Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Иоанн III Великий. Исторический роман. Книга 1, часть 1—2
Шрифт:

– А я тебе так скажу: на Божье дело станешь жалеть – больше потеряешь. Если бы наши предки перед началом каждого строительства рассуждали о нужде да о трудностях, до сих пор на Руси ни одного бы храма приличного не было. Ты начни только, все Бог пошлет – и удачу, и деньги. Вон матушку твою Марию Ярославну в пример тебе поставлю. Нигде не ходила, не кланялась, не просила. На свои деньги церковь Вознесения как перестроила?! Любо-дорого посмотреть – стоит, как невеста нарядная, сердце радует. И мастера завидного Ермолина отыскала, и каменщиков умелых…

– Отец мой, не хвали ты меня так уж, – молвила, наконец, и Мария Ярославна, – сыновья ведь тоже мне помогали, в государевых мастерских камни-то точили да кирпичи обжигали! Да и остальное все – как бы я без них?

– Да знаю я, конечно, княгинюшка, знаю, что горячусь, но душа-то болит. Словом, наворчал я на вас, а теперь решение свое скажу. Хороший храм

хороших средств стоит. Понимаю, что негоже все на одного государя сваливать. Да и мне одному такое дело не потянуть. Решил я объявить сбор денег на возведение первого и главнейшего храма московского по церквам и соборам, по всем монастырям русским. Хочу не только о себе память оставить. Хочу, чтобы каждый русич, который поднесет свою копеечку на храм, знал потом, что и его доля труда есть в том творении Божьем и человеческом. И чем красивее и величественнее получится собор, тем больше будет гордость народная, а значит, и любовь к земле своей. Вот так я решил! – Владыка с наивным пафосом стукнул посохом об пол и, опираясь на него, начал подниматься.

– Не спеши, отец мой, и у меня к тебе тоже дело есть, – приостановил его Иоанн.

Увидев, что митрополит вновь опустился на стул, но все еще продолжает сидеть торжественно насупившись, великий князь решил поднять ему настроение:

– Позволь мне, владыка, первый взнос сделать на строительство храма, выделю из казны пятьсот рублей – два с половиной пуда серебра. Потом, по возможности, еще добавлю.

– Вот это дело! – подобрел владыка.

– А теперь скажи, отец мой, – перешел великий князь на шутливый тон, – какие это у тебя тут доносчики в моих хоромах затаились? Кто тут мои тайны великие выдает?

– Так эту твою тайну пол-Москвы знает. Давно уж москвичи обсуждают, на ком их молодой красивый государь оженится. О греческой-то невесте давно слух прошел – бояре ж не немые. Ты с ними здесь посоветовался, они дома с женами поделились – вот тебе и весь секрет! А увидевши пышный фрязинский караван с провожатыми, по городу важно проплывший, только спящий мог не догадаться, что посол с результатом прибыл. И пошла новость гулять… А ко мне она с князем Ряполовским пожаловала. Я с ним в храме о новом соборе говорил, он тоже пообещал пожертвование сделать. Сказывал, невеста Фрязину понравилась – приятная, обходительная, нашу православную веру чтит, и преданность ей изъявляет. Похвально это, да только что-то сомнение меня тут гложет. Ведь воспитывалась и проживает она под крылом самого кардинала Виссариона! А знаешь ты, кто этот самый кардинал?

– Ну, в общем-то, конечно!

– Вот то-то, что «в общем». Ты, конечно, слышал о восьмом вселенском соборе в Италии? Там, как ты знаешь, в основном один вопрос решался – об объединении католической и православной Церквей. Очень уж хотелось тогдашнему папе Евгению IV собрать все стадо христиан под своим башмаком. Но прежде ему надо было убедить весь свет в превосходстве догматов латинской веры над греческой. С этой целью папа организовал прения, диспуты меж представителями этих Церквей. Так вот, от православных, кроме нашего Исидора-изменника, выдвинули еще двоих – преданного своей вере Марка Эфесского и вот этого самого, достаточно молодого еще тогда, Виссариона, архиепископа Никейского. Говорят, спорили они долго, но благодаря именно Виссариону, да нашему непутевому Исидору православные уступили, во всем согласились с католиками, и состоялось мнимое объединение Церквей. За такую услугу папа наградил обоих изменников кардинальскими шапками.

Владыка вновь разволновался от воспоминаний, поднялся со стула, прошелся по палате, но вскоре продолжил:

– Матушка твоя, небось, хорошо помнит эту историю!

– Как же не помнить, – тут же подтвердила Мария Ярославна. – И самого Исидора хорошо помню. Он за несколько лет наш язык-то так и не освоил, все слова русские с греческими путал.

– После этого собора, – вернулся к рассказу святитель, – папа римский назначил Исидорку митрополитом Киевским и всея Руси, а Виссариона Никейского тогда же оставил у себя кардиналом. Ну, с нашим-то вы знаете, что приключилось. Скажу только, что тут твой отец, государь мой, твердость проявил. Поглядев, что Исидор явился на службу в храм Богоматери с латинским крестом, который несли перед ним, послушав, как он в литургии поминает вместо Вселенских патриархов папу Евгения, как читает грамоту Флорентийского Собора, противоречащую нашему древнему учению, великий князь осерчал и приказал изменника заточить в Чудов монастырь под стражу. Конечно, изумлены все были исидоровой той службой, но родитель твой, государь, сразу понял зловредность его новшества. Ведь именно такие резкие перемены в законе сеют вообще недоверие к нему в народе. Через пару месяцев этот грек бежал к папе, и где он теперь – не знаю. А Виссарион –

изменник, вишь, теперь процветает, исповедует латинство. Потому очень уж я сомневаюсь, чтобы его воспитанница сохранила верность православию…

– Так посол утверждает!

