Ищите женщину

Турецкий подумал, что последнее очень бы пригодилось Питеру в его личную копилку всяческих русских идиом и специфических выражений, до коих Реддвей был великий любитель.

– А что? – изобразив глубочайшее размышление, добавил Турецкий. – Мы могли бы, в конце концов, и личную подругу нашего Кости задействовать!

Меркулов даже онемел от такой наглости. У него – подруга?!

– Я вспомнил мисс Джеми Эванс, Костя! Это уже не наш, это твой уровень. В конце концов, ты меня знаешь, я могу ради дела переспать с кем угодно – от жены министра до уборщицы в отеле. О Славкиных возможностях я уже и не говорю! А тут… – Он развел руками.

Меркулов переводил взгляд с одного на другого и, пробуя что-то сказать, лишь открывал рот, не издавая при этом ни звука.

– Ну вот видишь, ты даже дара речи лишился… Слав, ты не в курсе, за время моего отсутствия у меня в сейфе коньячок, случаем, не появился? Косте сейчас бы очень помогло.

– Ты циник и… бабник! – наконец сумел выдавить из себя Меркулов. – Вячеслав, я все делал, чтобы превратить его в интеллигентного человека! Но это была последняя капля.

– Костя, – серьезно поправил Грязнов, – ты забыл, что последняя была чуть меньше года назад!

– За это время, – расхохотался Турецкий, – у чаши заметно выросли борта! Так что поживем еще, не дрейфь!… А ведь я серьезно, между прочим, ребяты, хлопчики мои дорогие. Сейчас я вам расскажу про одну шпионку, которую очень сильно любил папаша нашего покойного журналиста, из-за которого, собственно, и разгорелся весь сыр-бор. А также засекреченный американский атомщик. И уж тут – точно военная тайна. А вот великая политическая тайна заключается в тех документах, ради которых и произошли убийства в отеле. Но там оказались копии. А оригиналы – вот они тут, у меня.

И Меркулов, и Грязнов смотрели на Турецкого как на фокусника, который морочил им головы битый час, после чего сообщил, что вообще-то он не фокусник, а укротитель диких зверей. О чем же тогда говорили, обсуждали что?!

Выдержав паузу, Турецкий залез в сумку и достал свои находки. Разложил их на столе. И начал:

– Итак, здесь, в этой папке, деловая переписка директора нью-йоркского частного института «Российское общество», который занимался тем, что готовил перестройку в нашей стране, а заодно совместно с ЦРУ засылал сюда своих резидентов. Также оплачивал деятельность диссидентов, устраивал демонстрации всяких протестов, и прочее. Среди так называемых «засланцев» упоминается некий Музыкант, посещавший нашу страну в восьмидесятом и восемьдесят втором годах. Полагаю, что Костя со своими личными связями в Службе внешней разведки поможет установить эту личность. Меня вы знаете как признанного мастера версий. Так вот, могу предположить, что Музыкант вполне мог носить в то время, да и теперь, фамилию Клинтон. Билл Клинтон, господа. Впрочем, не ошибается только… Костя знает, кто не ошибается никогда. Откуда мой вывод? Интуиция, будь она неладна.

Турецкий подвинул папочку к Меркулову и продолжил:

– Все, конечно, нуждается в толковом переводе. На мой вкус, так я бы попросил этим заняться всем нам известного полиглота Дениску. Иначе тайна уплывет… Вот эти две стопки в клеточку. Это начало и конец дневника Кокорина, середину которого я доблестно прос… извини, Костя. Но у Славки она есть. Все, кроме концовки, дает возможность представить атмосферу в институте, где работал папаша Кокорина. Почему я упомянул о концовке? А потому что это эротические изыски автора по поводу героини, которая оказала нашему следствию неоценимые услуги: предоставила материалы, полагаясь на нашу совесть. Поскольку и для Кости, и для нас с тобой, Слава, это слово святое, предлагаю концовку изъять и запереть в моем сейфе как материал, не представляющий интереса для следствия. И наконец вот этот труд – иначе назвать не могу. Мемуары папаши, в которых даются эмоциональные оценки окружающих его людей, обстоятельств, касающихся ссылки, обмена, любовных похождений с вышеуказанной мною шпионкой. И так далее. Со шпионкой я беседовал лично в интимной обстановке. То, что я назвал «и так далее», еще прочитать не успел. Таков мой отчет. И последнее. Меня «пасли» изо всех сил. Шпионка явилась с магнитофоном, но я убедил ее выключить. Был полный консенсус. Вообще, у «соседей» в Питере получился явный облом. В этом смысле особая благодарность в приказе замначугрозыска Виктору Петровичу Гоголеву. Я кончил, господа! – Турецкий склонил голову. – Остальное – по мере.

– Ну что ж, – солидно заметил Меркулов, – вижу, что ты не только занимался обычными своими… Неплохо. В общем.

– Спасибо, благодетель, – тихо, опустив глаза, сказал Турецкий.

– Не юродствуй! – возвысил голос Костя. – Мы только начали. Это, как бы сказать, пока лишь промежуточные итоги. Но некоторые выводы мы уже сделать можем. Чем и займемся. А теперь, Вячеслав, доложи и ты, что слышно от наших «соседей»?

Турецкий с удивлением посмотрел на Грязнова. Тот пожал плечами:

– Пришлось.

– Ну да, стреляли… – подмигнул Турецкий.

– По моей личной просьбе Влад Богаткин постарался разузнать, по чьей конкретной команде ОПУ забегало. – Грязнов имел в виду Оперативно-поисковое управление ФСБ, бывшую «семерку». – Откуда уши торчат – из собственной конторы или из службы охраны и так далее. Должен заметить, что Влад постарался, в пределах дозволенного конечно.

– Фантастика! – Турецкий вскинул руки, как бы призывая в свидетели высшие силы. – Чтоб Влад!… И безвозмездно? – Он взглянул на Грязнова подозрительно.

– Держи карман, – хмыкнул Грязнов, – станет он… Мзда как раз была. Пришлось отобедать.

– Грязнов! – сделал страшные глаза Турецкий. – И ты посмел отвести его к Рубену? Ты «засветил» точку?!

– А что мне оставалось делать? – оправдывался Слава.

– Минуту! – вмешался Меркулов. – О чем речь? Какой еще Рубен?

– Подожди! – отмахнулся совершенно без всякого почтения к начальству Турецкий. – Рубен – мэтр в «Узбекистане». Вот такие лагманы!… – Он показал большой палец. – Слушай, Грязнов, тебя судить надо за предательство!

– Перестаньте валять дурака! – вдруг взвился Костя. – Здесь серьезные дела решаются, а вы балаган устраиваете!

– Ну Грязнов! Ну приспособленец! Ничего святого! – гнул свое Турецкий. – Я теперь понимаю, за что тебя генералом сделали! Вы, поди, потом и на нашей лавочке курили?… – Это уже он произнес совсем зловещим тоном.

Вячеслав удрученно молчал, кусая губу, чтобы удержаться от хохота.

– Курили, – с трудом выдавил он.

– Ну я ж говорил…

– Зато он мне выдал информацию.

– Мог бы и не выдавать… За такую цену! Я и сам знаю.

– Тогда говори: кто?

– Наумов, – спокойно сказал Турецкий.

– Кто тебе сказал?

– Сам вычислил.

– Но как?!

– Думал, Славка. Лежал и думал… Вот посуди. Откуда взялся Наумов? Он же не из того КГБ, который мы с тобой хорошо помним. Это новая генерация, либеральная. Та, что похваляется своими постоянными деловыми и не знаю уж какими там еще контактами с ЦРУ. Коллеги, одним словом. Если мои догадки по поводу Музыканта, которого, кстати говоря, кажется, звали Саксофонистом, верны, то в сокрытии откровенно позорящего главу великого государства факта должны быть заинтересованы прежде всего эти самые коллеги. На фоне всяких блядских скандалов…

– Фу-у! – поморщился Меркулов.

– Извини, Костя, я могу произнести это по-английски, но смысл-то не изменится. Так вот, на этом фоне новая волна, полагаю, ни им, ни, что самое странное, нам ничуть не нужна. Напротив – вредна. Поссоримся – денег не дадут в очередной раз. Надо смотреть на вещи трезво… чему нас постоянно учит наш лучший друг и учитель Константин Дмитриевич Меркулов. Перед которым я снимаю шляпу.

– Вот же босяк! – усмехнулся Меркулов. – И тут выкрутится! Да ты отродясь шляп-то не носил! Все в кепочке щеголяешь… И ту у Вячеслава стибрил, прости господи! Но ведь не Наумов же давал команду ОПУ!