Интим не предлагать!

— Если моя бабушка увидит, что ты обул туфли без носок, её хватит удар, — тщательно разглаживаю невидимые складки на новом, купленном специально к празднику платье.

Ярко-жёлтое, с оголённой спиной и милой брошью в виде крошечных вишенок на груди. Жаль, что малинок не было.

— Ну ладно, если я не заслужил комплиментов, то в свою очередь хочу сказать — вау! — лапуля, ты потрясна.

— Прекрати!

— Я серьёзно, — он обнимает меня за талию и мы вместе смотрим на себя в огромное зеркало.

Без ложной скромности — смотримся мы отпад, чета Бэкхемов отдыхает.

Рука за моей спиной плавно съезжает на ягодицы:

— Ты что, не надела трусики? Шалунья. Я хотя бы проигнорировал носки.

— С ума сошёл? Надела, конечно!

— Покажешь?

— Малиновский, а как же осознанный целибат? Кто-то хотел мне доказать, что секс для него совсем не важен, — я хочу добавить что-то ещё, но он не даёт мне договорить — поворачивает к себе и впивается в губы нетерпеливым поцелуем. Одним из тех, из-за которых хочется вскинуть белый флаг своим опасениям и узнать, наконец, правы ли были главные сплетницы универа, распускающие слухи о неконтролируемом либидо Малиновского.

Вчера, бегая по магазинам и судорожно придумывая, что бы подарить Богдану на день рождения, на меня снизошло озарение, что подарок, который он точно не откажется получить не будет стоить мне совершенно ничего, разве что в будущем разбитого вдребезги сердца.

Но я всё равно твёрдо решила — подарку быть. Сегодняшнюю ночь мы проведём вместе. И не просто под одним одеялом.

А что будет потом… Это же будет потом.

— Малиновский, пошли, слышишь звуки? Это дядя Валя затянул “Только мы с конём”. Ещё полчаса — и ты познакомишься с ним храпящим.

— Так у дяди Вали же бессолевая диета.

— Но не безалкогольная же. Он всегда носит в нагрудном кармане пиджака фляжку с коньяком. Пошли, — силой воли заставляю себя оторваться от мягких губ и не одарить ненароком именинника раньше времени.

Никакой спешки и непродуманных действий — мой первый раз должен быть совершенно особенным.

В шкафу спальни я припасла ароматизированные свечи и пакет с лепестками роз. Когда пьяные гости разъедутся, а родители как обычно уединятся на кухне поговорить за жизнь, я запру нашу комнату на ключ и…

Постель уже предусмотрительно застрелена шелковыми простынями, диск с томной музыкой ожидает своего часа, а в прикроватной тумбочке спрятано шампанское и фужеры из тончайшего богемского стекла.

От предвкушения незабываемой ночи даже ладони увлажнились, а пульс пересёк все допустимые пределы.

Может, я потом пожалею об этом, но сейчас, в эту минуту, я, замотивированная затмевающей разум влюблённостью и немножко винишком, как никогда уверена в том, что хочу это сделать.

Малиновский заслуживает такого подарка. Только он и больше никто!

Вкладываю руку в его теплую ладонь и мы вместе выходим из комнаты.

* * *

Мои родственники — это мои родственники. Издалека эту группу в пёстрых нарядах запросто можно принять за цыганский табор. Излишне горластые, жизнерадостные и очень прожорливые.

Приехала, конечно, не вся семья, а только лишь малая её часть: бабушка, три тёти — родные сёстры мамы, дядя Валя, его дочь Ира с мужем и тремя шумными мальчишками-погодками, которые принялись тут же носиться по всему дому и таскать немытыми руками с фуршетного стола тарталетки.

Едва только увидев, как мы с Богданом спускаемся под руку по лестнице, в гостиной на несколько секунд повисает напряжённая тишина, которую первой нарушает бабуля: растолкав детей и племянников локтями, она проворно кидается тискать меня в объятиях, причитая, как я выросла, похудела, и что в качестве свадебного подарка она привезла нам чешский чайный сервиз и люстру.

Затем приходит очередь Малиновского быть зажатым в стальных тисках грэндма.

Оставляя на его щеках размазанной след морковной помады, кровинушка восторженно причитает:

— Хорош, Женька, ой хорош жених! На Бали-Бея похож.

— Кто этот Белибей? Похоже на название террористической группировки, — безропотно терпя лобызания бабули, согнувшись в три погибели косит на меня глаза Малиновский.

— Не знаю, какой-то турецкий актёр, наверное. Бабушка фанатка Великолепного века.

В стороне, у большого окна, кучкуются парни из группы Богдана, которых я тоже в тайне от него пригласила. Мне показалось, что ему будет приятно заручиться поддержкой товарищей. Ну и будет за кем прятаться от моих назойливых родственников. Среди них я увидела того, кого точно не звала — Пашутин, собственной персоной. Тот стоит обособленно от всех и открыто посмеивается, удерживая в руке квадратный стакан с чем-то тёмным.

И хоть я просила его не приглашать, потому что данный индивид мне уже давно и бесповоротно неприятен, этот отталкивающий во всех отношениях “друг” каким-то образом всё-таки просочился на нашу вечеринку.

Я однозначно не рада его видеть, судя по виноватой мине Малиновского — он тоже не особо.

— Ты же говорил, что он не придёт, — шиплю, вытирая салфеткой со щёк любимого мужа термоядерные следы бабушкиной помады. Давлю сильнее, чем требуется — подел'oм.

— Он говорил, что будет занят, но, видимо, выкроил время. Кстати, а чем он всё-таки тебе не угодил?

— Ничем особенным. Так… просто не нравится.

Рассказывать о том, что Пашутин не нравится мне не просто, а по конкретной причине, не хочется. Зачем портить настроение: Малиновский точно ведь может завестись, а это ничем хорошим наверняка не закончится. Свежи воспоминания о фингалах бедного Эдика.

А может, он вообще давно обо всём знает и ему просто все равно…

В любом случае, проверять не хочется. Я и раньше заговаривала ему зубы, если заходил разговор об Артёме, то сегодня сам Бог велел игнорировать дурацкие темы. А зная моих словоохотливых родственников, неудобных тем и вопросов скоро будет предостаточно — нужно экономить моральные силы.

— О, Влад, вырвался-таки, какой сюрприз! — восклицает Богдан и, прихватив меня за талию, тянет к молодому темноволосому парню, у которого в одной руке ладошка очаровательного мальчика, а в другой крошечная ручка не менее очаровательной девочки помладше. А ещё на груди, в “кенгуру”, у него сладко спит малыш непонятного пола.

Не знала, что у Богдана среди друзей есть не только мажоры, но и многопапы.

— Это Влад Злобин*, я ещё желторотым первокурсником знатно покуролесил на его с друзьями съёмной квартире. Может, знаешь его? У нас учился, — шепчет мне на ухо, пока мы, минуя родственников, пересекаем гостиную.