Искатель, 1998 №9

— Но вы можете меня звать просто Розой, — ни капельки не обиделась госпожа Сидорова. — Вы ведь не очень любите свою собаку?

— Видеть ненавижу! — честно признался Безменов. — Ее, собственно, жена завела. Но как вы догадались, что — не люблю?

Роза, перехватив поводок другой рукой и откинув со лба крупные завитки роскошных, чуть рыжеватых волос, усмехнулась.

— Для этого не надо быть даже доктором Ватсоном. Ваш пес не считает вас хозяином, это сразу видно. Значит, вы им не занимаетесь. А не занимаетесь, потому что якобы некогда. На самом же деле — потому что не любите. Так?

— Вы проницательны, как Шерлок Холмс.

А эта Розалия Леопольдовна явно не дура. Только вот одевается невпопад. И белые лосины, и мохеровая кофта укрупняют ее и без того пышные формы. С другой стороны, прогулка с собакой — не прием в посольстве…

— И это тоже весьма кстати — нисколько не осудила Роза Геннадия Азаровича за непростительную, с точки зрения Фаины, нелюбовь к животным. — Хотите, устрою вам и вашему псу приличный заработок?

— Приличный заработок дают сейчас только финансовые махинации и контрабанда алкоголя. А я, к сожалению, отношусь к законопослушной части населения.

— Вот именно, что к сожалению!

Роза распутала перехлестнувшиеся поводки, оттянула свою суку от рвущегося к ней Фая.

— Однако в данном случае вы будете перед законом чисты. Разве что налоговая инспекция на вас немножко обидится. Но организаторы этого бизнеса умеют хранить тайну; вы, судя по всему, тоже. Мне продолжать? — со значением спросила госпожа Сидорова. Да, ей вполне шло это обращение — госпожа. Теперь она смотрела на Безменова как на дворнягу, которую по доброте душевной собралась накормить.

Это даже интересно. Что дает ей основание так надменно относиться к незнакомым — а значит, и ко всем — людям? Может, ее муж — министр? Или, бери выше, крупный бизнесмен?

— Торжественно обещаю никому и никогда не рассказывать то, что сейчас от вас услышу! Под салютом всех вождей! — вскинул над головой руку Безменов.

— Даже собственное жене! — подсказала Роза.

— Тем более собственной жене!

— Между прочим, это довольно серьезно. Вы зря надо мною подсмеиваетесь.

— Серьезно — это сколько? И за что?

— От пятисот баксов и выше за каждый выигранный бой. За участие, конечно, меньше. Но на нового бракованного «бульку» хватит.

— Собачьи бои, значит?

— Из вашего… Фая, кажется?

— Полное имя — Файтер. В переводе — боец, истребитель.

— Из вашего Файтера получится отличный бойцовый пес. Уж я-то вижу. Через неделю как раз начнутся отборочные схватки. И если ваш питомец выйдет в финал… Там ставки — не менее двух тысяч баксов. Ну, согласны?

— Вот так, сразу? Собаку… жалко все-таки. Живая тварь…

Две тысячи — это много, очень много. Можно будет купить хороший компьютер и вести расчеты не только на работе, но и дома. Запустить программу на всю ночь — и пусть «Пентиум» потеет. Тогда уже через пару месяцев можно будет напылить настоящие, кондиционные зеркала…

Геннадий Азарович перехватил поводок покороче, наклонился над Фаем, сделал то, что делал очень редко: почесал пса за ухом. Фай блаженно прикрыл глаза и даже к суке перестал рваться.

— Собаки всю жизнь дерутся, — пожала пухлыми плечами Роза, — это их способ жизни. И в отборочных схватках вам ничего не грозит. Ну, покусают немножко… Это в финале бой до победного. Но у вас уже будет тысяча баксов в кармане, хватит на нового пса.

Безменов, решивший было наотрез отказаться, заколебался.

За тысячу баксов тоже можно купить компьютер. Правда, медленный и с короткой памятью, но все же…

— А как с вами связаться, если что?

— Я сама позвоню. Назову только место и время, а вы уж сами решайте, будет вам пес по-настоящему служить или только даром харчи переводить.

Возле ближайшей к «собачьей» дорожке девятиэтажки остановилась черная иномарка, просигналила протяжно и требовательно.

— Ну, мне пора, заторопилась госпожа Сидорова. — Быстренько говорите свои телефоны… И никому ни слова! — напомнила она, внося продиктованные Безменовым цифры в электронную записную книжку. Геннадий Азарович о такой и мечтать не смел.

Придержав рвущегося за сукой пса, Геннадий Азарович дождался, пока Фай успокоится и, отпустив его на длинный поводок, включил приемничек.

Кажется, поэт все еще продолжал читать свое стихотворение:

«Умерли все: Языков, Ясперс, Я-бу-бу, Я-бу-га, Я-зи-зи… — бубнил он что-то нечленораздельное, а потом начал и вовсе подвывать: Я-о-у… Я-э-о… Я-у-ю… Остался я один. Только я остался!» — неожиданно подвел он черту.

Ведущий передачи тоненько заржал. И лишь после этого до Безменова дошел смысл стихотворения.

Ага, значит, все выдающиеся люди умерли. Остался один Крыгов, о чем он громогласно и заявляет. И ведущему это кажется чрезвычайно остроумным. А мне? Почему мне-то не смешно? Неужели действительно, как говорит Ромка, я «устарел»?

Геннадий Азарович не позволил Фаю отметиться возле очередного ориентира и, рискуя порвать поводок, направил-таки пса в угодную себе сторону, к дому.

Ни о каких собачьих боях, конечно, не может быть и речи. Собачье это дело. А было бы заманчиво… Уже через месяц — компьютер. Свой, действительно персональный…

Дабы избавиться от бесплодных мечтаний, Геннадий Азарович увеличил громкость. На междусобойчике, происходившем в студии где-то очень далеко, то ли в Праге, то ли в Лондоне, речь теперь шла об одном из немногих писателей-детективщиков времен застоя Юлии Степанове. Ведущий передачи никак не мог простить Степанову претензий на интеллектуализм. И эти претензии были ведущему столь неприятны, что он назвал недавно умершего писателя подонком.

Тут уж не выдержал даже гениальный поэт.

— О покойниках плохо не говорят, — напомнил он.

— Ну, тогда я беру свои слова обратно, — хохотнул ведущий.

Безменов брезгливо выключил приемник.

Похоже, эти двое только себя и свое ближайшее окружение почитали интеллектуалами и вообще «выразителями мироощущения эпохи». Эпохи Крыгова, то бишь. А на земле нет более противной породы людей, чем живые гении. Причем их мнение о самих себе история почему-то никогда не разделяет.

В мусорном контейнере старушка выбирала из выброшенной кем-то кучи прошлогодней еще кислой капусты съедобные, по ее мнению, горсти и аккуратно укладывала в полиэтиленовый пакетик. Заметив Безменова, она быстро спрятала пакетик в потертую сумку и поспешила прочь.