Искатели сокровищ

Я ждал у задней двери: Дикки должен был подкараулить момент, когда дядя будет выходить из дому и сбросить с лестницы мраморный шарик, чтобы я услышал и выбежал — обежав вокруг дом я как раз перехватил бы дядю на крыльце.

Это похоже на засаду, но будучи разумным и предусмотрительном человеком вы должны понять, что мы не могли попросту спуститься вниз и обратиться к дяде прямо в холле на глазах у отца: — Папа очень скверно накормил вас сегодня, но если вы согласитесь пообедать с нами, мы покажем вам, что такое королевский обед». Право же, это было бы не слишком-то вежливо по отношению к папе.

Итак, папа проводил индейца до двери, выпустил его, закрыл за ним дверь и вернулся в кабинет — вид у него, как говорит Дора, был очень печальный.

Бедный индеец спустился по ступенькам и наткнулся на меня — я поджидал его у калитки. Я вовсе не презирал его за то, что он беден, и я сказал ему «Добрый вечер, дядя» точно так же, как сказал бы если б он собирался воссесть в позолоченной колеснице Богатства, вместо того чтобы месить грязь добираясь пешком до станции (или у него все-таки были при себе деньги на трамвай?)

— Добрый вечер, дядя, — повторил я. Он замер на месте и уставился на меня. Похоже, он не привык, чтобы мальчики так вежливо разговаривали с ним — ведь многие мальчишки бывают так грубы, особенно с престарелыми бедняками.

Я повторил «Добрый вечер, дядя» в третий раз, и он ответил:

— По-моему, вам давно пора быть в постели, молодой человек!

Я понял, что с ним надо разговаривать по простому, как мужчина с мужчиной, и я сказал:

— Вы обедали с нашим папой, и мы нечаяно слышали, как вы сказали, что обед был отвратительный. Мы подумали, что раз вы индеец, вы, наверное, очень бедны, — я не хотел признаваться, что эту позорную тайну мы слышали из его собственных уст — и мы подумали, что вам вряд ли удается каждый день хорошо пообедать. И мы все очень огорчились, что вы такой бедный — так вот, может быть, вы придете завтра и пообедаете вместе с нами, то есть, с нами, детьми? У нас будет очень хороший обед: кролик и печенье и кокосовый орех, и вы не должны обижаться, что мы знаем, что вы бедный, потому что мы понимаем, что честная бедность вовсе не позор и… — я бы мог еще говорить и говорить, но он перебил меня и сказал:

— Клянусь честью! Как вас зовут-то, а?!

— Освальд Бэстейбл, — сказал я (а вы, небось, до сих пор и не догадывались, что эту историю рассказываю я, Освальд).

— Освальд Бэстейбл? Клянусь душой! — пробормотал бедный индеец. — Да, я с радостью пообедаю с вами, мистер Освальд Бэстейбл — с огромнейшим удовольствием. Чрезвычайное любезное, я бы даже сказал — сердечное приглашение, хм. Спокойной ночи, сэр. Я полагаю, вы обедаете в час дня?

— Да, — подтвердил я, — спокойной ночи, сэр.

Я вернулся домой и все рассказал остальным, и мы написали записку и положили ее на столик в комнате малышей:

— Бедный индеец придет к часу. Похоже, он очень мне благодарен.

Мы не стали предупреждать папу, что дядя придет к нам обедать — как я уже объяснял, это могло получиться невежливо. Но Элайзу мы должны были предупредить, мы сказали ей, что к нам придет друг, и все должно быть по правилам. Она, наверное, думала, что придет всего-навсего Альберт, который живет по соседству, но в этот день она была в хорошем расположении духа и согласилась приготовить кролика и даже испекла пудинг с коринкой. Пробило час, и появился дядюшка из Индии. Я сам открыл ему дверь и помог ему снять плащ (изнутри он весь был подбит мехом) и провел его прямиком в детскую. Мы решили обедать там, как обычно, а то ему было бы неуютно, если б с ним обращались как с посторонним. Мы решили, что он будет все равно как один из нас, а то, если мы будем слишком вежливы, он наоборот решит, что мы задаемся перед ним, потому что он беден.

