Искажение[СИ, роман в двух книгах]

Чертыхнувшись на свою рассеянность, Кудряшов первым делом нажал "тревожную кнопку" вызова караулки и, лихорадочно прилаживая гарнитуру под каску, доложил ответившему сержанту Тимохину:

— Тревога! Из склепа появились двое, мужчина и женщина. Кажется, без оружия. Аппаратура ничего не показала до самого их появления…

— Где они сейчас? — переспросил сержант.

— Стоят около схорона, о чем-то говорят, мне тут не слышно, — приободрившись, что всё пока сделал правильно, ответил Николай.

— Думаешь — археологи вернулись на наши головы? — спросил сержант.

Видимо, караульный начальник прилег отдохнуть или просто отошел куда-то, и сержант, замкомвзвода, оставался за старшего в помещении.

— Да не похожи на ученых-то, — засомневался Кудряшов. — Бродяги какие-то по одежде если… может, эти самые — туристы новомодные?

— А чего им тут делать? хотя, все может быть, — согласился сержант. — Давай-ка ты их окликни, мол, стой, кто идет и так далее, только связь с гарнитуры не отключай, что бы здесь, у нас, слышно было.

— Слушаюсь, — отозвался Кудряшов. — Разрешите начинать?

— Начинай, только аккуратно, — попросил сержант.

— Иду…

Рядовой Кудряшов, прихватив из угла штурмгевер и сняв оружие с предохранителя, осторожно приподнял край маскировочного купола и ловко, ужом, выскользнул наружу, тут же подымаясь во весь свой невеликий рост.

— Стой! Стрелять буду!

"Ну, вот, опять вляпался, — пронеслось в голове Кудряшова. — Про "стой, кто идет?" забыл…"

3

От неожиданности появления часового, а еще больше — от его чисто русской речи, Анька вдруг истерично всхохотнула и громко, обращаясь к Паше, с каким-то нарочитым весельем сказала:

— "Стой! Стрелять буду"! "Стою"! "Стреляю"! Помнишь?

Паша, естественно, этот старинный анекдот помнил, но смех Аньки не поддержал, старательно скрываясь за её неширокой, вряд ли пригодной для серьезного укрытия, спиной и пряча сзади, за ремень, свой пистолет. "Хорошо, что часовой лопух и не успел его разглядеть", — подумал Паша. Но Кудряшов в пистолете неизвестного ничего для себя опасного не увидел, тем более, что оружие почти мгновенно исчезло где-то за спиной нарушителя, и теперь Паша дружелюбно демонстрировал пустые ладони.

— Так, хорош ржать, а то и в самом деле выстрелю! — тщедушный часовой грозно взмахнул стволом штурмгевера. — Кто такие? Что вы на полигоне делаете? Тут запретная зона!

— Паша, а что мы и вправду тут делаем?

Паша покачал головой, артистические способности Аньки он всегда ценил, но, кажется, тут она переигрывает, повторяя вопрос часового и изображая из себя блондинку. Кто ж поверит в это, взглянув на её прожаренное пустынным солнцем лицо, грязные, с растрескавшейся кожей руки, да еще и на широченные кожаные штаны и короткую курточку кустарного пошива. И всё это — при условии, что человек сослепу не заметит огромную деревянную кобуру её маузера.

Кудряшов слепым не был, за научников-археологов принять такую экзотическую парочку не мог, а вот в бесшабашные туристы-путешественники они годились полностью, даже быстро спрятанный пистолет только поддерживал эту версию. Ну, не были туристы любителями "помахать шашками", и оружие в большинстве своем просто терпели, как предмет первой необходимости в некоторых диких местах.

— Да вы вообще откуда взялись-то? Кино что ли снимаете? — Кудряшов задавал вопросы наобум, стараясь разговорить задержанных, едва услышав в наушнике короткое сержантское: "Жди, выезжаю…"

— Ага, а как ты догадался? — поддержала Анька.

— Да тут бывало раньше снимали, до нас, место тут красивое и дикое, — сказал часовой. — А теперь — полигон. И давно уже. А вы чего ж, заблудились что ли?

— Точно-точно, — неторопливо вступил в разговор Паша. — Пошли прогуляться, да вот — заплутали, тут же один песок, да скалы эти непонятные, все на одно лицо, не то что в лесу…

— А что за фильм снимаете? — уточнил часовой, отводя в сторону ствол своего оружия, но ближе к псевдоактерам не подходя и штурмгевер на плечо не закидывая. — Художественный? или документальный? и давно тут? в смысле снимаете?

— Игровой, — согласилась Анька, игнорируя вопрос про сроки их пребывания в пустыне. — Про войну.

— Ну, насчет "про войну" я уже понял, — солидно сказал часовой, кивая на маузер Аньки. — А как называется?

— "Белое солнце пустыни", — вздохнул Паша, выдвигаясь чуток вперед. — Так мы что ж — пойдем себе дальше? ничего ведь не нарушили…

— Куда пойдем? — искренне удивился часовой. — Сейчас дежурная смена с караулки прибудет, отвезут вас в часть, пусть там разбираются…

— Так мы ж с кино, нас съемочная группа…

Анька не успела закончить жалобную фразу, как откуда-то сбоку, со стороны скалистых нагромождений, вдоль которых только что стреляли танки, вздымая пыль, выскочил длинный гусеничный вездеход, плоскостью своей очень похожий на спичечную коробку с торчащим впереди стволом-спичкой крупнокалиберного пулемета.

— Так, артисты-туристы! — скомандовал появившийся в боковой передней двери вездехода усатый мужичок в таком же, что и часовой, камуфляже с парочкой бледных полосок на с трудом различимом погончике. — Залезай сюда, до штаба корпуса домчим с ветерком!

— Я не хочу в штаб корпуса, — тихо сказала Анька.

И хотя фраза её предназначалась только Паше, усатый услышал и сказал:

— Хочу-не хочу это вам в кино будет. А тут закрытый объект. Залезайте, пока по-хорошему приглашают…

И, выскочив на песок, распахнул перед неожиданными гостями поста дверь в десантный отсек. И тут же отвлекся от задержанных, подмигнул часовому:

— Молоток, Колька! Так держать! Считай, благодарность от комдива ты уже схлопотал…

Кудряшов едва не зарделся, как девчонка, от удовольствия, ну, еще бы, без году неделя во взводе и уже с хорошими новостями в сводку попал. Но сержантская благодарность была только началом:

— Продолжай службу бдить, да и "химку" сразу приготовь, из штаба звонили, говорят, через пару часов зарином зальют тут всё…

Рядовой невольно передернул плечами, сидеть упакованным в "резину" химзащиты в схороне, а потом еще и дегазацию проходить — удовольствие ниже среднего, вот ведь, как повезло ему в этот день с приключениями. Но Тимохин успел перед отъездом успокоить подчиненного: