ИНЖЕНЕР
Шрифт:
– Вот именно поэтому, наш второй прибор я никому больше и не показывал – целее будем. Налейте-ка мне рюмашку. Выпьем за наши, никому не нужные успехи!
Выпили, крякнули – на этот раз коньяк оказался какой-то ядреный, помолчали.
– Ну что ж, кое-каких успехов добились: усовершенствовали прибор определения источника звука в воздухе, добились того же при прохождении сигнала под землей…
– Сыровато, правда…
– Зато, дополняя первый, делает систему абсолютно точной. Это, что касается пассивных звукоулавливателей. Посылая сами звуковые сигналы, получили картинки на экране, и, что особенно фантастично – в вашей и моей головах. Примерно такие же, как у наших славных слепых ребят.
– Кстати, иногда картинка была
– Да, но над этим придется еще много поработать. Здесь пока не все ясно. Откровенно говоря, здесь ничего не ясно и каким образом происходит преобразование звукового сигнала в видео картинку в наших головах мне вообще не понятно.
– Совсем?
– Совсем! Когда звуковые импульсы переходят в импульсы нервных клеток головного мозга – это всего лишь теория. Для меня этого недостаточно. И это я понял, разговаривая с тем мужиком из Кузбасса, которого завалило в шахте и три дня откапывали, и этого пацана – Юрия: велосипедиста, пианиста, шахматиста и вообще, хорошего парня.
– А что с ними не так? Вроде вы мне Сережа ничего не рассказывали!
– А зачем мне было вас отвлекать от работы? С толку сбивать! Ведь мы с вами работали над звукоулавливателями! А дело в том, что они как раз никаких звуков не издавали!
То есть, как?
А вот так! Говорят: «чувствую я, дядя Сережа, куда еду». Понимаете? Чувствует – а объяснить не может. Все видит – а объяснить не может. Вон… даже цвет галстука различил, у того чмошника, что из Ленд Ровера вывалился – а как объяснить… не знает. « Вижу, дядя Сережа, и все»! И еще – он обо мне… все – все знал! Поэтому, так доверительно со мной и разговаривал. Они вообще не издают ни инфра, ни ультра, ни каких либо других звуков. Но при этом, будучи слепыми, все видят.
– Эта задачка не по нашей зарплате, как вы говорите. Давайте оставим ее будущим поколениям.
– Или нашим институтским дамам, даром, что ли они у нас все кандидатские поназащищали? Вон, Шустрик лежит – все слышит, все видит… только объяснить не может.
– Может, и он о нас все – все знает? Как вы думаете?
– Наверняка. Коты, или кошки, в человеке такое чувствуют, что он даже сам в себе этого не подозревает. Вообще… человек недостоин того мира, который предоставлен в его распоряжение. Поэтому наши чувства столь ограничены, по сравнению с животными – для нашей же безопасности.
ГЛАВА 14
С тех пор прошло три года.
Вечером Сергею, на работу, позвонила мама, и попросила его зайти в магазин, рядом с домом, и купить хлеб. Она так и не сумела сделать это днем, т.к. в ванной потребовалось устранить протечку, и она, сначала, долго дозванивалась в ЖЭК, потом ждала сантехника. Он обещал прийти еще утром, часов в одиннадцать, но пришел, когда время клонилось к четырем вечера – молодой, энергичный и уже немного пьяный. Стал что-то затягивать, сорвал и вода полилась уже маленьким ручейком. Он несколько раз бегал в ЖЭК за какими-то частями; залил весь пол в ванной водой, и еще боролся со стихией, когда Любовь Николаевна, наконец, решилась позвонить сыну.
