Ипоса хочет замуж

Уже позже, в разговоре с Максом мы узнаем, что все женщины его народа «страдают» тем же недугом: в молодости каждая из них могла бы претендовать на титул королевы красоты, а к старости лица непостижимо меняются. Вообще-то старость никого не красит, и славянских женщин в том числе. Но если в России легко повстречать на улицах красивых зрелых женщин и даже красивых бабушек, то у дамар подобное явление исключено. Юных красавиц полным-полно, а вот зрелых – нет совсем. С возрастом у дамарских женщин раздуваются и утолщаются носы, переносица слегка западает, очень четко и грубо прорисовываются носогубные складки. Лицо не

округляется, а, скорее, приобретает форму квадрата, в районе лба скапливается жир. Зато морщин нет совсем! Почему так происходит – не известно. Во всяком случае нам.

Кстати, такие трансформации характерны именно для готтентотов. У химба и гереро возрастные трансформации и изменения внешности не так заметны. И мы в этом совсем скоро убедимся, когда вырвемся из поднадоевшего уже Виндука на бескрайние дороги Намибии.

Глава 3. Приключения начинаются. Долгая дорога в дюнах.

Время неумолимо приближалось к ночи. Трудный, долгий и предельно насыщенный нервотрепкой день катился к своему ритуальному завершению, к закату. Вот еще чуть-чуть и солнце окончательно скроется за горизонтом, оставив на ночном серпантине намибийского тракта три одиноких джипа, три серых от пыли механических носорога, упорно продвигающихся в клубах дорожной пыли куда-то на запад, от центра материка к океану.

Этот день начался для всех нас еще до восхода солнца, и уже через двенадцать часов мы были в таком состоянии, о котором наши славянские предки говорили: «укатали Сивку крутые горки». Не выспавшийся Макс, выслушивая наши противоречивые указания, тяжело зевал и тоскливо поглядывал на зеленоватый циферблат наручных часов:

– Инна, в аэропорту в пять утра делать нечего! Первый самолет из Йоханесбурга прилетает только в девять.

– А может они из другого города прилетят…

– Из какого?

– Найдут, из какого. Ты просто наших ребят не знаешь! Так что, Макс, не нуди! Ты уже все равно проснулся! Приедем в порт, выпьем кофе, потом ты отвезешь ребят в «Аско» и пока они будут оформлять машины, покатаешься с Андреем по городу, быстренько купишь все необходимое – и снова за нами в аэропорт. Пока наши прилетят, пока пройдут таможню, будет уже десять, и ты как раз успеешь вернуться.

– Но магазины только в десять открываются. Где я буду катать Андрея, а, главное, зачем?! К тому же, сегодня суббота, семейный день. В магазинах жуткие очереди, люди приезжают в столицу за покупками со всей провинции. Да мы там проторчим до вечера!

–Ничего! Русских людей очередями не испугаешь. Андрюшка наверняка что-нибудь придумает.

– Да, согласен, но только после завтрака! Пока я не поем, мой КПД равен нолю, – позевывая, согласился Костянов.

Женя, Влад и Инна Трояновская, зябко кутаясь в толстовки, жались у входа в отель. Градусник, прибитый на входной двери, показывал плюс шестнадцать градусов. Вот тебе и жаркая Африка!

После бессмысленных и ленивых препирательств, Макс вызвал еще одно такси, и мы всей толпой отправились в Хозеак Котако – главный воздушный порт Намибии, расположенный в пятидесяти километрах от столицы.

– Ой, жирафики! – восторженно закричала Инка-младшая, едва машины выехали за черту города.

– Ой, эсэмэска! – в тон ей повторила Инка-старшая, так как на ее мобильный в этот момент пришло сообщение от юаровских скитальцев, оптимистичное и разочаровывающее одновременно: «После тяжелой, продолжительной осады билетных касс всех авиакомпаний в

Йоханесбурге, Костя проявил чудеса дипломатии, очаровал немку на регистрации. Его рассказ о большом потенциале для укрепления дружбы России и Германии путём срочной отправки нашей группы в Намибию был очень красноречив! В качестве моральной компенсации за ущерб во второй мировой войне и залога развития добрососедских отношений, Костя потребовал у Люфтганзы внеочередных билетов на ближайший рейс. Его доводы сочли убедительными. Вылетаем в 13-00!»

– Вот черти! – невольно улыбнулся Петрович и потянулся к телефону, – Влад! Скажи своему таксисту, что мы возвращаемся в город. Наши прилетят только в три часа. Держим путь в сторону центра. Попробуем оперативно арендовать джипы….

– Это утопия, Петрович! В Африке слово «оперативно» не поймет ни один человек!....

***

И вот, спустя двенадцать часов после подъема, все как один не выспавшиеся (и те, кто ночевал в Виндхуке, и те, кто коротал ночь в ЮАР), взвинченные до предела африканской ленивой нерасторопностью, ажиотажной суматохой выходного дня в муравейнике-Виндхуке, на укомплектованных под завязку экспедиционных машинах, мы движемся к первой цели путешествия – легендарным дюнам Соссусвлея пустыни Намиб.

Как свидетельствуют энциклопедии, Намиб – самая древняя пустыня планеты, пережившая все ледниковые периоды, помнящая динозавров и птеродактилей, приманившая и отпугнувшая исследователей-моряков и пиратов-авантюристов, а ныне – лакомый пейзажный кусок для фотографов, художников и кинематографистов всех жанров и направлений. Местные говорят, что на языке нама-дамара «намиб» – это место, где абсолютно ничего нет. Намиб может быть в кошельке, в желудке, в голове и так далее. Так что нам предстоит увидеть места, в которых, по уверениям аборигенов, и искать-то нечего. Вот разве что знаменитые дюны…

Кстати, с названием Sossusvlei – тоже не все просто. Гиды уверяют, что слово «vlei» в переводе с англо-африканского обозначает «лужа», «болото», «низина», «высохшее русло». Но вот Макс и его друзья считают по-другому. Они уверяют, что «vlei» на их языке – это просто «предел всего», «то, где все заканчивается». Например, так говорят о последней минуте жизни человека, или о такой глуши, где никто не сможет выжить.

Так что можете себе представить первую цель экспедиции: «то, где всё заканчивается в месте, где ничего нет». Отличная перспектива! Особенно классная, если присовокупить к ней еще одну точку на данном отрезке маршрута – Deadvlei – «Мёртвую долину»….

Пока же наши джипы натужно рычали на серпантине горного перевала, отделяющего Намиб от центральной части страны, не испытывая не малейшего страха перед грядущим.

Команда разделилась на три экипажа. В первой машине, прозванной романтичной женской половиной экспедиции «Маяком», ехали одесситы и наш проводник, наш местный «крокодил по прозвищу Данди» – Влад Петров.

Во второй – в «Бригантине» – находились Михаил, Петрович, Инна-старшая и Андрей Костянов. Это был литературно-кинематографический экипаж, в задачи которого входила фото– и видеосъемка всего, что представляет хоть малейший интерес для потенциальных зрителей и читателей. В окна джипа с трех сторон смотрели три разнокалиберных объектива, и только Михаил, по словам Андрея, предпочитал фиксировать происходящее «аналоговым способом» – не только фотографировать, но и вести обычный рукописный дневник.