Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Исчезновение
Шрифт:

Он вошел в будуар; помещеньице было небольшое, но все в нем сулило удовольствия утонченной любви: здесь стояло несколько мягких диванов, полы устилали толстые ковры, зеркала были немного матовые – все это было пронизано кокетством, а никак не целомудрием. В воздухе витал запах сладострастия. Фонарик на стене источал нежнейший свет.

Албен немного огляделся в разнаряженном будуаре, затем, подняв тяжелый парчовый балдахин, проник в самое сердце опочивальни. Прошло какое-то время. Он пропитался запахом нарда, [308] которым был густо насыщен воздух под балдахином, пропах настолько, что едва не потерял сознание.

308

Ароматическое вещество.

Затем появилась Анастасия. Сняв кимоно из белого в черный горошек органди, [309] надев тарлатановое трико, которое плотно облегало ее талию и

бедра, звезда поправила тяжелое золотое украшение с алмазом-кабошоном и улеглась на оттоманке, довольно вздохнув и что-то ласково промурлыкав.

Албен довольно долго оставался неподвижен, любуясь божественной красотой звезды.

Горизонт искривлялся в такт колыхания, которое без перебоев запечатлевало на ее извилистом теле вдохновение.

309

Тюль жесткой выделки.

Это тело, словно изваянное, взывало к себе, нагое, разомлевшее, в волнующем полумраке, который играл на ее томном боку лазурными тенями.

Ее белая кожа, матовая, гладкая, блестящая, была просто восхитительна.

Албен подскочил, глаза его сверкали. Он походил на Великого Пана.

– О Анастасия, – пробормотал он, сгорая от любви – у Купидона закончились стрелы в колчане!

Охваченный вдохновением, он тут же сочинил лэ, [310] в котором, согласно традиции «Песни Песней Соломона», воспевал восхитительное тело Анастасии:

310

Небольшое лирическое французское стихотворное произведение ХИ-ХШ вв.

Тело твое – шлюп, бригантина, большой галеон,На котором я в чувств океан отправляюсь,Отдаваясь на волю ветром разбуженных волн,Что качают нас, бурно в борта ударяясь.Лоб твой – то крепость, и форт, и большой бастион,Вал земляной, что, как горы, вдали вырастает,Но моей страсти не страшен непрочный заслон,Он пред восторгом, меня охватившим, растает.Как лабиринт с поворотами – ухо твое,В веках – дрожанье, в ресницах – миганье мгновенья.Все повороты пройду и впаду в забытье,И при паденье услышу я звезд песнопенье.Словно колодцы, зрачков твоих темь глубока,В них заглянул сквозь бровей триумфальную арку…Нёбо твое – атолл, мадригал и пурпурный коралл,В нем утону, как о скалы разбитая барка.Шея твоя, как алмазный ошейник тугой,Созданный демоном для моего удушенья.Руки твои – словно флаги, вздымаясь дугой,Пыткой и бронзы отливом мое предрекают паденье.Разжатый кулак – это спрут пятипалый, понтон,Лодкой рыбачьей на тело мое наплывает.Спина – побережье, ложбина и вздыбленный стон,Арка любви, под которой забвенье витает.Белая кожа – оазис прохлады и света,Летопись жизни моей, моего вдохновенья…Бок твой – речушка и порт для стоянки корвета,Чтобы причалить к ней в брандера ярком горенье.Миниатюрная чаша – пупок твой открытый,Словно волшебный сосуд для моих излияний.Лоно твое – это тайна судеб и открытий,Герб, под которым войду в темноту мирозданья.Сквозь ураганы я шел взять твое Золотое Руно,Брови любви над лобком часто мне снились вдали,Может, в награду за это судьбой мне даноАистом нежным войти в рай разделенной любви. [311]

311

Пер. Л.Губаревой.

Так пел Албен. Затем, сбросив с себя одежду, обнаженный, вскочил он, жадный, изголодавшийся, на звезду.

– Что? – смутился Антон Вуаль. – Изнасилование?! (Учтите, что ему не было тогда еще и двадцати лет; более того, он вырос в пуританской атмосфере, совершил первое причастие, затем конфирмацию и чуть не стал капуцином.)

– О нет, – усмехнулся Аугустус, – вовсе не изнасилование, ибо звезда, приоткрыв глаза, сразу же по уши втрескалась в разбойника и отдалась ему; в то время как он входил в нее ad limina apostolorum, [312] она шептала:

312

У

порогов апостольских (лат.), т. е. в Риме, у папского престола.

– Я страсть как жаждала разбойника, бандита, преступника! Полиция все еще преследует тебя?

– Еще как, – ответил Албен.

