Иные

Самое ужасное, что теперь Пекку держат неизвестно где, хотя он тут вообще ни при чем, — и это тоже ее вина. Она могла бы сознаться — пусть ее даже расстреляют, пусть! Лишь бы отпустили брата. Но Пекка, в спешке пакуя вещи в их коммуналке, стоял на коленях у ее кровати и умолял молчать — молчать и держать марево в узде. «Руки есть — работа найдется, — говорил он. — Ты, главное, меня слушай, и все будет хорошо. Ты, главное, никогда так больше не делай».

Разве можно ослушаться старшего брата — родную кровь и единственного защитника?

Разве можно сдержаться, когда марево захлестывает с головой?

Это противоречие разрывало ее на части. Иногда ей хотелось совершить с собой самое страшное, только чтобы прекратить эту муку.

Ильинский остановился у железной двери, отомкнул ее ключом, одним из десятка на своей связке, жестом пригласил Аню пройти. Осторожно Аня зашла в комнату — крошечную, метра два на два. В противоположной стене было вырублено большое квадратное окно с мутным стеклом. По ту сторону стекла угадывалась практически такая же комната. В ней находился человек. Узнав его, Аня вскрикнула и бросилась к стеклу, прижала ладонь.

— Пекка!..

Он тоже коснулся мутной поверхности черной, измазанной в мазуте рукой, потом показал ей трубку, поднес к уху. Аня нашла аппарат со своей стороны и сделала то же самое.

— У вас две минуты, — сказал за ее спиной Ильинский.

— Как ты? — затараторила Аня в трубку. — С тобой все хорошо? Тебя не били?

Пекка покачал головой:

— Нет, Анни. Все хорошо. Вроде сегодня выпустят. Сказали, буду как-то отдавать долг Родине, но это не страшно.

— Меня водили на обследование, — зашептала Аня, боясь, что Ильинский ее остановит. — Сделали снимки головы и разное другое. Предложили какое-то время пожить в… санатории, понаблюдаться… Но я не останусь, если тебе навредят!

— Анни, за меня точно не бойся. — Пекка улыбнулся и тихонько погладил стекло там, где была ее раскрытая ладонь.

— Мне нужно точно знать. — Аня обернулась к Ильинскому. — Я смогу ему писать?

— Да-да, конечно, — рассеянно ответил Ильинский. Он стоял, прислонившись к стене, и делал вид, что совсем не интересуется их разговором. — Лиза тебе принесет все нужное. — Он посмотрел на наручные часы. — Ну, нам уже пора. Прощайтесь.

— Ты помнишь, что обещала мне? — спросил Пекка настойчиво.

Аня коротко кивнула. Уж этого-то она не забывала ни на секунду — если не считать разговор у следователя Лихолетова.

— Хорошо.

Пекка тоже кивнул и положил трубку, но ладонь не убрал. За его спиной возник мужчина в таком же, как у Ильинского, белом халате, только лысый и с пустым непробиваемым лицом. Он крепко взял Пекку выше локтя и выволок из переговорной. Ильинский похлопал Аню по спине, и она пошла сама.

— Хорошо, Александр Иванович… Я буду сотрудничать, — сказала, когда они поднялись на громыхающем лифте и вернулись в кабинет Ильинского.

— Рад это слышать, — отозвался он, растянув губы в болезненной улыбке.

Сидя за своим массивным столом из цельного дуба с зеленым сукном и резными львиными ногами, он казался куда опаснее, чем в сырых катакомбах. Ильинский бросил взгляд за спину. Там, на стене, висело бессчетное множество часов, от простых ходиков с кукушкой до массивных и золоченых, еще имперских. Все они исправно шли, и стрекот механизмов напоминал пошивочный цех, который теперь казался Ане далеким и пустым сном.

— Время уже позднее. — Ильинский кисло растянул губы, отвел взгляд. — У меня еще дела. Я вызову Лизу. — Он поднял телефонную трубку и набрал короткий внутренний номер. — Она тебя проводит и устроит… Лиза? Лизочка, дорогая, зайди ко мне, будь так любезна. Анечку нашу надо бы расположить с комфортом… Да-да. А это все завтра. Жду.

Он положил трубку, переплел пальцы и уставился на Аню изучающим взглядом, будто умел смотреть насквозь, как рентген.

— Спасибо вам за Петю, — сказала Аня, чтобы избавиться от изматывающего ощущения, словно ее препарируют взглядом.

— Ну что ты, — ответил Ильинский. — Хотел бы я сделать больше, но мое влияние, к сожалению, ограничено только моей компетенцией. По крайней мере, он будет жив.

— Это уже немало.

— Зря они тебя сразу не доставили сюда. Ты, наверное, там натерпелась. — Ильинский кивнул в сторону окна, за которым в поздних сумерках темнело высокое, в восемь этажей, серое здание, куда ее и Пекку привезли несколько часов назад. — Мне когда про тебя рассказали, я сразу все понял. Ты же ни в чем не виновата. И Петя тоже не виноват. Но вот такие это люди. Страшные. Лучше тебе здесь побыть, пока все не уляжется. Поможешь нам… в исследованиях. Снимки твоего мозга… Они очень интригуют. О, а вот и Лиза!

— Александр Иваныч… — Невысокая полноватая женщина в белом халате вошла, шумно отдуваясь, будто всю дорогу бежала. Она радушно улыбнулась Ане: — Ну что, отпускаете?

— Отпускаю, отпускаю! — засмеялся он и замахал руками на Аню, прогоняя. — Идите. Лизочка, ты знаешь: на минус третий, и пока контроль. А там видно будет.

— Бумага, карандаш, — напомнила Аня.

— Да, чуть не забыл! — Ильинский засуетился, выдвигая ящики стола. — Где ж они… А, вот. — Он протянул Ане чистые листы, конверты и красный карандаш. — Почтовый день — четверг. Сам я вряд ли смогу забирать у тебя письма, так что отдавай Лизе, она все мне передаст, а уж я — дальше. Ну все, спокойной ночи!

Аня вышла из кабинета следом за Лизой, прижимая к груди бумагу. Лиза повела ее другим путем, но тоже вниз — по широкой винтовой лестнице. Высокие окна сменились маленькими оконцами, в которые было видно автомобильные колеса, а еще этажом ниже никаких окон уже не было. Аня снова оказалась под землей.

Лиза привела ее к очередной массивной двери в очередном блеклом, больничного цвета коридоре. Распахнула дверь, и Аня зашла в комнатку немногим меньше той, в которой они с Пеккой ютились в общежитии. Здесь стояла металлическая, выкрашенная белой краской кровать с высокой спинкой, на которой стопкой лежали чистая ночнушка и халат. У кровати — тумбочка, напротив — стол с табуретом. Под потолком — решетка вентиляции. А больше ничего. Вместо окна над столом висела картина: голубое небо, желтое поле. Ане показалось, она уже где-то видела этот пейзаж.

— Ну вот, устраивайся, — подбодрила ее Лиза. — Отдыхай пока, набирайся сил.

Она закрыла дверь, и через секунду Аня услышала, как в замке поворачивается ключ — один оборот, другой.

Аня припала к двери, дернула ручку: заперто.

Вдруг стало нечем дышать, будто в воздухе повисла тяжелая дымная пелена. Горло свело, запершило. Послышался треск горящего дерева, потолочных балок — как в детстве, вот-вот рухнет…

Она снова была в ловушке, посреди огня, дыма и пепла. Огненный змей сжал вокруг нее кольцо, но теперь рядом нет Пекки, чтобы ее спасти.