– А он такой же хитрый, как и сам Виссарион. Он тебе что хочешь скажет. Да придет время, во всем сами убедимся. Ну а если все же Софья католичкой себя объявит, я сразу предупреждаю – венчать тебя с ней не стану. Придется тебе искать другого пастыря. Государыня на Руси православной быть должна, дабы народ ее понимал и распрей религиозных на земле нашей не возникло. Мы и так со всех сторон иноверцами стеснены, одна у нас сила – в крепости веры и твердости соблюдения ее законов. Помни, что с Византией произошло после того как из Рима ее пастыри с латинством воротились. Народ от этих пастырей отвернулся, раздоры да смуты начались, оттого турки и поглотили их с такой легкостью.

Митрополит распрямился, повернулся в сторону входной двери:

– Пора мне, вечерня начинается. Хочу сам присутствовать. Что касается брака с деспиной Софьей, – я уже благословение свое дал. Надеюсь, на славу Руси такой союз послужит.

– Спасибо, владыка. Я сегодня у себя помолюсь…

– Да и мне пора, – засобиралась матушка. – Пойду на службе постою, а потом гляну, чем внучек занимается.

* * *

За окном действительно быстро темнело – короткий предзимний день пролетал молниеносно. Оставшись один, Иоанн подошел к окну. Снег в начинающихся сумерках казался голубоватым. В стороне виднелись купола того самого Успенского собора, о котором только что убивался владыка. И он был прав. Крепость вся требовала перестройки, обновления. А стало быть, огромных средств. И они понемногу прибывали, накапливались. Расширялась территория Руси, стало быть, росли доходы от налогов; после нескольких неудачных попыток добиться получения дани или хотя бы богатых даров совсем почти отстала Большая Орда. Несколько лет уж дальше рязанских окраин татарские шайки не прорывались – их отбивали пограничные рязанские же казаки из наемных сторожевых отрядов или специально посланные государевы дружины. Правда, появился новый опасный противник.

* * *

Около тридцати лет назад на развалинах разгромленной сначала руссами, а затем ордынцами Волжской Болгарии обосновался изгнанный из Золотой Орды хан Улу-Махмет со своими сыновьями и сторонниками. Собрал вокруг себя разного рода кочевников, остатки местных жителей и провозгласил себя казанским царем. С того времени не стало русскому княжеству покоя от постоянных татарских набегов и с востока. Но, слава Богу, минувшим летом, собравшись многими силами, русские войска разгромили казанцев. Сейчас главной занозой становились отношения с Великим Новгородом.

Иоанн быстро подошел к столу и позвонил колокольчиком. Тут же в комнату вошел молодой человек, безбородый и безусый, широкие плечи его были затянуты темно-синим кафтаном, расшитым цветными нитями, из-за его распахнутых бортов виднелась светлая, узорчатая рубаха, подпоясанная широким ремнем. На ногах даже в сумерках светились красные яркие сапоги. В них были заправлены тонкие темные порты. Это был Владимир Гусев, которого недавно великий князь сам лично взял к себе на службу. Во время осенней охоты под Александровом один ловчий Иоанна подвернул ногу, второй слег с жаром. И тогда брат Андрей Меньшой предложил ему в помощники сына своего боярина Елизара Гусева – Владимира. Юноша понимал все желания государя с одного взгляда, был умен и расторопен, соколы его слушались, как ручные попугаи. Да и видом своим был приятен: гладкие аккуратные волосы, стриженные «под горшок», чистый, опрятный. Особенно нравилось Иоанну лицо парня – честное, открытое. После охоты он пригласил Владимира к себе на службу, и тот с радостью согласился. Правда, матушка выразила неудовольствие, мол, не по чину. Но Иоанн Васильевич возразил, что берет молодца не в думу боярскую, а в дьяки, на побегушки. К тому же род Гусевых не из захудалых – из Добрынских, а его дядя Василий Образец – знатный воевода. Пока что Иоанн в новом дьяке не разочаровался.

– Владимир, не воротился еще посол из Новгорода?

– Так ведь только пять суток прошло, как отбыл, а туда три дня пути, да обратно, так что еще денек-другой подождать придется.

– Да-да, я заторопился. Надобно в Коломну отъехать. Там сейчас пушки для обороны немецкие мастера отливают, да порох испытывают. Хочу сам видеть все это. Впрочем, так решим: распорядись, чтоб все готовили к завтрашнему утру для отъезда в Коломну. Если никаких срочных вестей из Новгорода не будет – пусть посол здесь ждет. Я отъеду лишь дней на пять. Если что неотложное, пусть тоже в Коломну прибудет. А теперь прикажи печи подтопить – прохладно. И в мыльне вели воду подогреть. Больше сегодня никого не приму, дел никаких не назначаю.

Поделиться с друзьями: