Иоанна I
Шрифт:
Ей было двадцать два года.
Глава I.
Неаполитанское королевство
Город [Неаполь]… тебе представляется веселым, мирным, обильным, щедрым и подчиненным одному королю; если я тебя хоть немного знаю, тебе это должно было бы быть приятно [6] .
6
Boccaccio, The Elegy of Lady Fiammetta, p. 34.
Иоанна I родилась в 1326 году, став старшим ребенком наследника Неаполитанского королевства из Анжуйской династии, самого крупного суверенного государства в Италии. Северные границы королевства проходили по центральной части горной цепи Аппенин и включали великие леса Абруцци. На восточном побережье располагалось завидное количество портов, включая Вьесте и Бриндизи, из которых быстроходные суда переправляли грузы, пассажиров и армии через Адриатику и которые служили в качестве первой остановки путешественников направляющихся
Карл I Анжуйский, человек не слишком щепетильный и очень амбициозный, почитался как патриарх-основатель семьи Иоанны, и его наследие и видение перспектив определяли всю политику королевства в течение столетия после его смерти в 1285 году. Карл был младшим братом Людовика IX, короля Франции, впоследствии канонизированного как Святой Людовик. Будучи членом французского королевского дома, Карл имел возможность заключить чрезвычайно выгодный брак. Прапрабабушкой Иоанны была Беатриса, графиня Прованская, младшая из четырех сестер, прославившихся в свое время тем, что все они стали королевами. Карл использовал помощь и ресурсы графства своей жены для завоеваний в Италии, так что впоследствии Неаполитанское королевство и графство Прованс оказались неразрывно связаны. Поэтому Иоанне с самого рождения было суждено унаследовать престижный титул "графиня Прованса" и править этим стратегически важным регионом.
Большинство людей довольствовались бы управлением этими двумя владениями, но Карла обуревала жажда стать более уважаемым и могущественным, чем его старший брат Людовик IX, в тени которого он прожил значительную часть своей жизни. Будучи абсолютно уверенным в своих силах, Карл мечтал о создании Средиземноморской империи, которая могла бы соперничать с королевством Франция. К счастью, возможности для этого имелись — Византийская империя на востоке, со столицей в легендарном городе Константинополь, только недавно освободилась от иностранных завоевателей. Карл стал быстро воплощать свои мечты в реальность. В мае 1267 года он заключил договор о приобретении законных прав на княжество (принципат) Ахайя, располагавшееся на полуострове Пелопоннес в Греции, как форпост к вторжению. Хотя при жизни ему не удалось реализовать свой проект, он никогда не отказывался от этой цели, и о масштабах его устремлений можно судить по последующей покупке, 18 марта 1277 года, титула короля Иерусалимского, за который он заплатил предыдущему владельцу 1.000 фунтов золота единовременно и назначил дополнительную пенсию в размере 4.000 турских ливров ежегодно. Карл был не из тех, кто платит хорошие деньги за пустой титул и считал себя или своих потомков способными извлечь выгоду из этой возможности. Отныне все государи Неаполя из Анжуйской династии, включая Иоанну, именовались также королем (или королевой) Иерусалима — долговременное напоминание об ожиданиях основателя рода.
Если отбросить мечты об империи, южно-итальянское королевство, завоеванное прапрадедом Иоанны, обладало огромной природной красотой. Это была страна впечатляющих белых скал и таинственных морских пещер, манящих пляжей, плодородных равнин и древних лесов, а город Неаполь получил всеобщую известность благодаря своим завораживающим пейзажам. Один юрист XVI века в официальном правительственном отчете назвал его "земным раем" [7] . Королевство также славилось целебными купальнями в городе Байи, самым модным курортом на континенте, местом отдыха аристократов еще со времен Юлия Цезаря и Римской империи. "Госпожа, как тебе известно, недалеко отсюда, у Фалернских гор между древними Кумами и Поццуоло, находятся очаровательные бухты на морском берегу, красивее и прелестнее которых по положению нет ничего в мире, — пишет, блестящий автор и увлекательный рассказчик той эпохи, Джованни Боккаччо, хорошо знавший эти места, — они окружены прекрасными горами, покрытыми разнообразными деревьями и виноградниками, в долинах в изобилии водится дичь на которую можно охотиться; … а для развлечений недалеко… находятся оракулы кумейской сивиллы… и амфитеатр, где проходили древние игры" [8] . Даже Франческо Петрарка, самый выдающийся поэт XIV века и человек, обычно презиравший легкомысленные удовольствия, был впечатлен Байями. "Я видел Байи, и не припомню более счастливого дня в своей жизни, — сообщает он своему другу кардиналу Джованни Колонна в письме от 23 ноября 1345 года, — …повсюду горы, полные пещер с мраморными сводами, сверкающими белизной, и скульптуры, указывающие руками, какая вода наиболее подходит для каждой части тела. Внешний вид этого места и труд, затраченный на его обустройство, привели меня в изумление" [9] .
7
Croce, History of the Kingdom of Naples, p. 45.
8
Boccaccio, The Elegy of Lady Fiammetta, p. 72.
9
Petrarch, Letters on Familiar Matters, I–VIII, p. 239.
Но при всей красоте природы, главной достопримечательностью Неаполя был королевский двор, манивший множество людей отблеском своего богатства: юристы и просители, послы и архитекторы, банкиры, торговцы шелком, поэты и карманники устремлялись в столицу, постоянно увеличивая число ее жителей. В 1326 году, в год рождения Иоанны, только четыре города в Европе могли похвастаться населением в 100.000 человек: Париж, Венеция, Милан и Неаполь. В Лондоне же, проживало всего около 60.000.
Хотя Венеция и Милан, и даже Флоренция с населением в 80.000 человек могли соперничать
с Неаполем по размерам, но они не могли сравниться с ним по знатности, поскольку Неаполь был единственной столицей королевства в Италии. Это означало, что среди различных глав государства только семья Иоанны происходила из королевского рода, а в XIV веке, когда все внимание уделялось родословной, это имело очень большое значение. Венеция, обладавшая монополией на перевозки по морским путям, была сильнее экономически, но ею управлял Большой Совет, некоторые члены которого даже не были дворянами. Флоренция могла быть признанным центром европейского банковского дела, но ею управляла постоянно сменяющаяся группа горожан из среднего класса. Самозваные правители Милана из семьи Висконти были представителями мелкой провинциальной знати, безжалостными авантюристами, которые пытались купить себе путь к социальной и политической легитимности. Милан стал герцогством только в конце XIV века.Родословная Иоанны, напротив, была безупречна. Ее отцом был Карл, герцог Калабрийский, единственный сын и наследник ее деда, Роберта, короля Неаполя, от его первой жены Иоланды, принцессы из Арагонского дома. Матерью Иоанны была прелестная Мария Валуа, дочь могущественного Карла Валуа, младшего сына и брата королей Франции. По отцовской линии французское происхождение Иоанны было еще более впечатляющим: через Карла Анжуйского она состояла в прямом родстве с Людовиком IX, самым почитаемым из французских королей. Людовик был канонизирован в 1298 году, но он был не единственным святым в семье. Двоюродный дядя Иоанны Людовик Тулузский также был причислен к лику блаженных, а сама она состояла в дальнем родстве со знаменитой Святой Елизаветой Венгерской, жившей в XIII веке. Даже воспитатель ее отца, Эльзеар де Сабран, граф Ариано, в конце концов в 1369 году, был причислен к лику святых. В венах Иоанны текла кровь великих людей, королей и королев, коронованных представителями Папы и наделенных таким образом авторитетом Церкви. В наследство ей достались яркие подвиги, отвага в бою, мудрость в управлении, благочестие, рыцарская честь — все лучшее, что мог предложить средневековый мир.
Еще до того момента, как Иоанна произнесла свое первое слово, ей, по наследству от отца и деда, было суждено стать участницей сложной дипломатической игры, которая определяла политику Европы, и особенно Италии, в XIV веке.
