Ирландская принцесса

— Мм, посмотри на этот член, — мурлычет рыжая, снимая стринги и снова поворачиваясь, грациозно снимая их и направляясь ко мне, спускаясь со сцены. Ее груди подпрыгивают в такт каждому шагу, ее тело абсолютно, подтвержденное совершенство теперь, когда она полностью обнажена. — Не знаю, видела ли я когда-нибудь такой большой. Или, может быть, это оптический обман? — Она подмигивает мне, ее длинные ресницы трепещут. — Может, мне стоит потрогать его, просто чтобы убедиться.

Она склоняется надо мной, ее руки лежат на спинке бархатного сиденья, ее груди колышутся совсем рядом с моим лицом, когда она выгибает спину, соблазнительно наклоняясь ко мне. Одна рука скользит вниз по моей рубашке, ловко расстегивая две пуговицы, прежде чем я понимаю, что она задумала, ее пальцы обводят гладкую мускулистую плоть моей груди.

— Я должна сказать, — мурлычет она, ее пальцы скользят под мою рубашку, чтобы подразнить мой сосок, когда она скользит вверх, оседлав мои колени, — ты самый горячий мужчина, который был здесь со мной за долгое время. Жаль, что я не могу сделать с тобой больше бесплатно.

Она покачивается надо мной, пока говорит, ее киска в дюйме от моего члена, и у меня возникает внезапное желание схватить ее за бедра и прижать к себе. Мне нужно кончить, мой член теперь ровно пульсирует, и я чувствую, как мои трусы прилипают к кончику, теперь липкие от предварительной спермы. Я уверен, что каждое слово, слетающее с ее губ, соблазнительная ложь, призванная заставить меня потратить на нее больше денег, но прямо сейчас мне наплевать. Сегодня вечером я трачу даже не свои деньги.

Больше всего меня бесит то, что она даже не та, кого я на самом деле хочу. Я хочу Сиршу. Я хочу услышать ее раздражающий скрипучий голос, что-то говорящий мне, чтобы я мог заставить ее замолчать поцелуем, почувствовать, как ее гнев уступает место похоти, когда я притягиваю ее к себе, сорвать с нее одежду и дразнить ее пальцами и языком, пока она не начнет умолять, ощутить ее запах и вкус ее сладости, прежде чем я войду в нее так глубоко, как только смогу, и, наконец, получить облегчение, за которое я умру.

Однако я пообещал себе. Я пообещал себе на том гребаном пляже, когда чуть не потерял контроль, что не прикоснусь к ней снова до нашей первой брачной ночи, и что даже тогда я не буду делать этого больше, чем необходимо, чтобы она забеременела. Холодный, исполненный долга секс. Это то, о чем мы договорились, что мне было нужно для моего собственного здравомыслия.

Это, и прямо сейчас, чтобы, черт возьми, кончить, чтобы я снова мог мыслить здраво.

— Что ты позволишь мне сделать за определенную плату? — Спрашиваю я ее хриплым голосом, стараясь пока не прикасаться к ней. Я знаю правила подобных заведений, но я стараюсь, чтобы она увидела и услышала по моему лицу и голосу, насколько я возбужден, как будто простой, толстой линии моего члена, готового прорваться сквозь ширинку, было недостаточно, чтобы она поняла.

Она улыбается, изгибая свои полные губы.

— Все, что угодно, если ты заплатишь достаточно. Чего ты хочешь, красавчик? Хочешь потрогать меня пальцами? Есть меня, пока я буду сосать у тебя? Трахнуть меня? Десять тысяч, если ты хочешь мою задницу, но ты можешь делать все, что захочешь, вплоть до этого, если у тебя хватит смелости поддержать это. — Говоря это, она выгибает бедра, ее киска так близко к моему члену, что я чувствую ее жар через штаны, и я стискиваю зубы от почти болезненной пульсации вожделения, которая пронизывает меня.

Я очень близок к тому, чтобы трахнуть ее. У меня есть все деньги, которые мне могут понадобиться, я мог бы взять каждую ее дырочку, но что-то меня останавливает. Я не хочу признавать, что это такое… и я отчаянно хочу кончить, но я не хочу трахать девушку, которая не Сирша, чего я не хотел с тех пор, как попытался отвезти Эми домой, в свою квартиру. В ту ночь у меня ничего не получилось с Эми, а сейчас я чертовски возбужден, но мысль о том, что губы, киска или задница этой девушки возьмут мой член, останавливает меня до сих пор, несмотря на то, насколько это было бы лучше, чем моя рука.