Он пожал руку каждому из нас и каждого спросил, сколько ему лет и в какую школу он ходит, и только головой покачал, когда мы сказали, что пока что у нас каникулы. Мне стало немного не по себе, как всегда, когда разговор заходит о школе. Я не знал, что сказать ему, чтобы он сразу почувствовал себя одним из нас, и для начала спросил его, любит ли он крикет — он ответил, что давно не играл. После этого все молчали, пока Элайза не принесла обед. Мы все хорошенько умылись и руки вымыли и причесались и выглядели все замечательно, особенно Освальд, который как раз в это утро постригся. Когда Элайза принесла кролика и снова вышла, мы в отчаянии посмотрели друг на друга — в молчаливом отчаянии, точь-в-точь как в книжках. Похоже было, что нам грозит такой же скверный обед, какой индеец получил накануне — только что еда повкуснее, но зато очень скучно. Дикки лягнул Освальда под столом, чтобы тот говорил первым (Дикки и не догадывается, как больно бьются его новые башмаки), но Освальд не стал лягаться в ответ. Тут дядя спросил:

— Будете ли вы сами нарезать мясо, сэр, или лучше этим заняться мне?

Алиса ему сказала:

— Дядя, вы предпочитаете взрослый обед или веселый?

Он ни минуты не сомневался и ответил:

— Веселый — веселый, хм! — и мы поняли, что все в порядке.

Мы тут же научили дядю игре в бесстрашного охотника. Кролик был оленем, которого мы подстрелили в зеленом лесу, из крепкого лука, и когда дядя нарезал его, мы поджарили кусочки на заостренных палочках. Дядин кусок слегка обуглился, но он сказал, что все замечательно и что дичь гораздо вкуснее, когда сам добудешь ее на охоте. Потом Элайза собрала косточки и принесла нам пудинг — мы подождали, пока она закроет за собой дверь, поставили блюдо с пудингом на пол и убили его по доброй старой охотничьей традиции. То был дикий кабан, очень свирепый и опасный — не так-то легко было его убить, даже вилкой. Дядя был самым отважным из нас, он так и подпрыгивал и даже завывал, нападая на кабана, но когда мы предложили ему отведать кабанятины, он сказал:

— Нет, благодарю вас — подумайте о моей печени, хм!

Но он отведал миндаля и изюма — нам пришлось забраться на верх самого верхнего шкафчика, чтобы сорвать их с ветвей тропических деревьев, и от фиг, которые богатые купцы привезли на корабле из дальних стран (кораблем был большой ящик для игрушек), дядя тоже не отказался. Все мы охотно ели сладости и кокосовый орех. Пир и впрямь вышел на славу, и когда мы все съели, мы спросили — может быть, ему это понравилось больше, чем вчерашний обед? А он ответил:

— Такого обеда у меня еще вы жизни не было! — он был слишком хорошо воспитан, чтобы признаться, что он на самом деле думает о папином обеде, и мы поняли: хоть он и бедняк, он — настоящий джентльмен.

Мы подъедали остатки сладостей, а он закурил сигару и принялся рассказывать нам о слонах и об охоте на тигров. Мы хотели расспросить его о вигвамах и вампумах, мокасинах и бизонах, но он либо ничего об этом не знал, либо стеснялся рассказывать о чудесах своей родной страны.

Он очень нам понравился, и когда он собрался уходить, Алиса подтолкнула меня и я сказал:

— У нас остался еще шиллинг, три пенса и фартинг — у нас было полсоверена. Они не очень-то нам нужны, и мы хотели бы, чтобы вы взяли их себе, потому что вы нам очень нравитесь, и мы хотели бы, чтобы они вам пригодились, — и я сунул деньги ему в руку.

— Я возьму трехпенсовик, — сказал он, вертя в руках монетку и внимательно на нее глядя, — трехпенсовик я возьму, но я не могу отнять у вас все ваши деньги. Кстати говоря, а откуда взялись деньги на этот королевский обед. Полсоверена, вы говорите — хм?

Мы рассказали ему, как мы искали сокровище различными способами, и когда мы уже рассказали ему немалую часть своих приключений, он уселся, чтобы все до конца выслушать, и так мы дошли и до того, как Алиса играла в жрицу, и волшебная лоза указала то место, где лежало полсоверена. Тогда он сказал, что хотел бы сам на это посмотреть, но мы объяснили ему, что волшебная лоза указывает только, где спрятано золото или серебро, а мы точно знаем, что ни того ни другого в доме нет, ведь мы все так тщательно обыскали накануне.