В Средние века Италия существовала только как географическое, а не как политическое образование. То, что мы сегодня называем Италией, было просто мозаикой независимых, враждующих между собой городов, опирающихся на Папское государство и Неаполитанское королевство. В результате человек, живший во времена Иоанны, не считал себя итальянцем, а скорее флорентийцем или венецианцем, пизанцем или римлянином.
Исключением из этого правила был небольшой кружок интеллектуалов, несомненным лидером которого был Франческо Петрарка. Петрарка, посвятивший свою жизнь восстановлению утраченных знаний древних, был увлечен идеей объединенной Италии находящейся под властью мудрого, благожелательного монарха, как первого шага к восстановлению величия Римской империи. На самом деле в Европе уже был император Священной Римской империи, но он жил в Германии, которая к XIV веку была всем, что осталось от обширного государства Юлия Цезаря. У императора в Италии было много сторонников, которые видели в нем влиянии противовес власти Церкви. Это не значит, что те, кто поддерживал императора, выступали против Церкви, просто они не хотели, чтобы их город стал церковной вотчиной, что требовало подчинения всем требованиям папства, например, уплаты большого налога или предоставления одному из его легатов вести судебные дела. Это был светский, политический, а не духовный вопрос. Члены партии, выступавшие в поддержку императора, назывались гибеллинами. По большей части император Священной Римской империи был настолько занят германскими делами, что у него не было ни времени, ни желания собирать армию и отправляться в Италию, чтобы объединить ее силой или иным способом (хотя иногда это все же происходило). В его отсутствие гибеллины были средневековым эквивалентом современной политической партии, занимавшейся всеми вопросами управления, от ремонта дорог до сбора налогов.
В борьбе с гибеллинами за контроль над крупными городами Италии сформировалась другая национальная политическая партия — гвельфы, или папская партия. Как и гибеллины, сторонники гвельфов были во всех частях Италии, хотя они были сильнее на юге (ближе к Риму), так же как гибеллины были сильнее на севере (ближе к Германии). Однако было бы ошибкой придавать этим названиям слишком большое идеологическое значение. Партийная преданность часто зависела от личных амбиций. Если купец из гвельфов обманывал своего партнера, то обиженный мог в отместку перейти на сторону гибеллинов. Точно так же, если молодая гибеллинка предпочла одного любовника другому, отвергнутый и его семья могли стать гвельфами. Концепции разделения местной политической власти между партиями в XIV веке не существовало. Например, когда в 1301 году одно из ответвлений партии гвельфов, известное как черные гвельфы, захватило власть во Флоренции, его члены закрепили свою победу, изгнав всех своих политических противников (известных как белые гвельфы) и присвоив их имущество. Это, естественно, разозлило белых гвельфов, которые моментально перешли на сторону императора и осев городах сочувствующих гибеллинам замышляли свержение черных гвельфов.
Борьба за контроль над Италией еще больше обострилась после того, как в 1305 году папский двор был переведен в Авиньон. Этот отъезд Папы был беспрецедентным в истории Церкви. За исключением некоторых временных отлучек, Папа проживал в Италии со времен Святого Петра. Однако в начале XIV века папский двор, до этого переживший падение Рима, нашествие гуннов Аттилы, иноземное владычество готов, завоевание Карла Великого и унижение нескольких понтификов могущественными германскими императорами, испугался враждебности со стороны собственных непокорных подданными, и сбежал из Рима. Последним Папой, пытавшимся жить в Италии, был Бонифаций VIII, которому пришлось бороться как с французским королем, так и с могущественной римской семьей Колонна. Бонифаций едва не был убит в своем собственном дворце в Ананьи. Хотя в последний момент сторонники его спасли, Бонифаций вскоре умер, будучи уже сломленным человеком, в 1303 году. Такое обращение отбило охоту у преемников Бонифация, которые и так были тесно связаны с французами, рисковать и оставаться в Риме, епископами которого они, по крайней мере номинально, являлись. Авиньон, удобно расположенный на реке Рона, с его приятным климатом, покладистым населением и превосходными винами, казался гораздо более привлекательным вариантом.