Интриган. Новый Петербург

Но и урон нанес соответствующий — то есть, никакой. Бить надо в мягкую похожую на мешок голову или глаза, однако все что видел — бесконечное переплетение щупалец, словно на меня высыпали целый вагон огромных червей.

И что самое паршивое — единственное эффективное оружие куда как быстрее прикончит меня самого, чем глубинного исполина.

Если только я не отцеплю трос от скафандра и не заякорю им тварь — тогда можно будет пустить столько ампер, что гад всплывет уже прожаренным, бери да ешь.

Оставалось понять, как это сделать, ведь трос — мой единственный шанс на спасение.

— Гектор, ты как?

— Живой… — процедил сквозь стиснутые зубы, ощущая во рту привкус соли — то ли от воды, то ли от крови.

— Поднимайте! — распорядилась Тесла. — Живо!

— Нельзя живо! — раздался едва слышный возглас бригадира. — Глубина большая. Надо поднимать медленно, иначе сосуды лопнут!

— Кессонная болезнь, — я перевел на более понятный для ученой язык.

— А то я не знаю! И что тогда? Бить его током до упора? Или ждать, пока тварь нападет снова?

По уху ударил лязг лебедки, и я медленно поплыл вверх.

— Тащим на пределе! — рявкнул рабочий.

Чем ближе поверхность, тем ярче свет. И я увидел, что осьминог — и не осьминог вовсе, а нечто… иное, хоть и со щупальцами. Вот только что именно разглядеть не успел — существо резко сжало пятнистую мантию и стрелой устремилось ко мне. Схватило, сжало и рвануло в сторону, будто рыба — наживку с крючка.

И я снова оказался в плену, с огромной скоростью увлекаемый на дно. Лебедка не выдержала рывка — то ли трос лопнул, то ли оторвалось ушко, но моя последняя связь с баржей только что оборвалась.

И это грозило куда более серьезными последствиями, чем кессонная болезнь. Ведь после резкого всплытия выжить можно, а вот после подводного танго с тварью — вряд ли. Какие там шансы, когда каждое щупальце по метру в диаметре, а это несколько тонн сухих и закаленных постоянным движением мышц.

И даже если морской силач не справится с костюмом, очень скоро я задохнусь — ведь шланги для подачи воздуха и откачки воды тоже оборвались. Самое удивительное, что тесные объятия защитили скафандр от забортной воды, а вот воздуха в корпусе — всего-то литров пять.

И при самом экономном расходе этого хватит на пару минут. Вот только ни о какой экономии и речи не шло — несмотря на опыт, я сопел, как загнанный пес, а в висках стучали уже не молоты, а японские барабаны.

Сейчас я зависел от собственных сил в лучшем случае наполовину. Если Николь догадается спустить трос или придумать нечто вроде якоря или крюка — шансы есть, а иначе с таким чудищем не совладать.

Впрочем, противник тоже не знал, как справиться с прочной стальной оболочкой. Меня опять протащили по дну и сдавили до колик в ребрах, но, очевидно, существо хотело не просто убить, а достать тушку, как мидию из раковины.

Осознав, что сжатием мякоть наружу не выдавить, тварь сменила тактику. Расправила щупальца звездой и обхватила костюм за руки, ноги и потянул в стороны, распяв меня над заваленным мусором дном.

И когда сочленения затрещали и заскрипели, верхние щупальца разошлись в стороны, словно красный занавес в кабаре. И навстречу выплыло создание, меньше всего похожее на лупоглазый мышечный мешок. Хотя глаза у него были действительно огромные.

А точнее — у нее.

Глава 28

Тело существа имело определенно женственные очертания. Узкие плечи, тонкая талия и широкие бедра, только вместо ног — толстое мясистое уплотнение, которым туловище соединялось с огромным пучком щупалец.

Отчетливо проступала и грудь, хотя создание и близко не напоминало млекопитающее. Впрочем, это мог быть рудимент или орган с иной функциональностью — ведь ее, а также живот и верх лобка покрывали тонкие перламутровые пластины, напоминающие нечто среднее между доспехом и корсетом.

Такие же чешуйки обрамляли треугольное лицо с крупными зелеными глазами. Губы тонкие и жесткие — как у рыбы, вместо носа — две узкие щелочки, а там, где у человека находятся миндалины, мерно пульсировали сдвоенные жабры.

Череп вместо волос украшала корона оранжевых полупрозрачных наростов, напоминающих перевернутую и надетую как шапку актинию.

Длинные когти выдавали опытного хищника, а когда морская дева приблизилась, я увидел ряды острых, как у пираньи зубов.

Чудище ощерилось и подплыло почти вплотную к скафандру, точно вынюхивало что-то. Но вожделенная вкусняшка потерялась, ведь пока меня трясли и таскали по дну, я выронил излучатель и понятия не имел, где именно.

Русалконог же подумала иначе (если, конечно, умела думать). Ей явно показалось, что я спрятал лакомство в костюм, а значит его неминуемо нужно вскрыть, чтобы добраться до пышущей радиацией начинки.

А быть может я поймал достаточно рентген, чтобы превратиться в закуску самому. Как бы то ни было, дева приступила к трапезе.

Наверное, я был для нее чем-то вроде краба, только в стальном панцире. А как известно, крабов едят с клешней — и первой под раздачу попала моя левая рука, как самая близкая к источнику и наиболее пропитанная радиацией. Ведь судя по изумрудному свечению радужек, дева питала особую слабость к повышенным дозам.

Я как мог расслабил мышцы в надежде, что так пострадает только костюм, а моя конечность уцелеет. Чудище тянуло медленно, как палач — жилы, и я чувствовал всем телом, как хрустят и лязгают сочленения.

Поняв, что победа близка, дева рванула изо всех сил, и сняла рукав, как перчатку. Руку тут же сковали ледяные тиски, а плечо окутали мокрые змеи.

Вода не брызнула под напором лишь потому, что плечо плотно прилегало к прорезиненному «поддоспешнику».

Но даже такого потока хватало, чтобы стремительно вытеснять и без того скудный запас воздуха. Однако мучения на этом только начинались.

Существо раззявило пасть и впилось клыками в предплечье, и пока я жмурился и скрипел зубами, с удовольствием сосало кровь.

Гул в ушах затихал. От избытка углекислого газа клонило в сон. Онемела не только прокушенная рука, но и ноги. Начался легкий (пока еще) озноб. Если ничего не изменится, смерть придет за считанные секунды. Вот только я понятия не имел, что делать и как спастись.

Сохранять сознание становилось все сложнее — не помогал даже адреналин. Казалось, организм смирился с неминуемой участью и решил даже не включать агонию.