит прикрыл ведро с краской картонкой, засунул кисточку в банку с водой и неторопливо уточнил:

– Ваша мама – Лидия Аверкова?

– Совершенно верно, – пробормотала девушка, зачем-то поправляя платье.

– Пойдемте, я провожу вас, – предложил Кит, подставив локоть, чтобы девушка взяла его под руку.

Он замер, и с каждой секундой его румянец становился ярче, занимая всю поверхность округлых щек. Девушка ловко уложила на его руку тонкие пальчики, как будто точно знала, где его локоть.

– Знаете, мне тяжело без нее, – вдруг разоткровенничалась она. – Я не представляю даже, как выглядит моя одежда. Она сильно нелепа при таких обстоятельствах?

Кит покосился на ее тонкий профиль и поджал губы, размышляя над ответом.

– Не думаю, что это имеет сейчас какое-то значение. Вы скорбите, лишь это важно, – это была одна из тирад, которые Кит выдавал крайне редко, а проще сказать – почти никогда.

– Спасибо, вы добры ко мне, – прошептала девушка, слегка пожав его пухлую мягкую руку.

Место захоронения было свежим. Деревянный крест, живые цветы, холмик еще не осевшей земли, простая табличка с датами рождения и смерти под именем, отчеством и фамилией – вот и весь антураж конца жизни. Кит подвел девушку к самому кресту и положил ее руку на брусок свежего дерева, из которого тот был наскоро вытесан. А затем смущенно пробормотал:

– Ну, вот мы и на месте…

Девушка остановилась. Ловким привычным жестом она открыла футляр и достала скрипку. Смычок в ее руке дрогнул, она замерла, зажав инструмент подбородком. Кит тоже замер, вглядываясь в черты девушки и наблюдая за ее действиями. Предвкушение предстоящего события заставило его затаить дыхание. Он нервно теребил пальцами пуговицу спецовки.

– Не уходите, пожалуйста, я опять потеряюсь. Просто хочу поговорить немного с мамой… – попросила она и, не дожидаясь ответа, коснулась струн смычком.

Кит не смог бы ответить, потому что с самым первым звуком музыки душа его унеслась куда высоко-высоко, пальцы замерли на пуговице, сжимая ее все сильнее. Скрипка надрывно плакала в руках девушки, звук несся неведомым фантастическим существом над кладбищем, рождая печаль во всех, кто мог слышать его в тот момент. Кажется, что этот звук никогда не умрет, блуждая между судеб, упрятанных за именами и датами. Он родился, чтобы жить вечно и хранить в своей песне все истории лучше, чем хранит их человеческая память. Но девушка в темных очках отняла от струн смычок – и магия исчезла. Пуговица в пальцах Кита треснула, сложившись пополам.

– Понимаете, кроме нее я никому не нужна по-настоящему… – призналась девушка, укладывая инструмент в футляр. – Вокруг меня люди, которые, в общем-то, равнодушны, но с удовольствием используют меня, когда им это удобно…

Она поспешно вытерла платком выкатившуюся из-под очков слезу. Кит растерянно покосился на разгорающийся закат и неловко сообщил:

– Скоро стемнеет…

Девушка развернулась в его сторону, пряча в карман платок.

– Добрый незнакомец, для меня стемнело уже давно. Я видела свет и даже успела к нему привыкнуть, но теперь он бывает только в моих снах, – грустно улыбнулась она.

– И вы не боитесь находиться в такое время на кладбище? – попытался оправдать неловкость Кит.

– Я не могу бояться. Если верить в такие предрассудки, то я давненько живу в подобном мире, – пояснила девушка.

Кит настороженно оглянулся, будто проверил, есть ли кто-то рядом с ними, а потом прошептал:

– Я тоже живу… По ночам… Я могу с ними говорить… Только не посчитайте меня сумасшедшим – они тоже говорят со мной. Я узнал почти все их жизни, беды, сожаления, боль и страдания.

Девушка замерла. Кит не мог видеть ее глаз, потому сильно смутился. Румянец на его щеках проступил еще отчетливее. Обломки пуговицы выпали из его руки. Он переступил с ноги на ногу и добавил:

– Забудьте… Я не стану вас этим мучить. Мы пойдем к выходу и вызовем для вас такси.

Девушка шагнула к нему, губы ее дрогнули, словно она собиралась расплакаться.

– Вы говорите с ними, как с живыми? Как сейчас говорим мы с вами? – спросила она, прикасаясь кончиками пальцев к спецовке на его груди.

С этого самого момента Кита было уже не остановить. Кажется, что его привычная молчаливость была вынужденной, он умел говорить красивыми длинными фразами и хотел говорить с этой девушкой, которая смотрела прямо перед собой, слегка задрав подбородок. И слушала, как Кит рассказывает ей о чужих судьбах.

– Почти у самого входа есть могила парня. Он погиб трагически. Первый курс военного училища. Ему едва исполнилось девятнадцать. Он мечтал стать военным. В самом первом увольнении повстречал загулявшую компанию. Трагическая нелепость – он упал и ударился затылком о бордюр. Знаете, ему нравилась девушка. Он так и не успел подойти к ней…