Ирано-таджикская поэзия

* * *

О шах! Простой народ – сокровищница; помни, Что золотые в ней таятся клады жизни. Как вору, отруби ты руку полководцу, Что грабит подданных – сокровище отчизны.

* * *

Всегда нуждаемся мы, люди, в хорошем дружеском общенье, Где общество, там совокупность, а совокупность нам нужна. Не разрывай стихи на стопы, когда читаешь их напевно: Стопа, что вырвана из строчки,- пуста и смысла лишена.

* * *

Я поднял выю помыслов высоких, Освободившись от ярма стяжанья; Презрел богатства, власть. Мне светит бедность; Пред ней, как ночь пред солнцем, тьма стяжанья.

* * *

Джами, ты ворот жизни спас из лапы бытия, Но не схватил рукой подол того, что алчешь ты. Погибло шесть десятков лет. Закинь же невод свой, Чтобы с уловом он пришел всего, что алчешь ты.

* * *

В саду словесном соловей таланта, данного творцом, В семи двустишьях создает напев живой, созвучий строй. В любой газели – «Хафт пайкар» хранителя казны Ганджи, И сто сокровищ смысла в ней, когда сумеешь ты, открой. Семь бейтов суть одна газель, а каждый бейт – из двух мисра. Не возмущайся, что газель зовут «семеркою двойной». Пусть будет бейтов шесть иль пять, по сути это та ж газель. Ты вглядывайся в грани строк, следи за тайной их игрой.

* * *

Отцом достойным не хвались, невежда, И не позорь седины старика, Ветвь хоть растет на дереве плодовом, Бесплодной – ей цена не велика.

* * *

Ты дружбы не води с тем, кто глупей тебя. Достойнейшим всегда внимай, благоговея. Но и не докучай тем, кто мудрей тебя, И мудрый хочет быть с тем, кто его мудрее.

* * *

Певец газелей, обладай уменьем, Ты пеньем черствость душ развороши, Но скукою ненужных повторений И безыскусным пеньем не греши. Чтобы, твое услышав исполненье, Мы не сочли б: стихи не хороши. Ведь сам поэт свое произведенье Рождает в муках сердца и души.

* * *

Когда тебя встречаю, каждый раз Я слезы лью и становлюсь незрячим. Ты – свет, ты – боль моих поблекших глаз. Когда у нас глаза болят, мы плачем.

* * *

Нет, не диван стихов здесь расстелил Джами. Я скатерть развернул, я подражал отцам. Здесь все найдешь, все, что найдешь,- возьми, Здесь только нет хвалы глупцам и подлецам.

* * *

Глупцов и подлецов, о ты, мой юный друг, Во имя благ мирских не восхваляй беспечно. Блага придут на срок и выскользнут из рук, А между тем позор останется навечно.

* * *

Я не сравню с небесною луной Лицо земной луны – моей любимой, Гляжу я на лицо луны земной, Оно милей небесной несравнимо.

* * *

Разочарован я: порядочных людей Не вижу наяву, не вижу в сновиденьях. От солнца в жаркий день я в тень спешу скорей, Я не жары боюсь, своей страшусь я тени.

* * *

Джами, есть люди, чья душа подобна вещей птице, К ограничению себя таким стремиться надо. Мы чашу жизни жадно пьем лишь в чаянии счастья, Но и в отчаянии есть особая услада.

* * *

Привязанностей избегай на скорбной сей земле, Не будет истинно близка душа ничья тебе. Едва ли склонности твои с чужими совпадут, Ну, а фальшивые зачем нужны друзья тебе? А сыщешь друга по душе – разлука тут как тут,- Глоток ее напомнит вкус небытия тебе.

* * *

Джами, раз не находится живых людей на свете - Блаженны мирно спящие, им предназначен рай. Осталась пыль на площади от тех, кто шел за правдой, Но время пыль развеяло, пустым стал отчий край. Я вижу поколение, что в мастерской науки Не просверлило щелочки хотя бы невзначай. Впились шины колючие в имеющего сердце, Ростки увяли хрупкие, едва увидев май. Чего ж ты обижаешься, талант свой видя скрытым, А недостатки явными и слыша злобный лай?! Не придавай значения неверному решенью И подлинно хорошее плохим не называй.

ЗОЛОТАЯ ЦЕПЬ (Из поэмы)

РАССКАЗ О ПРАЧКЕ И ЦАПЛЕ

Вблизи Багдада, где река большая, Жил некий юноша, белье стирая. Спускался к Тигру каждый день с бельем: Бедняк кормился этим ремеслом. Когда ему к реке идти случалось, Нередко цапля юноше встречалась. Ловила цапля червяков речных. Протягивая клюв, съедала их. Она, довольствуясь таким уделом, Все прочее считала вздорным делом. Однажды в воздухе парил орел: Он в быстрых крыльях мощь свою обрел. Он был опасен всей породе птичьей, Он сделал голубя своей добычей. Немного съев, другим оставил он Поживу, ибо щедрым был рожден. (У щедрого такого нет порядка, Чтоб сам съедал всю пищу без остатка.) Простушка-цапля, на орла взглянув, От восхищенья вытянула клюв. Сказала: «Я крупней орла, бесспорно, Мне птицами питаться не зазорно. Стыжусь отныне жизни я своей. Доколе буду я ловить червей? Что мне в червях, коль столько есть добычи, Летающей и прыгающей дичи? Теперь иной работою займусь, Я истинной охотою займусь! Теперь я щедростью себя прославлю, Сама поем я и другим оставлю». И, подражая храбрости орла, Взлетела, горделива и смела. Внезапно показался из-за тучи Свирепый, грозный хищник, гриф могучий, И начал, как орел, кружить над ней: Грозит ей гибель от его когтей. Низвергла цаплю горькая судьбина В расселину, где были грязь и глина: Завязли крылья в той грязи густой, Так счастье цапли сделалось бедой. «Охота без силков! Какое чудо!
– Бедняк воскликнул.- Вкусным будет блюдо!» И прачка-юноша в свое жилье Унес тогда и цаплю и белье. Тут некто удивился: «Что за птица?» А прачка: «Мне добыча пригодится. Лететь пыталась цапля, как орел, Но хвастовству ее конец пришел. Охотницею стать она пыталась,- Но мне, охотнику, она досталась!»

О ЗНАЧЕНИИ ВОСПИТАНИЯ

Погаснет огонек, не став огнем, Когда не позаботимся о нем. Рождают искорку железо, камень, Но трута нет – не разгорится пламень. Частицу жизни искры обретут, Когда поддержит их горенье трут. А если топливо туда подложишь. Добыть большой огонь тогда ты сможешь. Увидишь: это пламя таково, Что трудно будет потушить его. Так в сердце огонек, мерцая, дремлет, Но если он всего тебя объемлет, Раздуй его, чтоб ярко запылал,- Тогда он вспыхнет, как бы ни был мал.