Нахуй все это. Мне нужно кончить сейчас. Я достаю бумажник, снимаю серебряную скрепку и бросаю пачку банкнот на сцену, все сотенные, так что они рассыпаются по белой поверхности. Я не знаю точно, сколько там денег, но этого достаточно, чтобы глаза рыжей расширились, а рот приоткрылся, когда она увидела их.

— Чего ты хочешь, сладкий? — Спрашивает она сладким голосом, и я поднимаюсь с бархатного дивана, чувствуя себя почти диким от желания, когда хватаю ее.

Она вскрикивает, когда моя рука сжимает ее волосы в кулак, а другой я хватаю ее за бедро и отрываю от себя, разворачивая ее, но это звук возбуждения, а не боли. Хорошо. Эта любит грубость. Мне не нравится грубо обращаться с женщинами, которым это не нравится, но наполовину стон, наполовину крик, срывающийся с ее губ, когда я грубо наклоняю ее над сценой и раздвигаю коленом ее бедра, дает мне понять, что ей это нравится. Ее киска блестит, ее губы приоткрываются, позволяя мне увидеть, насколько она возбуждена, виден ее маленький розовый клитор, когда она широко раздвигает для меня ноги, и у меня есть одна секунда, чтобы пересмотреть свой план и просто засунуть свой член до основания в ее влажное и жаждущее тело.

Простой факт, однако, заключается в том, что, хотя я хочу, нет, нуждаюсь отчаянно кончить, я не хочу трахать женщину, которая не Сирша. И это так чертовски злит меня, что я едва могу нормально видеть.

Она вошла в мою жизнь, перевернула ее с ног на голову своими требованиями и требованиями своего отца, вытянула из меня предложение, привела меня в состояние почти постоянной, ошеломляющей похоти, и теперь я даже не могу трахнуться, чтобы прочистить голову? Я киплю, когда расстегиваю молнию, моя рука все еще крепко сжата в волосах рыжей, когда я удерживаю ее над сценой, ее руки сжимают борта, когда она мяукает от собственного возбуждения.

— Я не собираюсь тебя трахать, — рычу я. — Не стесняйся играть с собой, если хочешь кончить. Я не собираюсь прикасаться к тебе, но я собираюсь кончить на тебя. И это не займет чертовски много времени.

Рыжая стонет, ее пальцы мгновенно летят к ее клитору, когда я обхватываю свой член кулаком, поглаживая сильно и быстро, когда я смотрю на ее круглую, кремовую попку передо мной, ее идеальные бедра, ее розовую, истекающую влагой киску. Мой член набухает в моей руке, вена пульсирует, когда я грубо провожу по нему ладонью, сжимая головку с каждым движением, когда я оттягиваю ее голову назад.

— Ты, блядь, собираешься кончить, не так ли, маленькая шлюшка? — Я рычу, и обращаюсь не к ней, а к Сирше. Сирше, которая позволила мне довести ее до первого оргазма рукой в ту первую ночь, когда мы встретились, Сирше, которая не отступилась от гребаного пари и в результате оказалась привязанной к скамейке для порки. Сирше, которая дважды кончала за мной в той комнате, ее задница покраснела от моих шлепков, а затем проглотила мой груз, как хорошая девочка, которой, я знаю, она может быть, когда захочет. Сирше, которая сводит меня с ума настолько, что у меня есть стриптизерша, которая выглядит так, будто она склонилась лицом вниз над сценой, чтобы я мог кончить ей на задницу и притвориться, что это женщина, которую я действительно хочу.

Рыжая стонет подо мной, ее пальцы порхают по клитору, когда она бесстыдно выгибается назад, тяжело дыша, когда она ласкает себя пальцами навстречу собственной кульминации. Воздух в комнате густой и горячий, с запахом секса и потребности, и это только делает мое желание еще более невыносимым. Я чувствую себя наполовину сумасшедшим, и я знаю, что, если бы прямо сейчас передо мной была Сирша, ничто бы не помешало мне трахнуть ее… ни обещания, которые я давал ей или себе, ни ее девственность, ни что-либо еще, черт возьми.