Искатель. 1985. Выпуск №4

Один за другим летели в корзину варианты текста, еще вчера казавшиеся Симмонсу чуть ли не гениальными. Несколько раз он будил Стива среди ночи, заставляя выслушать новую идею, но наутро уже был поглощен абсолютно иным поворотом материала. И вот наконец свершилось. Сегодня — премьера

В отличие от большинства своих коллег Джонни Симмонс не слишком-то заботился о паблисити Нет, нельзя сказать, чтобы он был против рекламы в принципе. Она, равно как и рецензии в печати, являлась неотъемлемой частью кинобизнеса, и железное правило «не расхвалишь — не продашь», как и в любом другом бизнесе, соблюдалось неукоснительно. Симмонс не раз становился свидетелем того, как по-настоящему талантливые и умные киноленты оставались не замеченными широкой аудиторией лишь потому, что их создатели либо поскупились на рекламу, либо не сумели вовремя организовать вокруг своего произведения шумные дебаты в печати.

Но все же где-то в глубине души он считал всю эту возню занятием недостойным, полагая, что хороший, злободневный, «настоящий», как он любил выражаться, фильм должен говорить сам за себя, не нуждаясь в том, чтобы вокруг него искусственно нагнетались страсти.

Стив Уиндем придерживался как раз прямо противоположной точки зрения. Для него вопросы репортеров, завистливые лица, а коллег, восхищенные улыбки поклонников и поклонниц являли цель и смысл всей жизни И хотя Симмонс наверняка знал, что вовсе не из-за всей этой ерунды Стив ложился под пули наемников в Африке и лез под полицейские дубинки у себя в Америке, Уиндем упорно стоял на том, что успех должен быть шумным.

— Ну, шеф, сегодня мы вставим им такой фитиль под хвост, который даже этому итальяшке Феллини не снился, — метался он по номеру, готовясь к предстоящей премьере. — Как я выгляжу, а? Может, лучше не в смокинге, а во фраке? Какой фитиль, а, шеф? Репортеры просто лопнут от зависти — я смотрел все, что шло по телевидению об этом пожаре на ракетной базе, и, отбросив ложную скромность, признаюсь — там нет и половины моего размаха. А главное — нет настроения, понимаешь, настроения! Когда меня спросят, каким образом удалось сделать такое, я скажу… Слушай, где моя бабочка? Я ведь точно помню, что брал ее…

Он опрометью кинулся в свой номер Симмонс несказанно обрадовался этому. Он вытащил галстук-бабочку Стива из кармана пиджака, куда спрятал ее еще с утра, и переложил в кармашек кофра. Стив наверняка побежит сейчас покупать новую, и у Джонни окажется в запасе по меньшей мере полчаса, чтобы спокойно обдумать, о чем будет говорить перед премьерой.

Темно-серый «бентли» мягко притормозил у кинотеатра. Шофер выскочил из кабины и предупредительно распахнул заднюю дверцу. Раскрыв большой черный зонт, он замер, ожидая, пока полковник выберется из машины Проводив его до входа в кинотеатр, поднес обтянутую кожаной перчаткой руку к фуражке:

— Я буду ждать на другой стороне улицы, сэр. Харст равнодушно кивнул.

Мелкая морось, зарядившая с утра, впитала запахи выхлопных газов, и поэтому здесь, в самом центре Лондона, сегодня дышалось на удивление легко. Сгущающиеся сумерки взбивали из дождя, света уличных фонарей и красок реклам невероятный цветной коктейль, в котором тонули, растворяясь, здания, контуры автомобилей, силуэты спешащих прохожих

Миновав стоящего у дверей служителя, напомнившего Харсту опереточного генерала, полковник вошел в фойе. В отличие от других премьер, проходивших почти каждую неделю в «Карлтоне» или «Лондонском павильоне» — самых фешенебельных кинотеатрах столицы, на сегодняшней не было изысканного парада фраков, мехов и бриллиантов. Честно говоря, Харст и не ожидал ничего подобного — представители лондонского «света» предпочитали не ходить на премьеры политических фильмов, даже если их режиссер сам Джонни Симмонс.

