Иоанн Грозный

Сделав необходимые распоряжения для государственной безопасности, поставив значительную речную рать на Волге на обуздание мятежной черемисы, колеблющейся Астрахани и беспокойных ногаев, поручив донским казакам действовать против Тавриды, Иоанн готовился навсегда решить судьбу Ливонии.

Настал 1577 год. Вдруг внешний фавор отвергся небывалой дурной погодой, неслыханными зимними бурями и метелями. Балтийское море покрылось остатками разбитых штормами кораблей. Жители Нарвы беззвездными ночами слышали по реке отчаянные крики о помощи, где-то блистали огни, но к причалу волна прибивала лишь жалкие щепы. Англичане и голландцы постановили до лета не являться к нам.

Иоанн же гнал полки к Ревелю, покрывал заснеженные пространства трупами замерзших, оставлял утопших в промоинах форсированных рек. Ревельцы ждали вспоможения из Швеции. Но королевские корабли, бились бурями.

Ревельцы (таллинцы) ободряли себя памятью о 1571 годе, то есть поражением Магнуса. С гарнизоном шведского генерала Горна хладнокровно ждали русских. В новую осаду главными царскими воеводами были назначены юный князь Федор Иванович Мстиславский и старший из московских полководцев - Иван Васильевич Шереметьев-Меньшой, брат бежавшего из-под Молоди Федора Васильевича. Кляня семейный позор, он обещал царю, что либо возьмет Ревель, либо сложит голову.

Тяжелым огнестрельным снарядом командовал князь Никита Приимков-Ростовский. Под его началом имелось достаточно осадных орудий с немецкими и шотландскими пушкарями. 23 января подошли к городу. С того дня пальба изо всех наших укреплений и подведенных башен продолжалась шесть недель и - без успеха особого. Церкви и дома в Ревеле загорались, но жители успевали тушить. Отвечали на пальбу пальбою. В частых вылазках не раз брали верх, так что число россиян от битв, холода и болезней значительно уменьшилось.

Шереметьев сдержал слово: не взял города, но положил свою голову, сраженный пушечным ядром. Тело воеводы отвезли в Москву вместе с добычей и эстонскими и финскими пленниками – князь Мстиславский, несмотря на двухлетнее перемирие с Финляндией, под шведской короной сохранившей право войны и мира, посылал наших татар через лед залива опустошать ее землю.

Для устрашения ревельцев и ободрения своих московские воеводы распускали привычный слух: к Ревелю едет сам царь с сильным войском. Но эстонцы знали от перебежчика мурзы Булата, что то не так: царь опять в Москве, в русских же полководцах иссякла бодрость, в воинах нет доверия, все нетерпеливо ждут отступления. Предложения воевод, с каждым днем более умеренные, Ревельский городской совет отклонял. 13 марта русские зажгли стан, и, велев сказать ревельцам, что уходят ненадолго, ушли совсем.

Следствием вторичного эстонского торжества стало опустошение всех московских владений в Ливонии. Не только шведы и немцы, но и эстонские крестьяне везде нападали и гнали московитов. Явился сын ревельского монетчика Ив Шенкенберг, прозванный Ганнибалом за смелость. Предводительствуя толпами вооруженных земледельцев, он взял Виттенштейн, сжег Пернау, очистил несколько городков и замков в Ервене, в Вирландии, близ Дерпта. Злодейски мучил и убивал русских пленников и тем будил жестокую царскую месть. Российское войско, столь неудачно осаждавшее Ревель, было только передовым отрядом.

Весной Иоанн с обоими сыновьями снова прибыл в Новгород, второй после Москвы город России. Там и в Пскове соединились прибывшие ратные силы: черкесы и усмиренные ногаи, мордва и татары, князья, мурзы, атаманы – наконец, все воеводы, кроме сторожевых, оставленных блюсти границу от Днепра до Воронежа. Заместителем Иоанна и старшего царевича выступал Касимовский царь Саин-Булат, который по крещении именовался Симеоном Бекбулатовичем, великим князем Тверским и уже посидел на московском троне, величаясь не иначе, как русским государем, о чем отдельная история. Князья Иван Петрович Шуйский, Василий Сицкий, Шейдяков, Федор Мстиславский и боярин Никита Романович Захарьин-Юрьев, то есть Романов, предводительствовали, каждый, полками.

15 июня покинув Новгород, царь пошел в Псков. Тут приехал к нему объявленный Ливонским королем Магнус. Замечая мощь московского войска, он все же сомневался в успехе, строил собственные планы, окончательно не веря тестю. Государь дал Магнусу дружину немецких наемников и велел идти к Вендену. Сам 25 июля вступил в южную Ливонию, протекторат не шведов, но поляков.

