Искатель, 1998 №7

— Почему же эфирные масла?

— Если бы предлагали чугунные болванки, я бы продавал чугунные болванки, — объяснил Баренбойм. — Но предлагали эфирные масла… — Он несколько раз затянулся, закашлялся. — Трижды бросал курить, — проворчал он. — И трижды начинал. От этой жизни…

— Хорошо, что было дальше? — нетерпеливо спросил Натаниэль. — Вы извините, Баренбойм, я вам сочувствую, но сегодня вечером моя мама возвращается от родственников, я хочу приготовить праздничный ужин.

— А где живут ваши родственники? — поинтересовался Баренбойм.

— В Беер-Шеве, а что?

— Нет, ничего, говорят, там дешевые квартиры.

— Говорят.

— Но климат очень тяжелый, это правда?

— Кому как. Вы собираетесь рассказывать или нет? Что было дальше?

Дальше Баренбойм гулял по Тель-Авиву, разглядывал витрины, приценивался к самым дорогим квартирам в самых престижных районах, к автомобилям и прочему, и ждал, когда же ему наконец сообщат о прибытии заказанных масел в Хайфский или Ашдодский порт.

Вместо этого через три дня ему позвонил поставщик, извинился и сообщил, что партию перехватили, поэтому сделка не состоится. Баренбойм перестал мечтать и позвонил покупателю.

— Вот тут-то все и началось, — мрачно сказал он.

Услышав, что Баренбойм вынужден отказаться от сделки, покупатель немного помолчал, а потом сказал:

— А кто оплатит мои издержки?

Баренбойм чуть не выронил телефонную трубку.

— Какие издержки?! Я же ни шекеля…

— Зато я, и не один.

Покупатель объяснил, что в ожидании товара он взял кредит («Под приличный процент»), снял склад («На очень жестких условиях») и прочее.

— Либо ты все это оплатишь, — сказал он, — либо… — и повесил трубку.

— Что мне теперь делать?

Розовски хотел послать Баренбойма подальше, посоветовав впредь думать получше и не пытаться лезть в неизвестное. Но у соседа был настолько беззащитный взгляд, что Натаниэль, тяжело вздохнув, потянулся к телефону.

— У вас сохранились номера телефонов? — буркнул он.

— Конечно, вот, — Баренбойм с готовностью протянул ему бумажку.

Розовски позвонил сначала по одному номеру, потом по другому. Его предположения подтвердились. Тогда он позвонил к себе в Управление.

И «покупатель», и «продавец» оказались одним и тем же лицом, неким Марком Копштейном, бывшим жителем Киева. Он уже не первый раз проделывал эту операцию. Давал объявление о наличии дешевого товара и объявление о готовности приобрести его, потом сообщал, в качестве «продавца», что, к сожалению, не может поставить товар, и, в качестве «покупателя», брал с простаков, попавшихся на удочку, некую компенсацию за издержки от несостоявшейся сделки. Судя по его цветущему виду, число бывших сограждан, не желающих отказаться от мысли разбогатеть, увеличивалось пропорционально росту алии.

— Согласись, я вел себя вполне порядочно, — сказал он полицейскому следователю. — Оба объявления — ио продаже, и о покупке — я давал на одной и той же странице газеты. Любой мало-мальски думающий человек обратил бы на это внимание и не стал бы звонить. Но мне попадались одни идиоты. Я даже не думал, что Горбачев выпустит в Израиль такое количество идиотов…

— А почему именно эфирные масла? — поинтересовался присутствовавший на допросе Розовски.

— Приятный запах, — мечтательно зажмурившись, сказал Коп-штейн. — Оч-чень приятный.

После чего отправился в суд, а потом — в тюрьму.

Правда, Баренбойм все-таки кое чему научился. Но главное — именно после этого случая Розовски окончательно утвердился в намерении открыть частное сыскное агентство.

И первых клиентов ему привел все тот же Баренбойм.

Вообще, реклама, которую ему создал сосед (теперь уже — бывший) намного превосходила ту, что иногда появлялась в газетах. А у самого Владимира дела постепенно пошли в гору. Видимо, какие-то задатки бизнесмена у него все-таки имелись.

— Ты, случайно, не домой? — спросил Баренбойм. — Мне в ту же сторону, могу подвезти.

Проблемы выбора больше не существовало.

— Домой, — сказал Розовски.

Некоторое время ехали молча. Баренбойм включил магнитофон. Из стереоколонок, укрепленных в глубине салона, послышалось:

На другом конце стола —

Тот, с которым я была,

Тот, с которым провела

Лучшие года, лучшие года…

Женский голос с легкой хрипотцой выводил нехитрую мелодию с нехитрыми словами, от которых Натаниэль почему-то немного разомлел. Баренбойм заметил это, улыбнулся:

— Нравится? Люба Успенская, слышал?

— Слышал.

— Жила в Америке, пела на Брайтоне, сейчас в основном в Москве.

…А потом мосты сожгла

Навсегда…

— У тебя случайно нет «Битлз»? — неожиданно спросил Розовски.

— Почему нет? Есть. Возьми в бардачке, там на любой вкус… Любишь вспоминать молодость?

— Молодость… Нет, просто мне под «Битлз» почему-то хорошо думается.

— Есть о чем?

— Еще бы.

Баренбойм поменял кассету. Они снова замолчали.

— Послушай, а ты так и не купил себе машину? — спросил Баренбойм. Они как раз проезжали по улице Ха-Масгер, сплошь заставленной автосалонами разных фирм. Плотно прижавшись друг к другу, предлагали свой товар «Вольво», «Мицубиси», «Субару», «Ровер». Даже «Лада», скромно примостившаяся рядом с именитыми соседями. Видимо, искрящиеся никелем, нарядные новенькие автомобили подсказали вопрос.

— Не купил.

— Почему?

Натаниэль пожал плечами.

— Не люблю железа. Идиосинкразия, наверное. Могу я иметь какую-нибудь странность? Эркюль Пуаро любит хвастаться, Шерлок Холмс играет на скрипке. Ниро Вульф непрерывно что-нибудь ест. А я терпеть не могу автомобилей.

— От скромности ты, пожалуй, тоже не умрешь, — Баренбойм засмеялся.

— Я и не собирался… — лениво сказал Натаниэль. — Обрати внимание, я сравнивал себя только с литературными героями.

— Я обратил. А чего ты не собирался?