Искатель. 2001. Выпуск №11

Она глянула на нее с сомнением:

– Надо посоветоваться с Яшей.

– Ни в коем случае!

– Почему?

Как ей объяснить, не упоминая Камиллы? Как объяснить, что официальную прослушку мне никто не разрешит? Как объяснить, что все это делается в ее же интересах?

– Антонина Михайловна, полтергейст не любит коллективных мероприятий. Он предпочитает тайны. Может возненавидеть человека и вредить ему…

– Меня-то он и ненавидит.

– Верно. Поэтому подслушивание с вашей стороны он найдет естественным. А если муж, то полтергейст обидится и швырнет магнитофон на пол. Потом мы Якову все расскажем.

Как говорят блатные, лепил я горбатого напропалую. Лишь бы уговорить. Посомневавшись, она согласилась. Я показал, что и где нажимать:

– Поставьте на край полки и замаскируйте посудой.

Поразмышляв, я решил обратиться к женской интуиции: уж если оперативник чует неладное с ее мужем, то неужели ей сердце ничего не подсказывает? А если подсказывает, то женщина должна быть моим союзником.

– Антонина Михайловна, дайте мне слово, что ничего не скажете мужу.

– Хорошо, - пообещала она - не словом, а, скорее, твердой улыбкой.

У следователя прокуратуры Рябинина я не был с месяц. Он по этому поводу выразил нечленораздельное удивление: мол, разве не о чем поговорить? Волосы лохматы, очки большие, вид усталый… В кабинетике накурено, на столе две чашки с остатками кофе.

– Сергей Георгиевич, были гости?

– Журналистка.

Он достал из шкафа чистую чашку для меня. Пожалуй, Рябинин единственный в прокуратуре, кто позволял себе распивать кофе в кабинете, что прокурором района считалось признаком безделья.

Я предположил:

– Поругались?

– А как же? Журналистка специализируется на криминальной тематике и пишет: «Цель наказания - помочь преступнику». Значит, мы тут вроде воспитателей.

– А в чем цель наказания, Сергей Георгиевич?

– Цель наказания, прежде всего, в защите общества от преступников.

Мы долго костили журналистов за поверхностность, за кровавые репортажи, за трогательное отношение к преступникам и за пренебрежение к потерпевшим, за жажду сенсаций. Потом перешли на своих коллег - оперативников-следователей, которым досталось не меньше, чем журналистам. Злословили? Нет, встретились единомышленники, хотя одному было пятьдесят, а второму меньше тридцати. Рябинин рассказал про следователя, который убийство не сумел отличить от инсценировки; я поделился впечатлением от выступления по телевидению начальника РУВД. Сергей Георгиевич оживился:

– Боря, а знаешь, почему рассказы следователя кажутся сухими и неинтересными? Потому что следователи умалчивают о своих поисках и заблуждениях. Мол, бандита вычислили и приземлили.

– Я не умалчиваю.

Разговор сам давался в руки. Впрочем, ради него и пришел. Я изложил в подробностях дело, которым занимался: про синяк у женщины, про полет кастрюли, про покупку другой квартиры, про Кому-Камиллу. Но Рябинина детали почему-то не заинтересовали. Налив по второй чашке кофе, он усмехнулся довольно-таки ядовито:

– Ты сам-то веришь в эти полтергейсты?

– Верю фактам.

– Нет, Боря, ты веришь не фактам, а моде. Почему, чем выше образование, тем больше дури? Зональный прокурор, весивший девяносто пять килограммов, искренне верил, что габариты не от еды, а оттого, что он голодал в одной из своих прежних жизней. Кстати, один насильник вкупе с адвокатом тоже сослался на свою предыдущую жизнь на востоке, когда у него был гарем, - дескать, привык иметь много женщин. И ведь оба с высшим образованием. А знакомый доктор наук, профессор, отправился путешествовать. Думаешь, почему?

– Отдохнуть.

– Нет. Подпитать свое биополе другими, чужими биополями.

– Полтергейст, Сергей Георгиевич, я видел воочию.

– Боря, знаешь, почему полтергейст бушует?

– Почему?
– попался я.

– Из-за жадности хозяев - не кормят.

Откровенной насмешки мне не вытерпеть даже от Рябинина. Тем более что я видел воочию… При помощи эрудиции следователя не одолеть: мы, оперативники, работаем на «земле» и живем фактами. Утром я встретился с Антониной Михайловной и забрал свой диктофон. Видел воочию и прослушал воочию, вернее, в оба уха.

Я открыл сумку, достал диктофон и, сделав информационную вводку - как его поставил в квартиру - включил.

Шумы, двигают стулья… Пьют чай, разговор слышен плохо… Долгая тишина… Опять разговор… Тишина… И вдруг почти оглушительно… Стук-стук- стук-стук! Четыре раза.

– Сергей Георгиевич, что это?

– А кто был в квартире?

– Жена говорит, что никого.

– По-твоему, полтергейст бродит?

Я прокрутил пленку обратно. Стук-стук-стук- стук!

– Да, или работает громадная мышеловка.

– Только ловит не мышей, а дураков.

– Сергей Георгиевич…

– Боря, это срабатывает та самая пружина, которая сбросила с полки кастрюлю.

Слова Рябинина сперва меня обескуражили, но потом легли точненько, как патроны в обойму. Доллары, барменша, выдуманный полтергейст… В квартире Поскокцевых надо делать обыск. Легко сказать: кто мне даст санкцию без возбуждения уголовного дела? А кто решится возбудить дело, если все факты - полтергейст, звук пружины, любовница - не криминального свойства? Надо еще раз идти к Рябинину - он решится. Но сперва к Камилле.

Кафе открывалось в полдень, но оно для оперативных бесед - место неудобное. Узнав ее адрес, в десять утра я позвонил в дверь, затянутую в крепкую синтетику. Камилла не удивилась, потому что работники злачных мест с милицией имеют дело частенько. Она кокетливо предположила:

– Виктор Оладько оперативник, значит, и вы оперативник.

Меня провели не в какую-нибудь кухню, а в гостиную, показавшейся мне необычной. Ага, кованая мебель в стиле «Кантри». Я расположился на диванчике с металлическими завитушками и мягким сиденьем. Хозяйка спросила:

– Виски «Аппертэн»?

– Нет, спасибо.

– Водка «Юрий Долгорукий»?

– Я на службе.

– Ну уж от кофе не откажетесь!…

Столешница черного дерева, перекрещенная полосками полированного металла; вместо ножек чешуйчатые железные дракончики.

Кофе принесла, разумеется, в кованых джезвах. Фарфоровые чашечки белели, как ромашки на пожарище.

Я похвалил кофе и ее наряд. Она довольно засмеялась:

– Я ношу одежду женщины, имеющей свои взгляды.