Не готовый к обороне, первый польский воевода Хоткевич, бежал, за ним – другие. Московиты в несколько дней взяли Мариенгаузен, Луицен, Розиттен, Дюнебург, Крейцбург, Лаудон. Защитники городов, поляки, литовцы, немцы, не противились, молили о милосердии. Сдававшихся объявляли свободными, медливших брали в плен для выкупа. Большой ливонский поход освящали крестные ходы в каждой крепости. Монахи, белое духовенство и воины ходили с крестами, иконами и хоругвями по улицам, дымом благовонных курильниц и окроплением воды очищали стены зданий и внутренности от духа католичества и Лютеровой ереси. Праздник победы шумел и по всей стране.

Исключительно разорив вдруг засопротивлявшийся Лаудон, Иоанн отрядил воеводу Фому Бутурлина к городу Зесвегену, где гарнизоном командовал брат изменника Таубе. Россияне овладели посадом, но в самой крепости немцы Бутурлин засели на смерть. Государь приехал лично и велел разбивать стены из пушек. Случился пролом, наши вошли. Привели взятых немцев. Им не было прощения. Знатнейших посадили на кол, других повезли продавать татарам в неволю.

Берсон и Кальценау покорились тоже безоговорочно. Желавших уехать немцев Иоанн отпустил с семьями в Курляндию.

Магнус не уставал брать спокойные города. Ему сдавались охотнее. «Хотите спасти жизнь, свободу, достояние? – писал он к ливонцам: - Покоритесь мне или увидите над собою московский меч и оковы». Жители, предпочтя его Иоанну торжественно провозглашали в ратушах и на площадях Магнуса Ливонским королем. Торжественно передавали крепостные ключи. Магнус вступил в Кокенгузен, Ашераден, Ленвард, Роннебург и иные городки. Открыли ворота Венден и Вольмар, где граждане выдали знатного воеводу Стефана - князя Александра Полубенского. Голова Магнуса закружилась. Он явственно ощущал, что Ливония никогда не подчинится Иоанну внутренне, внешние же оковы станут непродолжительными. Его же, Магнуса власть, власть иноземца над иноземцами, может стать долгой. Магнус понимал ливонцев без слов. Иоанну же никакие переводчики не помогали договориться. Меж ливонцами и московитами существовало природное отторжение. В письме Магнус в легкомысленной гордости извещал царя о бесчисленных бескровных победах. Сговорившись с ливонцами, почти требовал, чтобы россияне более не беспокоили страну, войска вывели даже из Юрьева (Дерпта), ибо в Ливонии, не по Иоаннову ли собственному обещанию, по женитьбе принца на царской племяннице, теперь правит он - Магнус. Царю зачитали послание в полевом лагере и он подивился. Боярские воеводы втайне возликовали. Мало было измены Таубе и Крузе, чтобы опять довериться иноземцу! Надо было отвергнуть законы смертного естества, чтобы не предполагать, что дочь изуверски казненного Владимира Андреевича не перестанет в супружеской постели убийцу отца оговаривать.

Государь, молчавший на донесенья о сношеньях Магнуса с панами, закипел гневом, когда осознал неблагодарное письмо. Велел немедля повернуть войско к Кокенгузену. Там разоружили полусотню Магнусовой дружины. Царь продиктовал зятю следующее: «Вассалу нашему, королю Магнусу. Я отпустил тебя из Пскова с дозволением занять единственно Венден, а ты, следуя внушениям злых людей или собственной безрассудности, хочешь всего. Знай: мы недалеко друг от друга. Управа легка: имею воинов и сухари, а более мне ничего не надобно. Или слушайся, или, если ты недоволен городами, мною тебе данными, иди за море в свою землю. Могу отправить тебя и в Казань, а Ливонию очищу и без твоего содействия».

Послав воевод своих в Ашераден, Ленвард, Шваненбург, Тирсен, Пебальге, царь два дня отдыхал в Кокенгузене, где предавался беседам с приходским пастором о вере Евангелической и даже находил в ней преимущества, но едва не предал казни апологета, когда, тот расслабленный обхождением, позволил себе уравнять Лютера с апостолом Павлом.

Узнав, что крепости южной Ливонии не противятся нашему войску, Иоанн выступил к Эрле, пленил жителей за то, что мешкали сдаться, и устремился к Вендену. Одновременно Богдан Бельский пехотой окружил Вольмар. Там предводительствовал сановник Магнуса Георг Вильке. Крепость считалась важнейшей. Внутри сидел служивший полякам Курбский с домочадцами и прислугой. Не желая отягощать привечанием Магнуса, Курбский тут же выехал.