Интро Канарейки

Никита миг помедлил. Его плечи дернулись, прижались к шее. Снова отстранился. Выудил складку брюк с моих до спазма крепко сжатых пальцев. И сделал резкий шаг, от меня, к дверям, ведущим прочь с больничной палаты… Я попыталась догнать… Но, тщетно. Дверь закрылась прямо перед моим лицом, и размытым от потока слёз взглядом я не смогла увидеть главное… Он хотя-бы обернулся?! Он посмотрел на меня?! Или же… Теперь я и правда ему не нужна?!

Облокотилась о створку… Задрожала всем телом… Стала задыхаться от всхлипов… Не верится, что они пройдут… Возможно, будет даже лучше, если они, в итоге, лишат меня возможности дышать…

Прощание

Никита

В этом чертовом подвале давно так не разило кровью… Мерзким тягостным металлом, рвотой и желчью. А я, как сумасшедший, этим запахом упивался! Мне больше и не нужно ничего… Лишь видеть их в мясо сбитые рожи! Очередной замах… Хмельная ухмылка… Завывай, ублюдок! Извивайся под моим кастетом… У меня содраны костяшки, напрочь… Я избивал больничные стены несчитанное количество часов! Больше двух суток она не приходила в сознание! И я ушёл… Ушёл с больницы, когда врачи уверили в её стабильности, как раз за этим!!!

— На, Сука!!! — за последующим ударом не послышалось даже хриплого болезненного рыка. Лишь отвратительное хлюпанье вязкой влаги. Брезгливо сбрызнул остатки с пальцев на пол, и схватил подыхающего иностранца за отрасль грязных волос. Потянул на себя, глядя сверху вниз на закатившиеся глаза. Больше я не был уверен, что меня слышат… — Ты подох?! Ублюдок… Подох, спрашиваю?! Говори… Откуда ты узнал, где нас искать?!

Как же жаль… Я не умею, когда меня срывает, я не умею контролировать себя!! Нужно было начать задавать эти вопросы раньше… Он бы ответил, однозначно! Но, мне было не до вопросов. Каждый раз, за каждым столкновением сжатой руки в металлической оправе об искаженное страхом смерти лицо, я видел перед глазами истекающую кровью Канарейку… И не видел здравого смысла. Мною обладало желание превратить сидящего передо мной на стуле Скотта в груду тухлятины и костей! И я с этим справился… Больше он вряд-ли ответит на какой-либо вопрос.

Прижал палец к пульсу, и, не обнаружив в истерзанном теле жизни, равнодушно отшвырнул тварь подальше. Он рухнул, вместе со стулом, прямо к ногам бывшего подельника. Дима… Он знал меня много лет, и потому его щуплый, дерганый взгляд, наполненный паникой и опасением, был вполне оправдан! Прежде, я таким не был… Я не любил неоправданное насилие. Убивал, конечно, но не пытал в удовольствие. А сейчас, полный восторга от вида безжизненной туши, отдалённо напоминавшей человека, я казался чудовищем даже ему! И не зря… Теперь я буду чудовищем! Больше мне ничего не остаётся…

Выудил сигарету. Подкурил. Пренебрежительно размашистой походкой приблизился к нему, попутно наступая на шею мёртвому конкуренту. Затянулся, раскурил до жара, и сунул окурок ему в рот. Дима с опаской, но принял от меня подачку в виде столь желанной порции никотина. Неуверенно взглянул в моё лицо, измазанное подвальной пылью и кровью.

— Ты жив, только благодаря многолетней дружбе. Я помню, как ты не единожды вытаскивал мою шкуру из неприятностей… Теперь, я верну тебе долг. — наклонился над ним, сунул ключ в замок на наручниках, и бросил связную цепь около затекшей от длительной обездвиженности ноги. — Уходи. И больше никогда не показывайся мне на глаза!

Обернулся, и побрел к выходу, оставляя единственного уцелевшего за сегодня человека позади.