Трамвай останавливался совсем недалеко от их любимого магазина, и Сергею не составило никакого труда туда зайти. Он только был неприятно удивлен, когда погрузив в тележку хлеб, гречку, сахар и апельсины, только у самой кассы обнаружил у себя отсутствие денег. Такое случилось с ним впервые в жизни, и от неожиданности он растерялся. Человек он был нетребовательный, поэтому и денег-то с собой сколько-нибудь больших никогда не носил – так… мелочь больше. На одежду тоже не обращал никакого внимания; поэтому вещи носил долго, лет по двадцать и если бы не мама, то до сих пор ходил бы во всем студенческом. В этой изрядно поношенной, но мягкой и очень удобной одежде, он был уверен, что не привлекает к себе ничьего внимания, и никакой ценности для трамвайных воров не представляет. Таким образом, с чисто научной точки зрения, вероятность, что его обворуют,
приближалась к нулю в бесконечности, но теперь, как он догадался, теория резко разошлась с практикой. В науке это ничего… это бывает. Поэтому он спокойно, как во время научного эксперимента, откатил тележку с продуктами от кассы и стал неторопливо, но обстоятельно проверять карманы брюк, рубашки, куртки. Ничего не найдя, еще раз прошелся по всем карманам, и начал было уже дивится на такое странное обстоятельство, как к нему подошла девушка и тихо шепнула:– Извините, но вас обворовали. Я все видела, но испугалась.
Он поднял глаза. Рядом с ним стояла невысокая, очень симпатичная девушка, с тележкой, доверху набитой туалетной бумагой, и участливо глядя на него большими глазами, печальным голосом рассказывала: « как она все видела, но вмешаться не решилась, хотела закричать, но горло перехватило, хотела подойти, но ноги отказали, что сейчас ей стыдно за этот ужасный, недостойный страх». Она протянула руку, и почти насильно, всунула в его кулак недостающую сумму, решительно сказав: « что виновата, что зовут ее Рита, деньги ни при каких условиях не возьмет, а живет здесь, совсем недалеко, и если он захочет, сможет вернуть ей деньги в любой момент».
– Да, в любой момент… что вы смотрите? – вдруг обратилась она к двум теткам, стоявшими рядом со своими тележками и с любопытством слушавшими все это захватывающее повествование, – Что вам… кино что ли? Идите домой – там смотрите!
Когда обе тетки удалились, Сергей было попробовал вернуть деньги, но Маргарита была тверда, как скала и непреклонна – и деньги взять отказалась.
– Вы ведь можете мне деньги вернуть, хоть завтра, я как раз, в это время здесь бываю, – в ее глазах что-то на мгновение сверкнуло, но, быстро прикрылось скромно опущенными длиннющими ресницами.
В Сергее на мгновение шевельнулась осторожность бывалого холостяка, но быстро погасла. Уголки губ ее чуть дрогнули, еле заметной улыбкой… но на мгновение. Осторожность еще раз шевельнулась, но теперь уже погасла окончательно. Все было на ее стороне: и благородство поступка, и красота, и некоторая напористость, но так… чуть-чуть, да и вообще – деньги оказались очень кстати. Они вышли из магазина, он спросил ее адрес. Действительно – совсем рядом. Он поблагодари ее от всей души, пообещал, что завтра, в восемь часов вечера, в этом самом магазине вернет ей деньги и, весело покачивая тяжелыми пакетами, устремился домой… к маме. Девушка же, с двумя пакетами, наполненными туалетной бумагой, с некоторым удивлением посмотрела ему вслед.
За чаем, всегда спокойные Рукаловы, перебивая друг друга, с увлечением рассказывали невероятные приключения прошедшего дня. Но если происшествие Любови Николаевны было хоть и неожиданное, но вполне житейское, то происшествие с сыном она выслушала более чем внимательно. Она, действительно, всю жизнь мечтала, чтобы ее сын женился, но когда ему перевалило уже далеко за пятьдесят, поняла, что уже все, поздно – внуков она уже не увидит. Переживавшая за него всю жизнь, и внезапно осознавшая этот факт, вдруг как-то даже успокоилась и – смирилась. Поэтому, это событие должно было бы ее обрадовать, несмотря на его незначительность и эфемерность, но Любовь Николаевна была мудрая женщина… и знала жизнь… и женщин.
– Она тебе сама деньги предложила? – спросила она нахмурившись.
– Да мам, ты представляешь, я главное стою, что делать… вообще не представляю – положение глупейшее, и вдруг она, как говорится: «средь шумного бала – случайно»!
– Адрес сама дала, или ты сам попросил?
– Не помню мам, нет…. Сейчас вспомню: так, мы вышли, я еще ее успокаивал, чтобы он не волновалась!
– Ты ее еще и успокаивал?
– Ну да, не каждый день увидишь, как у кого-то деньги вытаскивают! Бедная, я ее, помню, как мог, утешал. Пообещал, что деньги верну. А она только рукой махнула! Представляешь, какое благородство, какая широта души – у столь прекрасного создания!