Интернет-издание авторов рунета "Портал" № 2
Шрифт:
Мама.
… сентября … года
Славочка! Все ли у тебя в порядке? Сон видела плохой. Это глупо, но ты уж прости. У меня все хорошо. У нас дожди идут. Поехала к Борису, просидела там часа два. Ты знаешь, смешно – дождь полил, как из ведра, а я без зонта. Думала, быстро кончится, а он идет и идет. Немножко простыла, но неважно. Как ты, дорогой мой? Не болеешь? Деньги есть? Кушай, пожалуйста. Желудок испортить так легко, а потом так трудно вылечиться. Вспомни Бориса – как с язвой мучился. Не буду тебя отвлекать долго. Если можно, напиши, пожалуйста. Просто пару строчек, все ли в порядке. Целую.
Мама.
… сентября … года
Славочка! Долго не писала тебе, извини. Немного болела, но уже все хорошо. Катя почти каждый день приходила,
Мама.
… октября … года
Привет, мам. У меня все отлично. Работа нормально. Ребята тут хорошие. Приятели уже есть. Деньги не проблема. Ем в три горла, ты меня знаешь. Потолстел. Все ок. Жалко, что ты болела, но, слава Богу, раз выздоровела, то хорошо. Люблю тебя.
Слава.
… ноября … года
Славочка! Как же я рада! Так ждала письмо от тебя! У нас погода не очень: все время тучи, то дождь, то мокрый снег. И настроение, знаешь, тоже, как мокрый снег. Все время голос Бориса слышу. Смотрю за окно – и на небе, как будто его лицо. Четко вижу, ясно. Глядит на меня и говорит что-то, я не слышу. Так и сижу у окна. То на него смотрю, а то на двор. Все кажется почему-то, что сократят тебе командировку, и ты, как раньше, решишь сюрприз сделать – приедешь, не предупредив. У тебя же всегда ключи от квартиры с собой. Свалишься, как снег на голову. А я все равно тебя жду. Вчера суп твой сварила любимый. Помнишь: сначала картошку мелко порезать и в кастрюле без воды слегка поджарить. Лук туда, морковку тоже мелко. А потом воды долить и поварить. Ты такой раньше любил. Ждет тебя, в холодильник поставила. Кофе купила, какой ты любишь. Катя сгущенку подарила, я ее тоже в холодильник. Не естся без тебя. Очень тебя жду. Но ты не думай – у меня все хорошо, делай свои дела, сколько нужно будет. Целую.
Мама.
… декабря … года
Славочка! У нас уже снег лег. Во дворе сразу чисто стало. Ребятишки с лыжами ходят, физкультура у них, наверное. Где машины, конечно, разъездили, там асфальт. А у Бориса – вчера была – все бело. Просидела там до вечера. А там, оказывается, собаки у сторожей. Прибежали пять или шесть барбосов. Сначала я испугалась, но ноги онемели, все равно бы не убежала. А они добрые, подошли, потыкались носами и разбрелись. Не опасная я для них, и они для меня тоже. Дошла пока до маршрутки, они меня провожали. Хорошие такие. Дома тепло, я немножко мерзну, но это по-стариковски. Одеяло есть, чайник горячий. Катя приходит каждое воскресенье. Она настояла, а я не стала спорить – стирает теперь за мной, полы моет. Я стала прикладываться днем. Хоть часок, но полежу. Но у меня все хорошо. Видишь, как расписалась бабка – все о себе. Ты-то как? Хороший мой. Думаю о тебе все время. Кушай, береги себя. Целую
Мама.
… января … года
Славочка! Прости меня, пожалуйста, не поздравила тебя с Новым годом! Я не забыла, ты не подумай. Немножко болела. Даже в больнице полежала. Катерина устроила. Она пришла как-то внезапно, в четверг после работы. Звонит, а я открыть не могу. Днем еще шла по коридору и упала. Ты не пугайся, это ничего не значит. Упала и лежу, как бревно. А телефон в двух шагах, но я не могу подойти. Отнялись и руки, и ноги. Все слышу, все вижу, а сделать не могу. Катя еще ключи забыла – у нее есть от нашей квартиры. Звонит, а я лежу. Вызвала МЧС, они дверь сломали. Катя скорую и все такое. В общем, все хорошо. Отлежала я в больнице. Теперь хожу потихоньку. Степан палочку
мне принес. Ничего. Ты не беспокойся. Как ты, мой хороший? Думаю о тебе. Трудно тебе там. Когда же будет отпуск или командировке конец? Береги себя. ЦелуюМама.
