Интриган. Новый Петербург

— Курлык!

Щелкнул взведенный курок.

— Да уж, годы дают о себе знать. Четыреста лет — не шестнадцать. Кажется, левое ухо слышит чуть хуже. Не передумали еще, ваше сиятельство?

— Не передумал, — сестра и брат пусть и ненастоящие (хотя Афину чисто по-человечески жалко), то Россия из любого мира навеки в моем сердце.

— Хо-хо. Ну, тогда последний раз — и стреляю.

— Курлык!!

Грянул грохот.

Я на всякий пожарный ощупал голову — все цело.

Обернулся — старик стоял с направленным в небо револьвером и ехидно ухмылялся.

— Что ж, — сказал он, — этого хватит. Твои намерения ясны.

Из-за домов и сараев точно призраки бесшумно выступили всадники на вороных жеребцах.

Пятеро мужчин в традиционных нарядах — кожаных брюках с бахромой и расшитых замысловатыми геометрическими узорами пончо.

С вплетенными в волосы птичьими костями и наконечниками стрел, с разукрашенными под черепа лицами. При коротких луках и копьях, с туго набитыми колчанами.

Воины ильвас обступили меня кольцом, и самый старший, с нарисованным белой глиной скелетом на голом торсе, хрипло шепнул:

— Испытание ты прошел, но веры тебе мало. Поедешь как пленник, не как равный.

— Я готов.

— Посмотрим.

Четверо повстанцев спешились и повалили меня на землю. Намертво связали ноги и руки, надели на голову непроглядный мешок и перебросили через круп, словно добытого кабана.

После чего долго кружили на месте и лишь тогда ускакали прочь быстрее ветра. И немного забегая вперед скажу, что от такой поездочки остался синяк почти не весь живот, а ребра болели так, словно отряд омоновцев охаживал их дубинками.

И все же я сумел определить свое примерное местонахождение на звук.

Первые километров пять шли ровно по мягкой сухой почве.

Затем — под небольшой уклон, и копыта все чаще стучали по мелким камешкам.

В конце растянувшейся на добрый час скачки я едва не сваливался с крупа от резкого подъема, а непрерывный стук заглушали ревущие вдали водопады.

Когда же склон стал слишком пологим, всадники спешились и отпустили жеребцов пастись у подножья.

И судя по тому, что на них не было ни стремян, ни седел, ни иной упряжи, между свободолюбивыми и гордыми ильвас и такими же по характеру мустангами существовала некая магическая связь.

Не удивлюсь, если воину достаточно свистнуть или щелкнуть пальцами, чтобы четвероногий побратим вмиг прискакал на выручку.

Путы на ногах разрезали, взяли под руки и повели в горы — все выше и выше, по узким козлиным тропкам. И такой маршрут более чем очевиден, учитывая любовь Аррана к сказке о Луне.

Возможно, он возомнил себя драконом, и потому выбрал в качестве убежища неприметную пещеру.

Возможно, причина куда прозаичнее — так проще прятаться. И опыт Афганистана не даст соврать — против разветвленной сети туннелей не сдюжит даже современная армия.

Когда добрались до места, с меня сорвали мешок и поставили на колени перед трещащим костром.

Левый охранник схватил за отросшие волосы и прикоснулся холодной сталью ко лбу, точно намереваясь снять скальп.

Правый же поднес нож к горлу — ни вдохнуть, ни шелохнуться. То ли Арран так ненавидел бледнолицых, то ли опасался моего колдовства. А скорее всего, и то, и другое вместе.

Сам вождь вальяжно сидел напротив на ворохе шкур, по-пахански раскинув ноги. Позади выстроилась личная гвардия с копьями, а к бокам жались полуголые девушки. Марк сидел поодаль со связанными руками и разбитым лицом под неусыпным надзором рослого партизана.

На вид вожак совсем молодой, тощий, с пугливым взглядом и подростковой робостью, неумело скрываемой за напускной суровостью и обилием рисунков — один другого страшнее.

Лоб покрасил в черный углем, острый женственный подбородок замаскировал густым слоем белой глины. На тонких, что палки, предплечьях — черные стрелы, на груди скрещенные кости, явно подсмотренные у лихих флибустьеров. Пират, блин, без корабля.

Ни дать ни взять взбунтовавшийся шкет, решивший доказать всему миру, что он чего-то стоит.

Совсем как тот парень из сказки. Отсюда и все эти ритуалы и пароли.

Отсюда показные понты — мол, вон я какой умелый добытчик, вон какие за мной пацаны, а от девчонок и вовсе отбоя нет.

А по факту все еще висел на шее у родителя и жрал еду, добытую тяжелым трудом, а не легендами о великих предках.

Ведь в реальности дракон схарчил бы его целиком, а не устраивал дурацкие представления.

Но чем суровей и неприглядней жизнь, тем охотней верят в мифы. И тем проще заражать этими мифами других.

— Мне сказали, ты хотел меня видеть. Что ж, говори.

Ух сколько спеси и пафоса в высоком не до конца сломавшемся голоске.

Есть школьники, которые пытаются казаться бандитами.

А есть недоросли, строящие из себя могучих вождей.

А по сути и те и другие — позеры и понторезы.

А Эйра так нахваливал сына.

Представлял чуть ли не летучим отрядом гусар в тылу Наполеона.

Впрочем, воины в самом деле выглядят сурово — взрослые, по-настоящему злобные, и все в шрамах, в том числе и пулевых.

Вот только повелись на байки хрен пойми кого. Арран, конечно, сын вождя, но должен же быть хоть малейший отбор на профпригодность.

— Я предлагаю вам настоящее дело, а не мелкие набеги, — спокойно ответил, смотря на лоб паренька.

— С чего ты взял, что мое дело — не настоящее? — с обидой буркнул малец, но потом вспомнил, что надо играть роль, и рассыпался в угрозах: — Не смей насмехаться над пролитой нами кровью! Иначе мы прольем твою!

А ведь и правда прольют — лезвие еще сильнее впилось в кожу.

Это пацанчик заигрался, а для остальных спектакль юного гангстера не понарошку.

Вожак ляпнет сгоряча — а мне скальп снимут. Надо немного сбавить обороты и градусы. В конце концов, я пришел договариваться, а не свергать власть.

Хоть и очень хотелось показать зарвавшемуся оболтусу его место.

И для этого еще будет возможность. Любит сказки? Что ж, я обращу его сказки против него самого — пусть только даст повод.

— Прости, вождь, — ответил без намека на уважение. — Но дело в самом деле серьезное. Видели форт в трех верстах к северу от плантации Хмельницкого? Там еще три огромных медных чана.