Искра

Небольшое время прошло - показалась из-за валуна мордочка, белая-белая, только глаза, словно морошка, жёлтые, да носик - чёрный уголёк, чуткий. Вышел песец, такой пушистый, будто белым туманом окутан - кончики шерстинок в воздухе тают.

Задохнулся Искра от восторга, руки протянул - и подошёл песец, дал себя потрогать, на ощупь - словно тёплое облачко гладишь...

Тем временем спохватился Копьё - и принялся Искру искать по следам. Враз нашёл: вот он, сидит, живого песца, как щенка, ласкает.

– Держи, держи его!
– Копьё закричал и за лук схватился.

А Искра хлопнул в ладоши - только песца и видели.

Пришёл Копьё в ярость.

– Какой ты охотник! В самый раз тебе была малица с белыми куропатками, девчонка ты! Песец-то какой ушёл! Если можешь живьём их приманивать - так приманивай с пользой, дурень!

Встал Искра - тоже злой:

– Проверяешь самоловы, Копьё - и проверяй себе! То охота, а то - гость из тундры пришёл ко мне! Как же можно гостя убить?

Копью кровь в лицо бросилась:

– Ты совсем ополоумел, Искра - с песцами вздумал в гости играть!

Уже руку занёс, чтобы дать мальчишке шлепка - но вдруг на взгляд наткнулся, как на стенку, а рукавица на руке горячая стала, даже, вроде бы, задымилась.

А Искра ни на один шаг не отступил назад.

– Не буду я у тебя учиться, - сказал.
– Не верю я тебе. Не надо это мне.

Стащил Копьё рукавицу. Не по себе ему стало. Мальчишка с шаманским вдохновением - страшнее взрослого шамана: взрослый свою выгоду понимает, с ним договориться можно, что от него ждать - понятно... а от ребёнка?

Кто поймёт, что у ребёнка на уме? Громадная шаманская сила - а ума-то ещё и нет...

Хотел Копьё ещё что-то сказать. Может, белыми куропатками на малице попрекнуть или назвать дураком. Но не рискнул.

Ничего хорошего из того ребёнка не выйдет, который взрослых не боится и не слушается. Ничему доброму такого не научить. А если и вправду ребёнок - дитя огня, то и подавно не стоит человеку с ним связываться и спорить. Жутко.

Злую погань он у жилища Копья углядел... ещё бы не углядеть ему! Сам - не вполне человек, сам - недалеко ушёл от той злой погани. У всех шаманов сила - из Нижнего мира, из вечного мрака, от жутких тварей, что там, под землёй, обретаются.

И сказал Копьё - примирительно:

– Ладно. Верну тебя завтра к матери.

Вернулись они в тордох к Копью. Ночь настала тихая, пал мороз - и сполохи в небе заиграли: то ли радости быть, то ли беде - а к чему-то духи резвятся.

Не спит Искра, сидит у огня, настороженный, словно щенок, что скрип полозьев услышал. И Копью не спится. Хочется спросить - да странно, нелепо, смешно ребёнка спрашивать, что он такого в тихой тундре слышит, когда ветер - и тот улёгся. Нелепо - а неспокойно.

А Искра и впрямь слушал, как полозья скрипят - не ухом, иначе. Слушал, как снег под полозьями визжит, как острые копыта наст ломают - да как стучат об нарту сухие кости. Сжался, как мышонок. Тоже хотел спросить - что делать, если чужой келе на мёртвых оленях прямо сюда едет - да что Копьё ответит! Воин, охотник, не видит, не слышит, Искру считает глупым мальчишкой. Напал бы медведь - знал бы Копьё, куда бить, а так...

Выдернул Искра пучок волосков из малицы, бросил в огонь, попросил шёпотом:

– Помоги, а то очень страшно.

Копьё услыхал, усмехнулся:

– Чего испугался-то, приятель песца?

Взглянул на него Искра:

– Вдохновение есть, а бубна нет у меня, песен не знаю я, петь не умею. Оленей его слышу, а кто он - не знаю.

Жаль его стало Копью. С вдохновением или нет, упрямый или нет, впрямь чует или сам себя перепугал - но ребёнок.

– Мороз это трещит, - сказал Копьё.
– Сполохи разыгрались. Бояться - последнее дело, и зверь, и нежить страх чуют, сами храбрости набираются, напасть норовят. Не умеешь - не пой, но и не трусь, сердце в кулак сожми, виду не подавай, что страшно тебе. А бубен после сделаю я.

А олени уж у самого тордоха - слышно, как постромки о сухие кости трутся. Остановилась упряжка - и вскочил Искра. Заслонил собой и костёр, и Копьё.

Не нравился ему Копьё - но никакой защиты у охотника против злой погани нет.

А входную завесу иссохшие пальцы отодвинули. И Копьё сказал:

– Ты глянь: ветер завесу колышет. Надо поправить.

Тут-то Искра и понял: не за ним злая нежить пришла - за Копьём. Подойдёт охотник ближе - тут его погань и удушит.

Зачерпнул Искра из очага огня пригоршней, как воды:

– Ты, чужой, убирайся к себе в Нижний мир, пока я тебя не сжёг, пепел по ветру не пустил! Мой отец - огонь, мой дед - шаман, а я из твоего ребра колотушку для бубна сделаю!

На один малый миг увидел Искра голову: не голова - сухой мох на старом черепе вырос, вместо глаз - пустые дыры, холодный огонь в них горит. Тогда и понял Искра, что прав Копьё: стоит хоть на волос назад отшатнуться - конец тебе придёт: учует злая нежить слабину - и сожрёт. И пересилив ледяной страх, сделал шаг вперёд - как против ветра.

Тут же и пропало всё. И услыхал Искра, как чужая тварь дохлых оленей своих погоняет.

Обернулся он к Копью - а Копьё за очагом сидит, за грудь держится рукой.

– Однако, - тихо сказал, - как же душно стало мне. Будто аркан вокруг шеи захлестнулся - а сейчас отпустили его.

Подошёл к нему Искра, стряхнул с ладоней остывающую золу:

– Я думал, за мной он приходил - а он тебя хотел с собой увести. Не придёт больше.

Сел рядом - и ткнулся лбом Копью в плечо. Сказал тихо:

– Хочешь - я останусь. Глупый я, учиться надо мне... а ты учишь важным вещам. Только бубен мне сделай.

Окатило Копьё жаром с головы до ног - то ли от силы шаманской, что от Искры исходила, как пламя от костра, то ли от стыда. Сказал он - тоже негромко:

– Останешься или уедешь - завтра решим. А бубен - непременно сделаю тебе.

Флягу открыл - и водки плеснул огню. А Искра мизинец себе прокусил и капнул крови - и огонь взял кровь, как водку.

Тогда Копьё и понял всё окончательно.