Привет, мам. У меня все отлично. Дела идут. Меня тут хвалят, надеюсь, тебя не опозорить. Деньги есть, даже премию дали. Все ок. Будь осторожна. Может быть, скоро приеду. Люблю тебя.
Слава.
… марта … года
Славочка! Лучше новости быть не могло! Как же я тебя жду! Я только этим и живу. У Кати со Степаном все нормально, мальчишки учатся. У Володи скоро госэкзамен. У меня все хорошо. Я теперь меньше хожу, разленилась, все больше лежу. У Бориса не была давно. Пешком не дойду, а на машине тоже пока не проехать. Попросила Катю, она достала несколько его фотографий, увеличила. Я уж толкала ей деньги, не берет. Ты напиши ей, пусть дурака не валяет. Зачем мне теперь деньги эти, пенсия. Она даже на еду для меня же у меня не берет. А не могу хлеб этот есть – знаю, как они со Степаном колотятся, еле-еле концы с концами сводят. Я ведь теперь и в магазин не хожу. А так – все хорошо. Ты не заботься. Лишь ты был бы в порядке. Жду тебя очень-очень. Целую
Мама
… июля … года
Славочка! Прости, что долго не писала. Поставили мы памятник Борису. Я заплатила сама, настояла – пенсия все равно не тратилась. Степан с Катей меня свозили туда. Катя все плачет, а я не могу. Оно бы, может, легче стало бы, но не плачется. Стоит комком и все тут. Памятник красивый, скромный и строгий. Без фотографии, только фамилия, имя и отчество. Никаких дат. Когда он родился, я и так помню. А даты смерти нет. Смерти нет, Славочка! Хочу верить в это, нельзя мне иначе.
Ты прости, надоедаю тебе письмами этими. Очень тебя люблю. Знай это всегда. Пусть у тебя все будет хорошо. Целую.
Мама.
* * *
Конверты она купила в прошлом году, когда еще могла выходить. Потом писала и опускала в почтовый ящик в подъезде. Старалась выдержать хотя бы несколько дней, потом уже забрать. Хотя бы день. Потом перебирала их на кровати: слева – письмо от него, справа – ему. Потом, когда отказали и руки тоже, просила младшего внука Семена читать их по очереди. Однажды днем письма упали и рассыпались по полу. Она не могла встать и только смотрела, скосив глаза, как их много. Это было бы здорово: только представить – почти половину этих писем мог написать ее сын.
* * *
Когда он приехал, сестра отдала большой коричневый конверт: две тонких пачки – письма ему и письма от него, написанные знакомым почерком.
Златоуст Мориц
Когда я в первый раз поехал в гости к дядьке моей жены, тесть сказал, покашливая:
– Ты только это, не слушай его. Ладно?
– Как это? – удивился я. – То есть, в каком смысле?
– В буквальном, – буркнул тесть. – Он тебе мозг вынесет.
– Ну, что уж ты сразу, – не согласилась теща, – Мориц хороший, просто он рассказывает.
– Что рассказывает? – повернулся я к ней.
– Все рассказывает, – заворчал тесть, – всю жизнь рассказывает, от Ветхого завета. Там у них реки нет, а то бы он первым рыбаком был, насмерть заговаривает. Хотя он – охотник. Как начнет, ты сразу в уши что-нибудь вставляй или свисти. Иначе все, заговорит.
Теща за брата обиделась, а я был заинтригован. Люблю, признаться, рассказчиков. Мориц оказался колоритной фигурой. «Полтора на полтора», – сказал о нем тесть и, если преувеличил, то немного. Ростом Мориц не вышел, метр пятьдесят три для мужчины маловато, но в плечах был неимоверно широк. В местном сельпо сорочек на него не существовало, жена доставала ситец и шила сама.
Перед войной Мориц работал в цирке. Был мальчиком «на все руки»: подменял гимнастов – стоял в основании пирамиды, жонглировал булавами и медными шарами и даже увлекался вольтижировкой. Последнее сыграло свою роль. В военкомате задерганный капитан наспех спросил про образование и профессию, мельком глянул и вынес решение – в кавалерию. Капитан не успел заметить, что призывник весил больше центнера, решающим фактором оказались рост и навык работы с лошадьми. Мориц попал в корпус Доватора и провоевал ровно до известного приказа главнокомандующего. Как лицо немецкой национальности, полковой разведчик Гельфанд подлежал удалению с фронта. Его увезли в восточный Казахстан, где находилось место всем.