Искатель, 2014 № 07

— А что, еще не устали, баба Люба?

— Ну, бывает, когда занедужу. А так я еще девка хоть куда!

Баба Люба засмеялась, прикрывая рот ладонью.

— Баба Люба, мне с вами посоветоваться надо.

— О чем это?

— Об одном человеке.

— А я его знаю? А то разговор пустой получится.

— Думаю, знаете.

— Об ком же это? О мужике или о бабе?

— Об Оксане Лебедевой.

— А, об Оксанке. А чего о ней говорить? Девка она неплохая. Не то жениться на ней задумал?

— Да женат я, баба Люба. Вон, кольцо на пальце, — Посохин выставил вперед руку. — Друг мой ею интересуется.

— Тоже милиционер?

— Нет, шофер.

— Ага! Это дело хорошее. Денежное. А как твой друг насчет водочки?

— Честно скажу, слабоват.

— Тогда не знаю.

— Что так, баб Люб?

— Оксанка женщина хорошая, но тихая. Боюсь, друг твой ее поколачивать будет. Водка рано или поздно всем набекрень мозги сворачивает.

— А если у него любовь?

— Это еще хуже! Оба мучиться будут.

— Так уж и оба мучиться?

— А то! Когда протрезвеет, как он себя чувствовать будет, если увидит, что любимую по пьяни расписал снизу доверху, а?

— Да, баба Люба, вы правы. Я как-то сразу не сообразил.

— Вот! Но если он зарок даст — а если душой любит, то даст, — может, все у них и сладится. Оксанка баба нежадная и на ласку ответная.

— Да, сейчас такое редко встретишь. Спасибо, баба Люба, за помощь! Буду с другом говорить, чтобы завязывал с выпивкой. А детей у Оксаны нет?

— Нет, милок. Был у нее ребеночек, но еще маленьким помер. А потом и муж скончался ейный.

— От чего?

— На север поехал на заработки и погиб. Молодой еще был. С тех пор она и одна.

— А к ней никто не ходит?

— Из мужиков, что ли?

— Ага.

— Скрывать не буду, одного ухажера я видала. Но только одного. С прошлого лета стал к ней заглядывать.

— А какой он из себя?

— Не очень молодой, но видный. Коренастый. Виски седые у него. Всегда в новое, чистое одет. Приятный мужчина.

— Вот это да! Это же мой друг Николай.

— Я же и говорю, Оксанка женщина хорошая, не гулящая. Как в кине перед мужиками балованные бабы и девки, передком не крутит.

— Мне уже пора, баба Люба, — встал из-за стола Посохин. — Приятно было с вами познакомиться.

— Чего же ты так быстро уходишь? Может, еще посидишь?

— Рад бы, но дела поджимают.

— Ты заходи еще! Я, ведь, одна живу. Мои все разлетелись, а мужа Бог прибрал. Соседи все про деньги да машины балакают. Мне их без интереса слушать, и мои разговоры им не всласть. Собаки у меня нету, а с кошкой много не наговоришь. Она у меня дура дурой. Маруська, ты где? — посмотрела по сторонам старушка. — Опять в чистое залезла, паразитка? Я тебе посплю на белье глаженом!

Глава 29

В просвете между кустами мелькнуло бледно-желтое пламя костра. Поднимая волну против течения, Жарких заложил плавный поворот. Заглушив мотор, он приподнял над водой гребной винт, и казанка с ходу, шурша, выползла на песчаный берег на четверть корпуса.

Через мгновенье старший лейтенант услышал, как в нескольких метрах от берега, правее того места, где он причалил, трещат сучья. Было ясно, что кто-то быстро удаляется в глубь острова.

Жарких поднялся на ноги и прокричал:

— Табанин, я за тобой бегать не буду! Сейчас порежу, к чертям собачьим, все сети, что ты тут понаставил, если не вернешься!

Треск в зарослях затих. Спустя некоторое время откуда-то справа, из-за деревьев, донеслось:

— Да я пописать хотел, Сергей Владимирович! Отошел тут недалеко!

— Я вам верю, гражданин Табанин! А ну быстро застегнул мотню и подвалил сюда! — нарочито злобно скомандовал Жарких. — Разговор к тебе есть!

Старший лейтенант сел на лавку и закурил. С начала дня это была его шестая сигарета. До завтрашнего утра можно было выкурить еще четыре.

На Рождество Жарких при девчонках поспорил с Посохиным, который никогда не курил, что к концу года сможет покончить со своей вредной привычкой. Его призом, кроме здоровья, должна была стать казачья шашка времен Первой мировой войны из коллекции холодного оружия майора. Сам старший лейтенант в запале поставил на кон свою любимую «восьмерку».

Через пару минут на берегу в расстегнутой джинсовой рубашке и плавках появился Василий Табанин. Он осторожно, мелкими шажками, приблизился к лодке. Его худые безволосые ноги были до колен изрядно поцарапаны.

— По ежевике, что ли, бегал? — посочувствовал ему Жарких. — Садись в лодку.

— Здравствуйте, Сергей Владимирович. А мы куда поедем? — перекидывая правую ногу через борт, спросил Табанин.

— Привет! Никуда мы пока не поедем. Тут будем разговаривать. На свежем воздухе. Садись!

— А в чем дело?

— Садись! — Старший лейтенант щелчком отправил окурок в реку. — Ты чего от нас бегаешь? Телефон не берешь? Мы что, тебя по всей области должны разыскивать?

Табанин, держась за борт, опустился на переднее сиденье лицом к полицейскому.

— Так я просто на рыбалку поехал. Я давно уже планировал, — ответил он, наклонив голову и приглаживая растрепавшиеся волосы. — И никуда я не бегаю. Здесь я! Вот, сижу… А телефон тут не принимает.

— Как только Квасову нашли, так ты сразу на рыбалку поехал. Причем куда подальше. Лодка твоя где?

— На той стороне острова.

— Понятно. Ты в позапрошлый понедельник на старом пляже водку пил с гражданкой Квасовой?

— С Раечкой?

— С Раечкой. По паспорту она Квасова Раиса Николаевна, если ты не в курсе.

— Я в курсе. Пил. Но, так, по паре капель. Чисто символически. Потом посидели немного и разошлись.

— Рассказывай все. И с мелкими деталями. С другом твоим Кармановым мы уже встречались.

— Да? А, ну тогда конечно! А что рассказывать?

— Сколько она выпила?

— Кто? Раечка?

— Блин, Раечка!

— Я думаю, граммов сто. Может, даже меньше. Она, в общем, была женщиной непьющей. Я ее за это очень уважал.

— А вы сколько выдули?

— Кто? А, мы! Мы все остальное.