Иные песни

Господин Бербелек вздохнул, подбросил ветки в огонь.

— Это же дикари, любовь моя. Ты хоть когда-нибудь видела дикую женщину-воительницу? Или женщину-вождя? Нас цивилизация освободила от власти наследуемой морфы и вручила нам власть над гиле, мир покоряется нашей воле, и воля решает — они же, они как звери. Их можно выдрессировать, но сами они не сумеют себя переморфировать, оттого ни одна из их женщин не в силах наложить на себя Форму, дающую ей власть над мужчинами; их женщины и вправду суть «несовершенные мужчины». Их демиургосы даже не отдают себе отчета, что они — демиургосы; текнитесов убивают или делают шаманами; даже кратистосы варваров не осознают собственной морфы, их антосы — ауры случайной дикости, усиленные отражения локальных извращений кероса. Погляди на них. — Он указал тлеющей палочкой за круг фургонов, на тени, наполненные тенями темнейшими, откуда доносились стонущие песни и бормотание тихих разговоров на скрипяще-щелкающем языке. Сами костры Н’Зуи, маленькие, разожженные на сухом навозе, с зеленым и голубоватым пламенем, были незаметны отсюда. — Куда бы они ни дошли, что бы ни увидели — их невежество останется непоколеблено.

— Покорнейше благодарю, — саркастически ответила Алитэ. — А ты не мог бы просто им приказать?

— Тогда ты сразу прибежишь за следующим приказом. И так без конца. Вы должны управляться сами. У вас есть Антон. Берите пример с эстле Амитаче.

— Вот именно, — Клавдия повернулась к шатру Шулимы. — Ее они слушают. Почему так? А?

— По-о-отому что эс-эстле Амитаче — н-не женщина.

Они, нахмурившись, уставились на Попугая.

— Не скажешь ли нам, как ты сделал такое открытие? — фыркнула Алитэ.

— Не женщина — тогда кто? мужчина? гермафродит? ифрит? — смеялась Клавдия.

— Мах’ле, д-дочь бо-богини.

— Конечно, как удобно, — проворчала, подумав, Алитэ. — А у той богини не могло ли, случайно, быть и других дочерей?

Господин Бербелек не усмехался.

— Отчего ты веселишься? Только в легендах боги рождаются от богов.

Алитэ махнула рукой. Была уставшей, а Иероним говорил ей не то, что она хотела услышать. Господин Бербелек глядел вслед уходящим девушкам в печальной задумчивости. Может, отцовство вовсе и не состоит в том, чтобы воспринимать детей всерьез и с определенной искренностью, может, он ошибся с формой.

Алитэ меж тем и вправду большую часть времени проводила с Шулимой, Шулимой и Клавдией. В первую неделю, пока джурджа шла землями племен Н’Йома и Беречуте, что соседствовали с землями Н’Зуи, а значит, народы сии объединяла длинная и кровавая общая история, и пока Попугай советовал избегать любых встреч, пусть бы и самых невинных, — в первую неделю никто не отдалялся от каравана дальше, чем на несколько стадиев, как, например, нимрод во время стрелковых тренировок. Потом все же начали делать вылазки все дальше, нередко выходя на рассвете, а возвращаясь с закатом. Караван плелся со скоростью ховолов, местность изменялась очень неспешно, стеклянистые глаза негров, непрестанно обращенные на белых, тоже не делали путешествие веселее — людям хотелось вырваться хоть на миг. Африка широко раскидывала руки, огромное, сверкающее пространство призывало. Вскакивали на ксевр и мчались к горизонту. Быстро образовались группы: Шулима, Алитэ, Клавдия (обычно с Антоном и Завией); Веронии и Зенон Лотте (тоже со слугой-двумя); эстлос Ап Рек и Гауэр Шебрек — порой вместе с Зайдаром, впрочем, настолько же часто нимрод уезжал один или с эстлосом Ливием. Ливий, кроме этих случаев, не удалялся от каравана, как и господин Бербелек, но Иероним, однако, именно так исполнял Форму гегемона джурджи, а что удерживало Тобиаса?

Что до Зайдара — роль нимрода была очерчена довольно четко. С каждым стадием, удаляющим их от цивилизации, антос перса расцветал. Первыми, конечно, это почуяли животные, ксевры и хумии: они вскидывали головы, нервно фыркали, переступали копытами, стоило лишь ему появиться в поле зрения. Зато его собственные ксевры слушались нимрода подобно вернейшим псам. 23 Квинтилиса нимрод впервые взял с собой с десяток Н’Зуи, чтобы пополнить запасы дичью; вернулись еще до заката, неся разделанные с мясницкой сноровкой куски мяса элефанта. Нимрод свалил его одним громом, пуля прошла навылет сквозь лобную кость. Ночью негры вытанцевали всё, что случилось на охоте, подле большого костра. Ихмет начал одеваться по образу южных манатитов: босые ноги, черные шальвары, кожаный жилет с карманами под снаряженные заряды для кераунета, белая труфа, днем обычно так обернутая вокруг головы, что видны лишь голубые глаза и черная борода (становилась все гуще). Ночью он надевал толстый льняной джульбаб и сермовый бурнус. Собственно, только тогда его и можно было застать при караване: после заката, до рассвета. По лагерю он скользил от тени к тени, беззвучно, внезапно появляясь и без предупреждения растворяясь во мраке. Девушки твердили, что он специально их пугает, но господин Бербелек знал, что нимрод делает без какой-либо цели, не осознает своих поступков. Н’Зуи приносили Ихмету куррои, чтобы тот благословлял их. Зайдар облизывал костяные острия, со сладострастной чувственностью проводя широким языком по крючкам и заусеницам. В один из вечеров, в полнолуние, господин Бербелек подсмотрел за ним, сидящим на корточках у одного из коровьих костерков негров; нимрод откусывал сырое мясо, с громкими всхрипами глотал большие куски, кровь впитывалась в бороду. Скалящийся Н’Те подавал ему следующий кусок.

