Ипц

Он встал и подошел к двери.

— Я сейчас в гостиницу. Устал.

Еще в коридоре Меньшиков услышал, что в его номере звонит телефон.

— Да! Меньшиков.

— Товарищ Меньшиков, это Рудаков. Кузьма пропал. Он никуда сегодня не собирался?

— Вроде нет… Как это он пропал?

— Ни дома, ни на работе — нигде его нет.

— Куда же он делся? Вы заходили на станцию?

— Нет, я туда звонил. Подошел к телефону боцман, вы его не знаете, и сказал, что Кузьма час назад ушел. Я к нему домой. Хозяйка говорит, что с утра не приходил. Я уже обегал весь город. Все столовки. Там его нет. Мы с ним договорились, что я зайду к концу смены на станцию. Я немного запоздал, а когда позвонил, его там уже не было. Теперь не представляю, где его искать. Вот думал, что вы знаете…

— Нет, я не знаю. Это все странно. Сходите на станцию. Может, там знают, куда он пошел. Если что узнаете, звоните сразу. Срочно!

— Хорошо! Бегу.

— А он ушел с Музыкантовым, — Курбацкий подмигнул Рудакову. — Все огорчался, что тебя нет. Просил кому-то позвонить. Только фамилию я забыл. Малышкину, что ли. Не помню в общем. Что-то на эм…

— Меньшикову?

— Вот-вот, точно ему!

— Ладно, спасибо. Ты не знаешь, где Музыкантов живет?

— Где-то на Черноморской, точно не знаю.

Рудаков пошел на Черноморскую, обошел несколько домов, пока не наткнулся на почтовый ящик, укрепленный на заборе. На нем было написано: «Газеты и письма для Музыкантовых». Рудаков зашел во двор и постучал в дверь беленького саманного домика. Сзади его окликнул мужской голос:

— Кого вам надо?

— Толя Музыкантов дома?

— Еще не приходил с работы.

Глава десятая

В пещере было холодно. Кузьма чувствовал, как руки его и шея покрываются гусиной кожей. Старик молчал и неторопливо шевелил губами, словно повторяя что-то про себя. Ефим ерзал на табурете и беспокойно поглядывал на Музыкантова. Наконец он сказал, первым нарушив затянувшуюся паузу:

— Толя, ты ступай, а мы уж без тебя здесь разберемся.

— Будь тут, — сурово остановил Музыкантова старик, хотя тот и не думал уходить. — Почему ты его гонишь? Он же сказал, что этот человек врет. Теперь пусть он нам все объяснит. Мы тебя слушаем, Анатолий.

— Он пришел сюда не за тем, о чем он вам сказал. Он на станции шпионил за мной, все разнюхал и требовал, чтобы я открыл все. Я ему говорить ничего не стал, но решил привести его к вам, думал, вы сами решите, как с ним быть.

— Ты правильно поступил, Анатолий. Бог воздаст за твою преданность. Так о чем же узнал этот человек? О нашем братстве?

— И об этом тоже.

— О чем еще?

— Обо всем: о катере, о баллонах, о сахаре. Обо всем. И грозился рассказать всем. Вот я и привел его сюда.

— А я ничего не знаю об этих вещах, — удивленно сказал старик. — Может, ты, Ефим, знаешь?

— Еще бы ему не знать, ведь это он мне велел и катер увести, и ключ ему от водолазки достать, и сахару в бак насыпать, чтобы он утонул, — Музыкантов кивнул на Кузьму.

— А для чего тебе понадобился катер? Ты мне об этом ничего не говорил.

— Придумывает он все. Ни о чем об этом я его не просил.

«Да он собирался удрать, и без их ведома, — подумал Кузьма, — это интересно. А не прояснить ли ситуацию? Тогда займутся им, Ефимом. Этот старик здесь не последний человек. Ефим, по всему видать, его боится».

— А зачем тебе было нужно, чтобы утонул этот человек?

— Он много знал. Он опасен для нас.

— А ты как думаешь? — спросил старик у Музыкантова.

— Он знал о валюте.

— О какой валюте?

— Которую достают для него Евсиков с приятелем. Они такие шляпы, что попались, и он, — Музыкантов кивнул на Кузьму, — с Рудаковым держали ее у себя.

— Ничего не понимаю, — старик нахмурился. — Кто-нибудь может рассказать мне, что произошло?

— Я могу, — спокойно сказал Кузьма, и все головы повернулись в его сторону.

— Он может, — подтвердил Музыкантов, — он знает больше всех нас. У него работа такая. Он уж наверняка из милиции. Сегодня на вышке меня так скрутил, что я чуть не заплакал. Откуда только в нем? Посмотреть, так щелчком убьешь…

Ефим встал и направился к двери.

— Ты куда?

— Если вы готовы слушать этого мальчишку, то мне здесь нечего делать.

— Нет уж, ты посиди, пожалуйста. Не огорчай меня своим отсутствием. Я тебя слушаю, человек, рассказывай, но смотри, если ты мне соврешь…

— Насколько я понимаю… — спокойно начал Кузьма. Он решил играть в открытую, ничего не скрывая, кроме своей работы, — этот тип решил за вашей спиной смотаться за границу. А я ему в этом деле был помехой. Во-первых, я с самого начала знал о его валютных операциях. Этого он боялся больше всего. Когда у него не получилось меня убрать, он начал со мной заигрывать, тем более, что валюту мы ему вернули. Нам она ни к чему, в магазине на нее ничего не купишь, а связываться со спекулянтами, вроде Евсикова, и продавать ее мы не захотели. Вот тогда он и начал меня обхаживать, чтобы я достал катер. Я-то сразу понял, в чем дело, и рассудил про себя так. По морю он пешком не пойдет и за границу меня не возьмет, значит, нужен я ему на час, на два, чтобы в случае чего свалить все на меня. Вот, дескать, попросил прокатиться, а у него руль заело. А в случае удачи, как только мы вышли бы в нейтральные воды, он прикончил бы меня, а сам спокойно покатил бы в Турцию. Вот я и тянул. Думаю, если откажу сразу, так очень много шансов помереть от постороннего предмета в организме. А помереть никому не хочется.

— Так, теперь мне ясно. Похоже, что ты не врешь. Ну что ж, поговорим, — сказал старик, поворачиваясь к Ефиму.

Музыкантов был растерян и переводил непонимающий взгляд с Кузьмы на Ефима, потом на старика. На его глазах рушился весь мир представлений, которыми он жил в последнее время.

Кузьма услышал, как за его спиной тихонько скрипнула дверь. Он оглянулся и в то же мгновение в его глазах мелькнуло что-то ослепительно черное, потом оранжевое и все пропало…

* * *

Рудаков вот уже второй час безрезультатно бегал по городу. Было половина десятого, и курортники высыпали на вечерний моцион. Духота спала. На набережной, как и каждый вечер, звенел смех, мягко шуршал ракушечник, и на всех танцплощадках трубили трубы. Город наполнялся вечерними звуками, огоньками, запахами, таинственным шепотом и нежным рокотом притихшего на ночной отдых моря. Рудаков метался по городу, два раза звонил Меньшикову и уже начал серьезно беспокоиться. Теперь он был уверен, что с его другом что-то случилось. Тем более он беспокоился оттого, что Кузьма ушел со станции с Музыкантовым. Уже отчаявшись отыскать Кузьму в вечернем городе, Рудаков решил еще раз заглянуть к Музыкантову. Он даже не надеялся застать его там и поэтому, когда столкнулся носом к носу с Анатолием, то немного опешил.

— Это ты?

— А кого еще ты хотел встретить у меня дома? — с издевкой спросил Музыкантов.

Рудаков быстро опомнился и, захватив руку Музыкантова своей могучей клешней, выволок его на улицу. Музыкантов попробовал брыкаться, но сопротивляться разъяренному Рудакову было совершенно бесполезно. Молча, громко дыша, они отошли от дома метров на двести, и тогда Рудаков отпустил руку Музыкантова и схватил его за ворот рубахи. Немного потряс его, чуть ли не поднимая в воздух, и спросил: