Ищущий, который нашел

– Правильно. Теодуш всегда верил в тебя, и хотел помочь тебе осуществить твою мечту - создать утопию. Он был преданным другом, он искренне любил тебя, как друга, и...

– И поэтому нанял убийцу для меня, - резко прервал я ее. Зефира вздрогнула, округляя глаза, а я весь сжался внутри, больше всего на свете боясь, что моя неожиданная догадка окажется верна. Кто такой вообще Теодуш? Он вышел в моем отряде людей, направленных на верную смерть. Да, несчастный поэт, мывший полы, вряд ли представлял для Царя какую бы то ни было ценность, но все же в моем отряде были сплошь отъявленные преступники. Воры, убийцы, насильники. А Теодуш - всего лишь бездарный поэт. И еще... Никто его не узнавал, как будто все члены отряда видели его впервые. А ведь и внешне, и характером Теодуш был личностью весьма неординарной и запоминающейся. То есть можно допустить, что Теодуш попал в наш отряд неспроста и ко двору Царя не имел ни малейшего отношения. Что у нас дальше? А дальше он стал моим другом. И несмотря на нелепое поведение и неказистую внешность он всегда оказывал влияние на людей. К нему хорошо относились в домах, где мы останавливались. Его полюбили девушки. Он находил какие-то ключики, чтобы открыть крепко запертые двери моего сердца. Что же получается? Я знал одного человека, вернее думал, что знал. Думал, что это я веду его за собой, а он слепо мне доверяет. А ведь на деле все было наоборот - это Теодуш вел меня за собой, создавая видимость обратного. Это я был послушной игрушкой, которая попалась на собственное тщеславие и искреннее желание найти друга. Я думал, что строю хитроумные планы, играя чужими сознаниями, а все это время каждый мой шаг направлялся. Обидно то, что я не знаю и не могу понять, с какой целью. Но обидно не только это, но и мое разочарование в мужской дружбе. Есть ли она вообще? Что это такое - нити отношений? Незримые, хрупкие, есть ли они, или и это - очередная ложь?!

– Он этого не делал!
– крикнула Зефира, но промедление было слишком долгим, а гнев - напускным. Что ж, я напрасно страдал, что недостоин идущих за мной людей. Вместо слепо верящего во все поэта - коварный наглец, не побоявшийся убить меня и прибрать к рукам мою девушку. Преследуя какие-то непонятные цели. Нет, все слишком примитивно. Я вспомнил пухлую фигуру Теодуша, его светящийся взгляд, мудрые слова. Его слова помогали мне оставаться собой вместе с советами Аены. Аена, ну что же ты молчишь?!

– Мои советы тебе уже давно не нужны. Ты вырос, малыш, и пора бы переставать доверять собственным мыслям только в том случае, если они произнесены женским голосом.

Вот и все. Все рушится. Сначала моя идея, моя цель, ради которой я пожертвовал столькими и стольким. Потом дружба и любовь. А теперь и вера в существование чего-то высшего рушится. Я крепко стиснул кулаки, злясь на себя и на мир. А потом со всей дури врезал кулаком в стену. По плотно сжатым пальцам потекли струйки крови, алой и соленой. Я не стал их слизывать, молча глядя в одну точку. Зефира испуганно смотрела на меня, широко распахнув глаза и думая, позвать охрану или бежать. А Силна бы уже забыла обо всех страхах, бросаясь мне на помощь... Я вспомнил зеленые теплые глаза, такие простые глаза деревенской девушки, которая была мудрее этой взрослой красивой женщины. Зефира была влюблена в таинственный образ загадочного рокового красавца и наслаждалась опасностью находиться рядом со мной. Любовью тут и не пахло. А вот Силна любила во мне душу, изображенную на листке бумаги детской рукой. Какой же я идиот! Тьфу, противно аж. Но все-таки с Теодушем все не так просто. Отнюдь. Я продолжал верить этому странному человеку. Глубоко в душе я был уверен, что все, что он делал, он делал неспроста. Просто, возможно, его цель была еще выше моей, и он, подобно мне, жертвовал многими. Хотя и в это верится слабо. А если подумать, жертвовали ли мной? Это ведь все моя гордыня. Если бы я не умер, путь мне после смерти был бы только один - вниз. А так со мной произошло чудо. И ведь я, подчиненный силе венца, не помог бы Хоггу. Не спас бы яшинто от пиявки. Не... Да меня ведь спасли. Теодуш, похоже, не жертвовал никем, кроме себя. Погорячился я с выводами...

– А когда Теодуш придет?
– стараясь взять себя в руки, поинтересовался я. Зефира все еще стояла в стороне, испуганно хлопая большими глазами. Потом тоже изобразила спокойствие на лице и ответила сиплым голосом:

– К вечеру должен вернуться. Пока располагайся, как хочешь, можешь отдохнуть в бывших когда-то твоими покоях. Теперь там, конечно, скромнее, но все же...

– А моих спутников отпустят?
– спросил я, не сомневаясь в положительном ответе. Естественно, если бы а'рантьяки знали, кто мы такие, с нами бы так не обращались. Но ответ меня удивил.

– Юношу и девушку отпустят, а вот существо, которое пришло вместе с тобой, мы отпустить не можем. А'рантьяки настоятельно просят отдать ее им, чтобы изучить. Они говорят, что это существо когда-то было яшинто, а теперь...