— Никита! — вскрикнул несостоявшийся друг, звонко лязгая сорванными оковами. — Я был не прав…

— Плевать… — бросил напоследок, и скрылся за дверным проходом. — У меня последнее свидание с Канарейкой. Сейчас мне больше ни до чего нет дела…

***********

Несколько секунд топтался у её палаты, как желторотый мальчишка. Войти боялся. Врач сказал, что она в себя приходила… Кричала. А голоса не было… Господи, как мне жаль, малышка… Как мне жаль, что ты проходишь через это! И меня Радом не было… Мотнул головой. Если решил уйти — нужно смириться, что не смогу оберегать, хранить и лелеять. Возможно, однажды появится в её жизни кто-то… Дьявол! Нет! Если представлю себе это — точно отпустить не смогу! В голове картинки поплыли… Образы… Как её мягкие, нежные пальчики сжимает рука другого мужчины! Как он её волосы трогает! Как губы целует! Снова не сдержал приступ ярости, и тонкие больничные стены задрожали от силы неистового удара… Ком к горлу подскочил. Как мне её оставить?! Как уйти?!

Но, выбора нет. Эти мысли гораздо более щадящие, чем неуверенность в её безопасности. Один раз я уже держал в руках обездвиженное тело любимой, кровоточащее и такое слабое… Больше через это не пройдет ни она, ни я!

Вошёл. В небольшом пространстве палаты очень скудное, вечернее осветление. Красивое… Чарующее… Не потому, что я ценитель. Нет. Потому, что лунный мираж обрамляет бледное, мирно спящее лицо… Такое красивое! Невольно сжимаю пальцы. До боли. Мне нужна эта боль, чтобы в себя прийти! Чтобы суметь расстаться. Оставить здесь, на этой тумбочке, пакет документов. Её новую, вольную жизнь. И достойно из неё убраться. Подарить ей шанс на будущее…

Хорошо, что по старым связям подсобили. Паспорта и счета были готовы к утру, хотя изначально мне должны были их выдать не ранее, чем через две недели. С учётом ситуации это было как нельзя кстати. Я бы не смог, наверное, отпустить её позже… Сейчас тяжело, дышать не могу, а тогда и подавно не смог бы.

Прежде, чем сложить бумаги, подошёл к малышке…. С расстояния в метр обоняние начинает ощущать её ваниль. Провел тыльной стороной ладони по щеке. Какая мягкая кожа. Шёлк! Как я теперь без этого шёлка? Как проживу без её тепла? Наклонился… Дышит. Так тихо. Так спокойно. Ты проснешься, когда меня уже не будет в твоей жизни… Я навсегда с неё исчезну! И это дыхание больше не будет вторить моему… Тогда, позволь им соприкоснуться. В последний раз.

Еле ощутимый поцелуй разнёс волну тепла по телу. Губы такие мягкие… Любимые… Задержался на мгновение. Чтобы его запомнить. Сжал веки, стиснул в пальцах простынь, на которой она лежала. Родная, поверь… Это самое сложное, самое болезненное решение в моей жизни!

Отстранился. Пора прощаться. Лишь напоследок пропустил через ладонь прядь темно-каштановых волос… В лунных переливах.

Подошёл к папке с бумагами, чтобы ещё раз проверить, ничего ли не забыл. Прошерстил, осмотрел одним глазом. Всё идеально… Ведь таким и должен быть последний подарок? Ты достойна лучшего, девочка! Всегда была этого достойна!

Беззвучное рассуждение, кромешную тьму, которая ей сопутствовала, оборвало хриплое шипение. Отдалённо, оно напоминало тот привычный, ангельский голос, что стал моим личным помешательством. Теперь это то, что от него осталось… Малышка улыбнулась. Как ты можешь улыбаться мне после всего?! Как можешь, беззвучно шевеля устами, не слыша себя, так же радо меня приветствовать?! Лучше разозлись… Разрыдайся, и укажи на дверь! Так будет лучше! Мне так невыносимо больно от того, что придется разрушить мечты её хрупкого, и без того раненого сердца…

— Я лишь принес твои новые документы. Сейчас уйду. Здесь — паспорт, а также банковский счёт и карта. — я так старался сделать голос как можно более равнодушным! Каких усилий мне это стоило… В груди что-то сжалось. Всё на грани! Ведь я хочу не этого… Каждая клеточка тела рвётся к ней! Погибаю! Душа к ней рвётся! Но… Я держусь. Тем временем, как медовый взгляд наполняется режущей печалью. Как выдержать это?! Как не сдаться?!

Спешу обернуться, чтобы не показать боль в глазах. Тогда она поймет, что мне не всё-равно. Но Канарейка поднимается… С таким трудом, заставляя себя. Переступив через собственное бессилие, тянется ко мне… И падает! Я моментально реагирую, протягиваю руки, и ловлю… Она в моих руках! Я снова чувствую её! О, небо! За что ты так со мною?! Дразнишь?! Издеваешься?!