Инженер Петра Великого 6

Команду для этого рискованного предприятия я подобрал под стать задаче. Она состояла из одного человека.

— Василий, — обратился я к Орлову, который уже устраивался на платформе. — Ты в этой поездке — мои глаза, уши и, если понадобится, кулаки.

— Не извольте беспокоиться, Петр Алексеевич! — гаркнул он, его лицо расплылось в счастливой мальчишеской улыбке. — Прорвемся!

Его оптимизм подкреплялся внушительным походным рюкзаком, подозрительно тяжело и мелодично звякнувшим при каждом движении.

— Что там у тебя, сокровища? — хмыкнул я.

— Почти, ваше благородие, почти, — подмигнул он. — Душевное спокойствие в жидком виде. Для долгих зимних вечеров.

Перед самым отъездом подошел Алексей. Молча протянул мне тяжелый, запечатанный сургучом пакет.

— Здесь полный отчет по делам «Казны» для отца, — сказал он. — И… вот.

Затем он сунул мне в руку небольшой увесистый кожаный кошель.

— Это из моих личных. На непредвиденные расходы. Мало ли что.

Я хотел было отказаться, но, встретив его серьезный, взрослый взгляд, понял, что этот жест не про деньги. А мальчишка растет. Меня даже гордость берет за него.

— Спасибо, — коротко сказал я. — Справитесь же тут без меня?

— Справимся, — твердо ответил он. — Не изволь беспокоиться, наставник.

Я забрался на свое место, сел за рычаги. Мощные паровые двигатели взревели, гусеницы с лязгом вгрызлись в наст. Орлов, уже вскочив на платформу, победно вскинул руку, прощаясь с оставшимися. «Леший», оставляя за собой две глубокие, невиданные доселе колеи, двинулся к воротам.

Середина февраля 1707 года. Впереди — сотни километров заснеженных просторов, путь к армии, к Императору. Мой первый отпуск в этом мире.

От автора: ставьте ? если есть желание читать продолжение этой истории в 7 томе. Автору нужно понимать, надо ли это Читателям)))

Глава 16

Когда ворота Игнатовского окончательно растворились в снежной пелене, я впервые за много недель полной грудью вдохнул воздух свободы. Не той эфемерной, что дарует власть или чины, а настоящей, инженерной — свободы творца, оставшегося один на один со своим детищем. Под моими ладонями вибрировали холодные рычаги, в унисон им тяжело дышали два паровых сердца, а гусеницы с хищным лязгом вгрызались в плотный, искрящийся наст. Многотонная махина, прозванная нами с Нартовым «Лешим», послушно ползла вперед, оставляя за собой две глубокие, невиданные в этих краях колеи. Пожалуй, это и был мой первый настоящий отпуск в принципе.

Морозный воздух, пропитанный запахом раскаленного металла и горьковатым дымом древесного угля, пьянил посильнее любого вина. Каждый толчок и вибрация стальной палубы отзывались в теле знакомой, почти родной дрожью — сейчас я не был бригадиром или наставником наследника, а был просто водителем, человеком, заставившим мертвое железо подчиниться своей воле. Первые дни пути обернулись сплошным, непрерывным триумфом. Наш «Леший» шел по заснеженному тракту, играючи преодолевая сугробы и овраги, в которых любой конный обоз увяз бы намертво. Он не ехал — он несокрушимо плыл над этим белым безмолвием, и его мощь казалась абсолютной.

Рядом на платформе, закутанный в тулуп до самого носа, Василий Орлов походил на мальчишку, которому подарили самую невероятную игрушку на свете. Он, как заведенный, то свешивался с края, со щенячьим восторгом пялясь на работу гусениц, то подбегал ко мне, силясь перекричать клацанье гусениц.

— Петр Алексеич, а ведь он, чертяка, прет! — орал он мне в ухо, и его раскрасневшееся от мороза и азарта лицо сияло. — Да на такой телеге мы до самого Царьграда доедем, и султан нам ключи от города на блюде вынесет!

С наступлением сумерек наш «Леший» затихал, и мы разбивали лагерь прямо у тракта. Пока я, поглощенный своим механическим божеством, проверял натяжение цепей и уровень воды в котлах, Орлов брал на себя роль заправского интенданта. Из его, казалось, бездонного походного рюкзака на свет появлялись копченое сало, краюха ржаного хлеба и заветная фляга с мутноватой жидкостью, гордо именуемой «душевным спокойствием». За ужином, под бездонным зимним небом, мы вели неспешные беседы. Увлекшись, я чертил ему на снегу палкой баллистические схемы, на пальцах объясняя параболу полета пули. Он же, в свою очередь, делился премудростями выживания в зимнем лесу: как по треску веток определить приближение зверя или как разжечь сырые дрова с помощью трута и кресала. В эти часы стирались все чины и звания.

Представление, как я и рассчитывал, началось на второй день. Утром, осушив кружку с взваром, Орлов поднялся с нарочито деловым видом.

— Ваше благородие, дозвольте отлучиться, — произнес он, поправляя на плече фузею. — Надо бы вперед пройтись, дорогу разведать, нет ли где бурелома или волчьих ям. Да и местность уточнить не мешало бы.

На моем лице не дрогнул ни один мускул. Старый вояка де ла Серда, разумеется, не отпустил меня в одиночное плавание, это и Изабелла подтвердила. Где-то там, в лесной чаще, параллельным курсом двигался его «летучий отряд», и мой верный спутник отлучался на самый настоящий координационный совет. Он, как заместитель капитана, был в курсе всего плана от и до.

— Иди, Василий, — кивнул я. — Дело нужное. Только будь осторожен. Лес, видишь, какой густой. Смотри, не наткнись на какого-нибудь случайного путника. Мало ли кто тут бродит.

— Понял, Петр Алексеич, — Орлов встретил мой взгляд, и в его глазах мелькнула хитрая искорка. — Буду глядеть в оба.

С этими словами он растворился между заснеженными елями. Спектакль начался.

Вернулся он часа через два, когда низкое солнце уже начало золотить верхушки деревьев. Из леса вышел спокойный, рассудительный, с видом человека, выполнившего неприятную, но необходимую работу.

— Ну что, разведчик, — поинтересовался я, делая вид, что по уши занят смазкой подшипников. — Как там дорога?

— Дорога как дорога, ваше благородие, — ответил он, отряхивая с тулупа снег. — Версты на три вперед чистая, а дальше — один леший разберет. Лес густой, тишина, аж в ушах звенит. Ни души.

Он мастерски выдержал паузу, а затем добавил с напускной досадой в голосе:

— Разве что дятел один попался. Стучал, зараза, так гулко, прямо как копыта по мерзлой земле. Всю дичь распугал.

Уголки губ сами собой поползли вверх. Каков хитрец! Не просто отчитался — подал сигнал. «Дятел», вот ведь придумщик.

— Жаль, — протянул я, вытирая руки ветошью. — Стало быть, снова солониной ужинать будем. А ты, Василь, впредь осторожнее. В другой раз и впрямь наткнешься на что-нибудь. Неровен час, лоси тут бегают с киверами на рогах.

Киверы, кстати, были отличительной чертой именно моего «Охранного полка», в армии он еще не был введен.

Орлов крякнул в густую бороду, пряча усмешку.