– А теперь это беременная женщина, которой нужен уход и покой, - отрезал я, прерывая Зефиру. Девушка подняла на меня все еще красноватые от недавнего плача глаза, и покачала головой:

– С ней будут обращаться хорошо, но, увы, осмотреть ее необходимо. Это явление не изучено, и а'рантьяки просили. К тому же необходимо поставить печать Венца Правосудия им всем на запястья, - и девушка машинально взглянула на собственное запястье, обвитое серебристой змейкой. Ну уж нет, этого я допустить не могу.

– Стало быть, я здесь ничего не решаю?
– поинтересовался я, добавив в голос стальных ноток. По спине Зефиры заметно пробежала дрожь испуга, смешанного с желанием. Как все банально - ей всего лишь нужен был некий таинственный загадочный идол. А я-то, романтик несчастный...

– Решает здесь Венец, - холодно ответила мне старая знакомая, и от тона, которым была произнесена эта фраза, я вздрогнул. Глаза девушки стали стеклянными. Вот оно что! Все, у кого на запястье красуется это очаровательное украшение, вбитое в кожу, подчиняются Венцу, точнее его законам. Пиявка собирается вокруг таких людей с удвоенной концентрацией и ждет, пока они оступятся. И тогда защиты нет - тьма заполняет сосуд, ведь других чувств, кроме страха и желания услужить у таких людей нет. Вместо веры - стремление подчиняться, дабы избежать страшной участи. А ведь любой поступок, совершенный без любви и веры - ничто. Пустота. Интересно, сколько же пиявки собралось вокруг самого Венца? Нужно это определить, пока я не решился на самый смелый, безрассудный и в то же время - самый правильный поступок в своей жизни. А проверить можно, только если дать Лаурону некоторое количество того интересного вещества.

Когда молчание затянулось, Зефира вдруг встала с кресла и пошла куда-то шурша тканями скромного с виду, но явно дорогого платья. Я проводил ее взглядом, не интересуясь, куда она направляется. Когда Зефира вернулась, в руках у женщины был сложенный вчетверо листок.

– Это от Теодуша. Я не знаю, что там, но еще тогда, давно, он попросил меня отдать его тебе.

Я молча принял листок из нежных, не тронутых мозолями рук и развернул его. Глаза забегали по строчкам, и по мере того, как я читал, глаза расширялись. Во рту пересохло. Я крепко сжал листок, чувствуя, как все плывет перед глазами. Да, чего-то подобного я и ждало, но узнать это достоверно...

– Я думаю, тебе не стоит здесь находится. До приезда Теодуша я бы посоветовала тебе отдохнуть, - прервала мои раздумья Зефира, пристально наблюдая за моей реакцией. Я постарался взять себя в руки и кивнул.

– Только если освободить моих друзей не представляется возможным, я бы хотел быть с ними. Это ведь можно осуществить?

– Я уже сказала, что девушку и юношу ты можешь брать собой в предоставленные для тебя, как для гостя, покои. Только после того, как они пройдут процедуру. То есть сейчас уже можешь ждать их, - улыбнулась Зефира, и я с трудом сдержал порыв рвать на себе волосы.

– То есть их... уже?
– нелепо прошептал я, с трудом ворочая языком в пересохшем рту. Зефира молча кивнула. Что ж, ничего страшного. Все равно скоро эти татуировки станут ничем большим, нежели обычными татуировками. А в случае, если этого не произойдет, уже и не важно, что там и у кого на запястье.

Мои старые покои изменились до неузнаваемости. Ремонт был проведен основательный, вплоть до снесения стен и изменения общей конструкции. Линии стали строже, цвета мягче, вместо моей шикарной постели виднелась скромная деревянная кровать, вместо глубоких мягких кресел - обычные стулья, а вместо стеклянного письменного стола - строгая дубовая столешница. Но разглядывать изменения в моем бывшем жилье мне было не дано: на кровати сидел Лаурон, а Силна мерила шагами комнату. Тончайшие шторы на окнах вздымались от порывов ветра, когда девушка проходила мимо окна. Когда я вошел, они обернулись, на бледном обострившемся лице Лаурона наметилась ухмылка, а глаза Силна расширились.

– Что все это значит?!
– на выдохе произнесла она, делая шаг ко мне. Пальцы плотно сжаты в кулаки. На запястье змейкой свилась серебряная лента татуировки. Меня обожгло каленым железом, когда я представил, как тонкая игла прожигает тонкую кожу. Я сдержал порыв заключить Силну в объятия и остался стоять на месте, изображая на лице спокойствие.

– Все складывается как нельзя более удачно, вот и все, - улыбнувшись, произнес я. Губы Силны сжались в узкую нить, а брови сошлись на переносице.

– Мою беременную жену лапают какие-то извращенцы, а я ничего не могу сделать, это, по-твоему, удачный исход?
– раздался с кровати голос Лаурона. Мне отнюдь не наплевать на синеокую подругу и на переживания брата. И на Силну. Но только я не принадлежу себе, увы. Моя задача сейчас важнее даже самых близких людей, ведь если я не справлюсь, то все потеряет смысл.

– Все будет хорошо, я обещаю. Лаурон, ты можешь сделать важную вещь. Которая поможет и тебе, и Азот. И еще много кому.

– От меня есть польза? Я польщен, - кривя губы, бросил Лаурон. В его глазах явно читалась ненависть к самому себе, а пальцы нервно сжались на покрывале. Я вздохнул. Что ж, придется сказать правду.