Исход. Том 1

Положив кур на бумажное полотенце, она вышла на заднее крыльцо с гитарой, уселась и начала играть. Она спела все свои любимые гимны, ее высокий дрожащий голос парил в неподвижном воздухе.

Наш путь опасен и тернист, Род человеческий страдает, И только тот, кто сердцем чист, На Иисуса уповает. Сын Человеческий, приди, Людей от скверны огради!

Музыка показалась ей настолько прекрасной (хотя слух у нее упал до такой степени, что она никогда не была уверена, хорошо ли настроена ее гитара), что матушка Абигайль сыграла еще одни гимн, и еще один, и еще.

Матушка начала было наигрывать «Мы отправляемся к Сиону», когда услышала звук мотора, приближающийся с севера по Полк Каунти-роуд. Она перестала петь, но ее пальцы машинально перебирали струны гитары, пока она прислушивалась, склонив голову набок. Приехали, да, Господи, они отыскали дорогу, и теперь она уже видела пенистый шлейф пыли, поднимаемый грузовичком, когда тот поехал по грунтовой дороге и остановился перед воротами у ее домика. Огромное, приветственное волнение наполнило все ее существо, матушка Абигайль обрадовалась, что надела свое лучшее платье. Она зажала гитару коленями и прищурила глаза, хотя солнца по-прежнему не было.

Теперь гул мотора стал громче, а через мгновение, в просвете…

Да, она увидела машину — старенький «шевроле», фермерский грузовичок-пикап, ехал очень медленно. Кабина была полна: судя по всему, там находилось четверо (она, несмотря на свои сто восемь лет, по-прежнему хорошо видела вдаль), а еще трое в кузове, они стояли, вглядываясь в дорогу поверх кабины. Матушка увидела худого светловолосого мужчину, рыженькую девушку, а посередине… да, это был он, мальчик, который только учился быть мужчиной. Темные волосы, овальное лицо, высокий лоб. Он увидел ее, сидящую на пороге, и стал неистово размахивать рукой. Через мгновение и светловолосый повторил его жест. Рыженькая девушка только смотрела. Матушка Абигайль подняла руку и помахала в ответ.

— Слава Господу, что он привел их сюда, — хрипло пробормотала она, Теплые ручейки слез покатались по ее щекам. — Господь мой, благодарю тебя за это.

Пикап, громыхая и поскрипывая завернул во двор. За рулем сидел мужчина в соломенной шляпе с голубым бархатным околышем и пером, воткнутым за ткань.

— И-и-и-и-хо! — выкрикнул он и замахал рукой. — Здравствуй, матушка! Нику казалось, что ты можешь быть здесь, здесь ты и оказалась! И-и-и-и-хо! — Он нажал на сигнал. Рядом с ним сидел мужчина под пятьдесят, женщина того же возраста и маленькая девчушка в красном вельветовом комбинезоне. Девчушка стеснительно размахивала ручкой, большой палец второй руки был засунут в ротик.

Паренек с повязкой на глазу и темными волосами — Ник — выпрыгнул их кузова грузовичка даже раньше, чем тот полностью остановился. Ему удалось удержать равновесие, он выпрямился, а затем медленно направился к ней. Лицо его было серьезным, но здоровый глаз светился радостью. Он остановился на ступеньках крыльца, а затем зачарованно огляделся вокруг… на двор, на дом, на старое дерево с подвешенными на него качелями с сиденьем из старого колеса. Но больше всего он вглядывался в нее.

— Здравствуй, Ник, — сказала она. — Я рада видеть тебя. Благослови тебя Бог.

Ник улыбнулся, теперь уже с трудом сдерживая слезы. Он поднялся к ней по ступеням и взял ее за руки. Матушка Абигайль подставила ему свою морщинистую щеку, и Ник нежно поцеловал ее. Позади них пикап, наконец, остановился, и все вышли во двор. Мужчина, сидевший за рулем, держал девочку в красном комбинезоне, ее правая нога была в гипсе. Ручка ребенка крепко обнимала загорелую шею водителя. Рядом с ним стояла пятидесятилетняя женщина, за ней рыженькая и светловолосый паренек с бородкой. «Нет, не мальчик, — подумала матушка Абигайль, — просто он умственно отсталый». Последним стоял мужчина, ехавший в кабине. Он протирал стекла очков в стальной оправе.

Ник вопросительно смотрел на нее, и старая женщина кивнула головой.

— Ты все правильно сделал, — сказала она. — Господь привел тебя, и матушка Абигайль собирается накормить тебя.

— Добро пожаловать всем! — добавила она, повышая голос, — Мы не можем оставаться здесь слишком долго, но, прежде чем отправиться в путь, мы отдохнем, преломим вместе хлеб и немного познакомимся друг с другом.

Малышка из своего надежного укрытия поинтересовалась:

— А правда, что вы самая старая женщина в мире?

Матушка Абигайль уперлась рукой в бедро и рассмеялась:

— Может быть, и так, детка. Может быть.

Она попросила их расстелить ее красную скатерть под яблоней, и две женщины, Оливия и Джун, накрыли на стол, пока мужчины ходили за кукурузой. Та варилась не так уж долго, и, хотя у матушки Абигайль не было настоящего масла, зато соли и сливочного маргарина вполне хватало.

Во время еды почти никто не говорил — раздавался лишь звук жующих челюстей и возгласы одобрения и удовольствия. У матушки повеселело на сердце при виде так хорошо управляющихся с пищей людей, и эти люди отдали ей должное. Они сделали ее путешествие на ферму Ричардсонов и борьбу с ласками более чем стоящими. Не то чтобы они были по-настоящему голодны, но если человек целый месяц ест только из банок с консервами, то у него вырабатывается устойчивое пристрастие к чему-либо свежеприготовленному. Сама матушка съела три кусочка курицы, початок кукурузы и небольшой кусок пирога с клубникой и ревенем. Когда все было съедено, она чувствовала себя набитой, как подушка.

Когда все уселись поудобнее и кофе был налит в чашки, водитель — фермер с открытым и честным лицом по имени Ральф Бретнер — сказал ей:

— Это была божественная пища, мэм. Не могу припомнить, когда еще я ел такую вкуснятину. Огромное спасибо.

Остальные согласно забормотали. Ник улыбнулся и закивал головой.

Девчушка спросила:

— Можно я саду к тебе на колени, бабушка?

— Думаю, ты слишком тяжелая, милая, — заметила пожилая женщина, Оливия Уокер.

— Чепуха, — ответила Абигайль. — День, когда я не смогу подержать ребенка на коленях, будет днем, когда меня завернут в саван. Иди сюда, Джина.

Ральф поднес и усадил девочку.

— Когда станет тяжело, скажите мне. — Он пощекотал щечку девочки перышком со шляпы. Малышка прикрыла лицо руками и захихикала:

— Не щекочи меня, Ральф! Не надо щекотать меня.

— Не беспокойся, — ласково ответил Ральф. — Я так наелся, что не в состоянии щекотать кого-нибудь слишком долго. — Он снова уселся.

— Что случилось с твоей ножкой, Джина? — спросила матушка Абигайль.

— Я сломала ее, когда упала с сарая, — ответила Джина. — Дик перевязал ее. Ральф говорит, что Дик спас мне жизнь, — Девочка послала воздушный поцелуй мужчине в очках в стальной оправе. Тот слегка покраснел, закашлялся и улыбнулся.

Ник, Том Каллен и Ральф наткнулись на Дика Эллиса, шедшего по обочине дороги с рюкзаком на спине, когда пересекали Канзас. Дик был ветеринаром. На следующий день, проезжая через маленький городок под названием Линдсборг, они остановились пообедать и услышали слабые крики, доносящиеся из южной часта города. Если бы ветер дул в другую сторону, они бы вообще никогда ничего не услышали.

— Слава Богу, — благодушно произнесла матушка Абигайль, ероша волосы девчушки.

Целые три недели Джина жила одна. Два дня назад она играла на сеновале в сарае своего дяди, когда прогнившие доски рухнули, и девочка провалилась вниз, пролетев сорок футов. Копна сена смягчила ее падение, но она скатилась с нее и сломала ногу. Сначала Дик Эллис был настроен весьма пессимистично по поводу ее шансов на выздоровление. Он сделал ей местную анестезию, чтобы совместить кость; Джина очень сильно похудела, да и общее состояние девочки было настолько ослабленным, что он боялся, как бы это не убило ее (ключевые слова в этом разговоре произносились по буквам, в то время как девочка рассеянно играла с пуговицами платья матушки Абигайль).