У стойки бара мирно беседовали несколько мужчин со значками коммерческой телекомпании «Ай-ти-ви». Полковник проследовал мимо шумной группы небрежно одетых молодых людей, чьи развязные манеры безошибочно свидетельствовали об их принадлежности к клану столичных репортеров не самого высокого пошиба. Поискал глазами Симмонса и, не обнаружив, направился в зрительный зал.

Сцена еще пустовала, но, когда Харст опустился в свое кресло в ряду для почетных гостей, прозвучал гонг, и приглашенные принялись заполнять зал.

Вышедший к микрофону Симмонс — подтянутый, в темно-синем смокинге и светлых брюках — какое-то время стоял молча, затем поднял руку, призывая к тишине.

— Леди и джентльмены, друзья и коллеги, — начал он. — Прежде всего хочу поблагодарить вас за то, что удостоили меня чести представить вам первым нашу новую работу. Я рад возможности показать этот фильм именно в Англии, ибо в основе его лежит реальная история, происшедшая именно здесь, всем вам хорошо известная. Наш фильм — о современной молодежи Но это одновременно и размышления о будущем. Ведь будущее всецело зависит от наших молодых современников ч тех путей, которые они выбирают. Я категорически не согласен с утверждениями, будто у современной молодежи нет идеалов, нет цели в жизни. Мой фильм утверждает обратное. Вопрос заключается лишь в том, кто и в каких целях использует искреннее стремление молодежи изменить, сделать лучше наш не слишком устроенный мир.

По лицу Харста пробежала довольная улыбка. Он, пожалуй, единственный из присутствующих понимал, что имеет в виду Джонни.

Симмонс выдержал паузу, давая аудитории возможность до конца уяснить сказанное им, скользнул взглядом по залу и, заметив Харста, продолжил:

— Здесь, среди нас, сидит человек, которому я обязан этим фильмом. Он нечасто, а если сказать точнее — крайне редко попадает в поле зрения журналистов, поэтому прошу вас воспользоваться случаем, чтобы запомнить встречу с ним, — протянул он руку в направлении кресла, где сидел полковник.

Смущенный Харст моргал, безуспешно закрываясь от слепящих бликов фотовспышек.

— Полковник Фрэд Харст, — торжественно провозгласил Симмонс. — Он возглавляет отдел эф-три, занимающийся борьбой с внутренней напряженностью в стране. Многие из вас наверняка знают, что благодаря полковнику нам удалось снять уникальные кадры: убийство террористами пастора из Соунси. Террористами, проникшими в ряды антивоенного движения в Англии и, как утверждает печать, поддерживающими тесные связи с Москвой. Наш фильм расскажет вам об этой истории, а затем мы с полковником будем готовы ответить на все ваши вопросы.

Симмонс взял микрофон и отодвинул его к краю сцены, затем не спеша спустился в зал и, одернув смокинг, сел рядом с Харстом Погас свет, и на экране замелькали титры.

— Напрасно ты все это. — растроганно положил ему руку на запястье полковник — Я не люблю, когда мне приписывают чужие заслуги, тем более гордиться в операции мне особенно нечем.

— Боюсь, сказано слишком мягко, — с неожиданной отчужденностью парировал Симмонс Харст недоуменно скосился на него, но Джонни смотрел на экран.

Объектив приблизил стоящих на трибуне, крупным планом выделил лицо священника. Динамики огласили зал грохотом выстрела, голова отца Джозефа отдернулась назад, и в замедленной съемке показалась первая капля крови, выступившей из раны.

Камера начала бешено плясать — от окруженного строительными лесами здания к толпе, выхватывая то ноги, то спины бегущих. В кадре появилось окно, оперативник, вытаскивающий тело с безжизненно болтающейся рукой… Потом — лежащая на траве без сознания девушка в белой ветровке и вельветовых джинсах; мрачные лица столпившихся вокруг людей. Следующим кадром — носилки с телом Роберта, распахнутые двери полицейского фургона.