– За твою поимку обещано хорошее вознаграждение?

– Очень хорошее.

– Сколько? – спросила Анастасия.

– Миллион гривен.

– Сколько это будет в долларах? – не унималась звезда.

Доллар равнялся двадцати восьми гривнам, [313] Албен быстро подсчитал, сколько это приблизительно будет, затем проверил, заглянув в газету, не изменился ли курс.

313

Это максимальная сумма, которую мог назвать автор: любая большая цифра по-французски в буквенном выражении содержала бы в себе табуированную гласную «е».

– Thirty-six thousand, [314] – сказал он, округлив.

– That is a lot, [315] Анастасия была восхищена.

Затем, забывшись, плутовато, если не распущенно, подмигнув ему, звезда зашептала в полуобморочном состоянии:

– Будь моим Дон Жуаном, моим Казановой, моим Бальмонтом, моим Божественным Маркизом!

Можно было бы сказать, что это Вирджиния Майо отдается Ричарду Видмарку или Джоан Кроуфорд – Фрэнку Синатре, Рита Хэйворд – Керку Дугласу, Ким Новак – Кэри Гранту, Анна Маньяни – Рэндольфу Скотту, Джина Лоллобриджида – Марлону Брандо, Лиз Тэйлор – Ричарду Бартону, Ингрид Тюлен – Омару Шарифу. [316]

314

Тридцать шесть тысяч (англ.).

315

Много (англ.).

316

Здесь упомянуты звезды Голливуда, за исключением: Фрэнка Синатры – американского певца, Анны Маньяни и Джины Лоллобриджиды – итальянских киноактрис; Ингрид Тюлен – шведской киноактрисы; Омара Шарифа – египетского киноактера (также получил известность в Голливуде).

Но следовала ли она некогда заученному сценарию или же в голосе Анастасии звучало настоящее чувство?

В действительности это не имело никакого значения. Погружаясь в восторг щекотания, нежась, целуясь, они начали поединок, сражение, сладострастнее которого вряд ли когда-либо разворачивалось на любовном ложе, ибо дуэт, который его вел, не знал прежде, пожалуй, равных себе по утонченности и чувственности.

Но в то время как, подобно Аполлону, берущему в плен Ириду, [317] Адонису, задабривающему нимфу Калипсо, Антиною, обольщающему Аврору, Албен сливался с Анастасией в наслаждении, его люди, как он того и желал, устроили мощный взрыв возле домиков технического персонала. Ночь осветили ослепительные вспышки, раздался оглушительный грохот. Можно было сказать, что наступила новая Вальпургиева ночь. Кто-то из несчастных тружеников кино был поглощен работой, кто-то спал, но после прогремевших взрывов все с криками и визгом бросились куда глаза глядят. Большинство погибло почти сразу: одних убило взрывной волной, другие были раздавлены падающими горящими деревьями, третьи – обломками разлетевшеися скалы; зрелище напоминало извержение вулкана…

317

Греческая богиня радуги.

Однако, несмотря на самый настоящий ад, в который было ввергнуто все вокруг вследствие бесчестного злодеяния, наши любовники были всецело погружены в упоительный восторг страсти – состояние столь же жгучее, но менее убийственное.

Таким образом, когда, выполнив до конца наказ Албена, его люди с чувством глубокого удовлетворения от на совесть проделанной работы возвращались к борджу, Албен продолжал свое сверхгалантное свидание: любезничал, ворковал, ласкал, ухаживал всеми возможными способами, словом, занимался любовью во всей ее полноте.

Длилось это три дня. Затем Анастасия, вырвавшись из горячих объятий Албена, вспомнила: чтобы выполнить условия контракта – гонорар ее был баснословен, – ей нужно целиком отдаться съемкам.

Однако – увы! Она быстро смекнула, что из всех; участников незадавшегося проекта, и актеров, и технического персонала, не осталось в живых ни одного человека. Оборудование взлетело на воздух, не сохранилось ни одной, даже мало-мальски пригодной к эксплуатации тележки – все либо было покорежено, либо расплавилось.

Анастасия осталась, таким образом, без работы. Это опечалило ее так сильно, что Албен, которому не удавалось больше утешить ее, в конце концов ушел, оставив несчастную в фургоне. Но, прежде чем сделать это, он вызывающе потребовал:

– Если когда-либо у вас родится ребенок, – он обратился к ней на «вы», ибо это было мгновение судьбоносное, – плод небывалого упоения, соединившего нас на три дня, то я желаю, чтобы он носил мое имя, иначе, – добавил он, – с моей смертью прекратит свое существование род Маврокордатос, а вместе с ним перестанет действовать мое Проклятье!

Поделиться с друзьями: