Исчадие Кромки. Часть 2

— Ты чего это такое сотворил, паря? — Ломонос обернулся на шум летящего копья, да так и замер с раскрытым ртом.

— Не знаю, — пожал плечами витязь, — я просто кинул эту… палку… А оно, вона, как удачно вышло!

Огненный росчерк стремительно приблизился к Змею и с чудовищной силой ударил его в грудь, покрытую крепкой чешуйчатой броней. И всё… А я ожидал куда более эффектного «боевого соприкосновения» при таких-то начальных параметрах. Какого-нибудь большого бада-бума, чтобы только кровавые сопли и слюни в разные стороны разметало. А тут никакого эффекта, кроме завораживающего полёта.

Но, как оказалось, со своими выводами я поспешил. Прошло несколько секунд и Змей, перестав взмахивать крыльями, неподвижно замер в воздухе. Мгновение он висел, а затем «клюнул носом», вернее, целыми тремя «носами», завалился на бок и начал стремительно пикировать вниз, как подбитый бомбардировщик.

Ломонос довольно ощерился и толкнул острым локтем в бок стоявшего рядом спасённого витязя:

— Ты смотри, паря, смотри как пошел! И как это ты его?

— Да случайно, наверное, получилось… — Пожал плечами розовощекий паренёк-богатырь.

— А ну посмотрим, разобьется змеюка подколодная, али нет? — И старикан направил коней вслед за падающим со свистом Горынычем.

— Тогда уже не подколодная змеюка, а поднебесная, — поправил я Стихийного Духа.

— А хрен редьки не слаще! — отмахнулся он от меня. — Пусть сдохнет, собака!

Мы «нагнали» падающего Змея возле самой земли, где Ломонос резко остановил повозку, Однако, он благоразумно не приближался к разогнавшейся туше, держась поодаль. Мы приземлились на поросшую зеленой травкой полянку буквально за пару мгновений, до того, как многотонная туша Горыныча на полном ходу врезалась в возвышающийся перед нами пригорок, поросший густым лесом.

Земля основательно дрогнула, а во все стороны полетели камни, щепки и куски размочаленной древесины. А затем рвануло так громко и ярко, что у всех сидевших в санях заплясали «зайчики» в глазах, и заложило уши. Земля задрожала еще сильней, а в небо взметнулся огненный гриб, как при взрыве ядерной бомбы.

— Вот это жахнуло! — обрадованно заорал Ломонос, которому подобное зрелище доставляло явное удовольствие. — Вот это я понимаю! Как думаешь, Хоттабыч, конец зверюге пришёл?

— Думаю, что пришёл, — согласился я с предположением Стихийного Духа.

— Красота-то какая! — повторил старикан мои недавние слова, пялясь во все глаза на последствия разрушительного взрыва. — Лепота!

Когда огонь прекратился, а дым рассеялся, Ломонос вновь поднял в воздух своих Коняшек и подлетел к месту крушения Змея. От Горыныча мало чего осталось после такого взрыва. То тут, то там валялись куски его истерзанного тела, дымясь и истекая кровавой жижей. Теперь нам стало понятно, что Чудовище окончательно уничтожено и восстановлению не подлежит.

Ну, если только у него нет Регенерации, как у меня. Но этот момент мы сможем немного попозже отследить. Однако, что-то мне говорило, что возродиться из этой кучи дымящегося мяса он уже не сможет. Да и в Магическом Спектре никаких особых поползновений не наблюдалось.

— Ну, что, робятки? — обернулся к нам с облучка старикашка. — Кто-то там угощение обещал с песнями и плясками по поводу освобождения устроить? — ехидно прищурившись, поинтересовался он. — А теперь и еще один повод появился… — беззастенчиво намекнул он, указав на останки Змея. — Грех такими поводами, да не воспользоваться!

— Согласен, — кивнул я. — Давай, правь вот на ту лужайку, — и я указал на подмеченное удобное местечко, раскинувшееся у самой кромки леса возле небольшой речушки. — Для пикника — самое оно! Да и Коняшкам твоим есть, где попастись.

— Добро! — Старикан быстро направил Волшебные Сани к указанному мною месту.

— Слушай, а как ты вообще себя чувствуешь? — поинтересовался я. — Ведь лето на дворе? Ты, часом, не растаешь под теплым солнышком?

— Да не-е-е, — отмахнулся старикан, — не боись, Хоттабыч, не растаю. А вот Силы своей уже почти лишился. Я теперь, если и заморожу чего, то не больше мелкой лужи, — признался он. — Так что толку от меня таперича, никакого нету.

— Обойдемся, как-нибудь и без твоей помощи, — успокоил я Ломоноса. — А домой-то добраться сможешь?

— Коняшки мои хоть и притомились, но вернуться назад много легче, чем прорваться сюда, — ответил Ломонос, приземляя Волшебные Сани на выбранной мною полянке.

Пока старикашка распрягал Волшебных Лошадок, а Матроскин разворачивал в теньке Скатерть-самобранку, я решил познакомиться со спасенным нами богатырём. Витязь к тому моменту уже снял с головы островерхий шлем с бармицей[1], и скинул кольчугу с большим и полированным зерцалом[2], выполненным в виде улыбающегося солнца. Оказался смельчак, как мне и показалось вначале, молодым крепким парнем, не старше двадцати пяти, с «золотой» вьющейся шевелюрой и ярко голубыми глазами. Глубокими, как само синее небо.

— Спасибо, отче, за помощи! — поклонился мне паренёк, приложив одну руку к груди, а второй достав до земли. — И товарищу твоему спасибо! — Поклонился богатырь и Ломоносу. — И коту твоему тоже! Что не дали погибнуть…

Вот ведь какой вежливый — никого внимаем не обошел. Даже Матроскина уважил. За что мой верный фамильяр, соратник и друг обтерся об его красные яловые сапоги с загнутыми носами. Я между делом глянул на него Магическим Зрением, пытаясь разглядеть потоки Силы, но парень, к моему величайшему изумлению, даже Одарённым не являлся! Обычный человек.

— А чего же ты, дурья башка, на такую Тварь замахнулся, коли она тебе не по зубам? — ворчливо поинтересовался Ломонос, закончив возиться с лошадками, которые теперь мирно паслись на лугу.

Кстати, а траву они жевали с огромным удовольствием, несмотря на свою Волшебную Суть.

— А как узнать, если не попробовать? — простодушно ответил богатырь, пожав плечами. — Ну, как-то Боги всё время миловали… Вот и сейчас не попустили…

— А звать-величать-то тебя как, истребитель Чудовищ? — поинтересовался я. Надо же, как-то, общение налаживать.

— Всеволодом батька назвал, — ответил парнишка. — Но, когда крестили, Иваном нарекли. Так что все сейчас Иваном кличут.

— Я — Хоттабыч, — прикоснулся я рукой к груди, — человек обычный, маленький…

— Ага, этот обычный маленький человек такой Силищей владеет, что иным Богам стыдно становится! — ворчливо заметил старикашка, давно меня раскусивший. Еще когда я ясли «заряжал».

— Этот благонравный старичок, — я указал на возничего, — Ломонос. Дух Морозной Стихии, один из верных слуг Богини Мары. А вот этот пушистый проказник, что вокруг тебя вьётся — говорящий кот Матроскин из славного семейства Грималкиных. Одним словом, прошу любить и жаловать!