Ищите женщину

Я проанализировал все случившееся и понял, что моей вины ни в чем не было. Как ничто от меня, в сущности, и не зависело. Все уже было предопределено.

Но – к делу!

Папаша Катьки Бессоновой – личность, как говорится, широко известная в довольно узких кругах. Тех, куда ваш покорный слуга, вероятно, никогда – ни прежде, ни в будущем – хода не получит. И слава богу! Есть такой институт ответственных референтов по специфическим, как сказала Катерина, вопросам, без которых и наш президент, и премьер ну просто как без рук. Мистер Бессонов – один из советчиков. Но к чему я?

А к тому, что, когда мы с ней, с Катькой, основательно поддатые и окончательно утвердившиеся в близком телесном знакомстве, покинули мою однокомнатную берлогу, оставив на кухне Рэмку продолжать шарить по сексуальным погребам Интернета – а что ему еще оставалось? Виноград-то зелен! – я понял: мы проживаем две жизни одновременно. Одну – тайную – нам диктуют, а во второй мы еле-еле сводим концы. Катька – девка славная и без предрассудков. Я убедился. Она далеко откатилась от папы. Но это обстоятельство вряд ли было причиной происшествия с нами в ту несчастливую ночь.

Короче, возле пустой троллейбусной остановки, где мы с Катькой пытались безуспешно отловить такси, остановилась довольно приличная машина – «вольво», из которой вывалились трое «джентльменов», тут же заявивших свои права на владение ее, Катькиным, разумеется, телом. Я, как в том анекдоте, стал возражать и получил довольно крепко в ухо. Но… какой же русский, и так далее? В общем, я кинулся в атаку. И небезуспешно. Катька тоже не сдавалась. Кавалеры никак не могли запихнуть ее в машину, а я бушевал, мешая им это сделать. И даже сумел нанести некий урон: свернул и отодрал боковое зеркальце у автомобиля. Это когда меня оттаскивали от Катьки, а я цеплялся за что мог и отбивался.

И тут появилась спасительная милиция. Так я почему-то решил. Объяснения на месте были короткими. Оказывается, этот уличный дебош учинил именно я. Девушка, видите ли, ловила такси, трезвые добропорядочные граждане собрались ей помочь, довезти до дома, ибо время позднее, а с одинокой девицей могут случиться бог знает какие неприятности. Но тут вмешался пьяный идиот, то бишь я, который почему-то кинулся на них с кулаками, стал все крушить вокруг и громко «выражаться матом» – просто изумительная формулировка!

Насмерть перепуганная Катерина что-то вякала невразумительное, но ее никто и не собирался слушать. Менты заявили, что я пьян и это усугубляет мою вину. Лбы из «вольво» не возражали, чтобы мне впаяли на всю катушку, и отправились следом за «УАЗом», в котором везли нас с Катериной, в отделение милиции для составления протокола и проведения соответствующих анализов на предмет содержания во мне алкоголя. Могли б и не мучиться, я б и сам сказал: шестьсот граммов, но в течение двух часов. Поэтому не так заметно.

В ментовке, как выражаются герои моих журналистских упражнений, нас с ней сразу же развели по разным кабинетам, это чтобы мы не могли договориться, – и началось. Что с Катериной, не знаю, а я действительно попал в серьезный переплет.

Теперь вспоминать смешно – время прошло, а тогда мне было не до смеха. Били меня грамотно. И недолго, потому что профессионалы. Утром, уже дома, я никаких следов на собственном теле не обнаружил, но ковылял около двух недель. Боялся даже, что придется по этой причине отложить полет в Нью-Йорк. Но правильно говорят, что на молодом заживает как на собаке. Зажило. Потом.

Отделав, меня облили ведром воды и оставили валяться на полу. Самостоятельно подняться я не мог. И еще одну вещь сумели сделать менты – полностью меня отрезвить. Правда, мне пришлось облевать им весь пол и частично стены. Может, по этой причине они и прекратили? Уж больно неприглядный вид был у жертвы? Но, так или иначе, через час-другой меня выволокли в коридор и доставили в соседний кабинет. Ментов там не было. Сидел вполне симпатичный седой дядечка и рассматривал меня с укором: мол, и как же ты, милок, докатился-то до жизни такой. Он жалел меня, но, ей-богу, мне было его жалко еще больше – просто страдал, бедный, глядя на меня.

– Ну рассказывай, – сказал он печально.

– О чем? – во мне вспыхнули сразу все обиды. – О том, как меня изметелили ваши сотрудники? О том, как они собирались изнасиловать мою девушку?

Я задал много вопросов, смешав в кучу и правых, и виноватых. А он слушал и кивал, кивал…

– Странно, – сказал вдруг. – А девушка-то как раз жаловалась на то, что изнасиловал ее именно ты. У себя дома. В присутствии своего приятеля, который при этом подавал советы. Ну что будем делать? Кому верить? К ней, кстати, вызвали судмедэксперта, возьмут анализы спермы. Что скажешь?

Первая мысль: врут, гады! Не могла Катька!…

Вторая: а если они и ее как меня?

Потом пришла спасительная: они еще не знают, кто ее отец! И если Катерина возьмет себя в руки и пригрозит папашей, вряд ли у них останется место для благодушного настроения.

Но я не знал их. Этот седой, словно услышав, о чем я подумал, сказал:

– Тебе хоть известно, кто ее отец, чурка ты пустопорожняя? Соображаешь, что он с тобой сделает, если мы дадим ход ее заявлению?

– Покажите мне это заявление! – У меня не оставалось другого выбора.

– Покажем, – спокойно ответил он. – И не только тебе.

– Где Катя? Куда вы девали ее? – требовал я ответов.

– Она давно уже спит дома. Устала девочка, да и ты хорошо постарался. Уехала и даже взглянуть на тебя не захотела. Противно, говорит, ненавижу его! Во как! Отвезли ее наши ребята.

– Те, которые из «вольво»? – Я уже догадывался, что это провокация. Но я-то им зачем? Может, нужен Катькин отец? Нет, что-то больно уж сложно. А те, что из «вольво», даже и не били меня особо, наоборот, защищались, изображали драку. Но изображали, надо отдать им должное, ловко. Не будь я трезв, я бы поверил.

– Видишь, какой ты умный, – заявил вдруг седой. – А с умным человеком и разговор другой. Значит, ты уже все усек? Объяснять не надо? И помощников приглашать, – он качнул головой в сторону двери, – тоже не надо? Ну и хорошо. А это все у тебя скоро пройдет и следов не останется. Зато, как говорили деды наши, за одного битого двух небитых дают. Помнишь такую поговорку?

Еще бы не помнить! Противно только на себе познавать ее правильность…

Скучно описывать процесс вербовки. Этот Борис Николаевич, как он назвал себя, доходчиво объяснил мне, что хозяин «вольво» не будет иметь ко мне никаких претензий… что заявлению перепуганной дуры, которая, оказывается, боится собственного отца больше любой милиции, никакого хода дадено не будет… что в ее личных интересах лучше всего молчать о происшествии, в чем она поклялась… что мне следует раз и навсегда забыть о ней и не приближаться на пушечный выстрел, о чем, кстати, собственно, и просил позаботиться ее папаша – крупный референт… Словом, условий мне было продиктовано немало. Залогом же того, что я все усек, должно было стать мое заявление. Точнее, подписка о сотрудничестве с органами госбезопасности. И нужно это не столько им, сколько мне. Это выдвигалось ими в качестве одного из обязательных условий моей поездки в Штаты.