Искатель. 1979. Выпуск №3

Змаевич покраснел.

— Как его звать? — снизу вверх кивнул Апраксин датча

нину, внимательно разглядывая финна.

55

Человек, от которого многое зависело, был долговязым и светловолосым. Лицо красное, лоб безбров, морщинист, водянистые глаза расставлены широко.

Фритиоф Суоконен, — ответил Розенкранц.

Скажи господину Суоконену, что ежели без крушений

проведет флот шхерами, сразу и все деньги по уговору ему

дам, и домой отпущу.

Розенкранц перевел натужно, словно поднимал тяжесть — дробящимся голосом:

— Адмирал сказал: если в шхерах случится что-либо самое

малое... если поломается даже весдо — тебя повесят на рее.

Финн покорно склонил угрюмое лицо — обмякшее, ставшее свекольно-бурым. Маленькие глазки пыхнули недобрым огнем. На лбу разбежались морщины — от страха или удивления. Лоцман с трудом разодрал обветренные губы.

Постараюсь, никакой беды не случится... ни одно весло

не сломается. Можно использовать лот, но я и так хорошо

знаю фарватер.

Он ни в чем не уверен, — перевел Розенкранц. — Нуж

но, говорит, одной скампавее идти вперед и лотом измерять

глубину — разведывать фарватер...

Ну что ж, — помедлил Апраксин, напряженно перехва

тывая взгляд переводчика, — в этом, чай, есть некий резон,

хоть и невеликий. Как мыслишь, Матвей Христофорович?

Змаевич с затаенным сомнением посмотрел на Розенкранца, ответил глухо.

Эскадра сильно замедлит ход, если фарватер проверять

лотом...

Ничего, — генерал-адмирал задумчиво побарабанил про

долговатыми ногтями. — Иногда не грех спешить и медленно.

Видимо, тот случай сейчас. Собсрись-ка с этим лоцманом на

малой скампавее и выйди вперед. Особо погляди в шхерах за

Гельсингфорсом: опасно там — берега изрезаны, камни, от

мели. А вы, герр Розепкранц, внушите финну сему, что мы к

нему всем сердцем благоволим... пугается он зря.

Выйдя с лоцманом из каюты, Розенкранц облегченно перевел дух. Притворно печалясь, долго морщил лицо улыбкой. Оглянувшись по сторонам, засопел финну в самое ухо.

Не дай бог! И впрямь повесят... Русские, — давился го

рячим шепотом, — идут сейчас, видимо, к Аландским остро

вам. Им не миновать мыса Ганге-удд, где Апраксина навер

няка ждет шведская эскадра. Фритиоф будет большим дура

ком, если не сбежит у мыса от русской веревки к королевско

му адмиралу Ватрангу...

Эй, Розенкранц, что за беседу ведешь с лоцманом? —

пробасил рядом Змаевич. Покинув каюту Апраксина, он вни

мательно наблюдал за датчанином.

Он очень малопонятлив, — дернулся Розенкранц. — При

шлось снова растолковывать. Герр командор, будьте с ним

осторожны, финны — такой народ...

Змаевич почувствовал что-то неладное, раздраженно заторопил.

— Скажи этому жердястому — мы сейчас же идем на про

мер фарватера.

56

Розенкранц перевел точно, незаметно подмигнул Фритиофу и добавил:

— Вот тебе и рлучай — не зевай! У финна впалые щеки густо набухли краской.

Усиливался ветер. Лица гребцов покрывала серая пелена усталости. Галеры, полугалеры, скампавеи и бригантины неиссякаемой вереницей скользили по узким .протокам. Позади, теснясь среди множества скалистых островков, шли транспортные суда, малые бригантины, боты и ладьи, а на буксирах — баркасы и прамы — с грузом провианта и боевыми припасами, взятыми для армии, уже действующей в Финляндии.

Солнце пекло нещадно. От палуб несло густым запахом смол, крутым квасным духом. На изгибах фиордов и проток бились седые гривы пены.

Эдак еще можно плавать, — хмурился и веселел Ни

кола, беззаботно поглядывая на кипенный след за галерой.

Еще бы! — по-старому с издевкой скалился Антон. Си

дел босой, подставив ветру черные подошвы ног. — С моря

шведу пикак не достать — и на берегу свои. — Помолчав,

задумчиво добавил: — Похоже, Гельсингфорс уже позади.

Значит, скоро будет Порккалауд: Немного морем проскочим,

и за Березундом опять пойдут шхеры — снова будешь, Ни

кола Иваныч, как у Христа за пазухой. А там, глядишь, —

ц к Гангуту станет рукой подать — до носа Финского за

лива...

Никола запустил мозолистую руку в густую, как войлок, бороду. Недвижно глазел на вздыбленные ветром прозрачные облака, на сине-перламутровые воды у берегов.

За бухтами веревок и штабелем абордажных топоров стоял Розенкранц, прислушиваясь, огляделся, тихо сполз в трюм. Долго что-то искал в укромном месте, нашел. С тихим озлоблением зубами и потными пальцами развязал -шнурок на небольшом мешочке, насыпал на ладонь кучку сероватого порошка. Криво ухмыляясь, подошел к бочке, приподнял крышку и сыпанул порошок в солонину...

10

Апраксин с задержками получал вести от царя из Ревеля. Петр писал о прибытии двух фрегатов с Архангельской верфи, о подходе из Англии еще одного «приемыша» — семидеся-типушечного корабля «Веферм», о болезнях среди матросоч из-за не свежей, а может, и отравленной солонины, о том, что он неусыпно смотрит за неприятелем, наряжая в дозоры малые суда. Последнее письмо было тр'евожным — о слухах, будто бы английские военные корабли под видом торговых идут в Балтийское море и уже миновали пролив Зунда. Петр в подлинности сообщения уверен не был, так и отписывался — «нахожусь в сумнении!..».

«Могут быть и подметные слухи, — подумав, заключил

57

Апраксин. — Но травленая солонина... и на галере Змаеви-ча матросы стали мучиться странными болестями живота. С начала похода провиант не менялся, все были здоровы, а теперь болеют.. И еще на трех судах то же самое. Десять человек умерло. Баталия еще не началась, а уже потери...»

К вечеру отписал царю, что идет «со господом, поелику возможно», проверяя фарватер; узкий пролив Березунда уже остался позади, скоро Гангут..'.