«25 Квинтилис. По верхнему броду мы перешли Таитси. Перо чуждо пальцам, трудней писать. Все становится ближе к земле. Медленно покидаем морфу цивилизации».

В ночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое, между Dies Saturni и Dies Solis, Ихмет Зайдар без предупреждения появился в шатре господина Бербелека и, присев на корточки у изголовья, пробудил его коротким тычком. Иероним инстинктивно сунул руку под одеяло. Нимрод поймал его запястье.

— Спокойно, это я.

— Вижу, — прошипел господин Бербелек. — Отпусти.

Ихмет ослабил захват.

Господин Бербелек сел. Вход в шатер был завязан изнутри, перед шатром спал Портэ, а полотно нигде не прорезано, насколько господин Бербелек мог разобрать в сиянии Луны. Он решил не спрашивать, как нимрод сюда попал.

— Говори.

— За нами следят.

— Кто, сколько, как далеко, как долго?

— Шестнадцать хумиев и верблюдов, пять зебр. Людей четырнадцать-пятнадцать. Часто разделяются, главная группа держится где-то в полудне от нас, юг, юго-восток. Двое-трое разведчиков на зебрах подъезжают ближе, осматривают тропы, опережают нас и отступают. Превосходно скрывают следы, я не рисковал подходить ближе. Это не негры, не только.

— Как долго?

— Не знаю, как минимум пять дней, мне бы пришлось оставить вас на неделю, чтобы проверить, не от самой ли Ам-Шазы.

— Разведчики сменяются здесь или при главном отряде?

— Лучше взять их в два приема. Разведчики скажут, что происходит, будем знать, чего ожидать.

— Охотятся?

— Да.

— Нимроды, аресы?

— Ни одного; или же скрываются. Но следопыты хорошие, очень хорошие.

— Знаешь, где они находятся сейчас?

— Разведчики? Пятьдесят стадиев, — Ихмет указал направление. — Разве что отправились на ночную рекогносцировку.

— Трое или двое?

— Двое.

— Ладно. Ступай, разбуди эстлоса Ливия и эстле Амитаче.

— Эстле Амитаче? Зачем?

— Нам может пригодиться ее невольница.

Нимрод встал.

— Ихмет.

— Да?

— Разве настоящему стратегосу отвечают на приказ вопросом?

Зайдар неожиданно рассмеялся.

— А разве настоящий нимрод пришел бы спрашивать, что делать с выслеженной добычей?

Он вышел, отбросив клапан шатра и разбудив старого Портэ.

Покинули лагерь под полной Луной, с тремя часами темноты про запас. Бербелек, Зайдар, Ливий, Завия. Взяли с собой трех заводных ксевр. Господин Бербелек чуть ранее отдал Н’Те через Попугая точные приказы. Всех воинов разбудить, выдвинуть посты на несколько стадиев в саванну; караван на рассвете, как и в остальные дни, отправляется в путь, дорога известна заранее; но никто не должен покидать поле видимости. При отсутствии господина Бербелека главная — Мах’ле.

Пятьдесят стадиев хороший конь преодолеет за десяток-другой минут. Ксевры вроде бы были куда лучше на более длинных дистанциях, впрочем, времени до рассвета и так оставалось вдоволь. К тому же они не могли просто помчаться на врага.

Стадиев за пятнадцать от предполагаемого лагеря они остановились и сошли со скакунов. Зайдар снял джульбаб и жилетку и без слов побежал в ночь; еще миг видели его — худощавую тень под Луной, — затем темная саванна проглотила нимрода. Стреножив ксевр, присели на землю. Огонь, конечно, было не развести, все тряслись от холода. Африка медленно, глубоко дышала во сне, травы колыхались в неторопливом ритме, усыпляющий шелест разливался над равниной, шшшшлхш, спи. В траве взблескивали глаза трупоедов. Все молчали, ждали нимрода. Господин Бербелек проигрывал в голове черные будущности, весьма убедительные в своей абсурдности: Зайдар завлек его сюда специально, не врал лишь в том, что там, в темноте, и вправду кто-то притаился — на него, на эстлоса Иеронима Бербелека, здесь и сейчас его схватят без проблем, вдали от каравана и войска, с одним солдатом и одним аресом, а их, их может быть и двадцать, застрелят его без предупреждения, потому что он поверил и дал себя завлечь в засаду, некогда он не знал сомнений, никто не смог бы соврать ему прямо в глаза и не выдать себя, но теперь —

— Двое, спят, зебры с другой стороны, пойдем, — выдохнул нимрод, вынырнув из тьмы.

Они встали, вытащили из-под седел длинные кераунеты, каждый по два, даже Ихмет. Проверили заряд, проверили молоточки и наковаленки, забросили оружие на спину, после чего двинулись за нимродом: тот навязал темп быстрого марша. Реденькая ратакациевая рощица вынырнула в ночи неровной лунной тенью. Зайдар показал на запад: зебры. Господин Бербелек кивнул Ливию. Тобиас побежал в ту сторону, заходя по широкой дуге.