Искры гнева (сборник)

— Ладно, проверим, — сказал, к кому-то обращаясь, высокий в кафтане. — Посадите на передний воз, около моего. — И отъехал.

Отряд двигался степью на восток, а потом начал поворачивать на север и вскоре, у неглубокого, сильно заросшего тёрном и тальником оврага, остановился: надо было проверить, смогут ли здесь проехать тяжёлые мажары, и, кроме того, разведать дорогу за буераком, что виднелся по ту сторону низины.

Растянувшийся на добрую версту отряд начал подтягиваться к оврагу. В отряде было, наверное, несколько сот казаков, селян, работных людей с солеварен. И все — при оружии.

— Зайда Головатый?

— Да вроде он…

— Головатый?! — окликнули громко.

Гордей оглянулся и в тот же момент соскочил с воза. Два верховых, проезжавших вблизи, тоже немедленно спешились.

— Зайда, Гордейка!..

— Чопило!.. Марко!..

Все трое кинулись обниматься, а затем, смеясь, начали тузить друг друга в грудь кулаками.

— Вот так встреча!

— Да ты ж вроде на Дону был?..

— Был, да сплыл!..

— А ты, Марко! Что же, покинул матерь-Сечь?

— Покинул, Зайда!

— Он в Бахмуте соль варил…

— А теперь кое-кому засыпаем другой соли…

Отдышавшись, друзья снова начали тискать друг друга в объятиях, целоваться.

— А почему это ты, друже, на возу? Да и вид у тебя какой-то странный… — удивлённо спросил Чопило.

— Посадили и везут. А куда, не знаю, — ответил с напускным безразличием Гордей. — Вид же дуки испортили. А конь мой в лесу, за Каменкой пасётся.

— Да мы тебе коня какого хочешь, на выбор! — воскликнул Марко. — У нас их сейчас о-го-го!

— Я не один. Нас двое: я и мой побратим, — улыбнулся Гордей, показывая на Савку, который сидел на поперечной перекладине, свесив босые ноги, и с завистью наблюдал эту сердечную встречу друзей.

Когда разговор пошёл более спокойно, Гордей и Савка узнали, что они находятся в одном из отрядов атамана Кондратия Булавина, который восстал против русского царя Петра и его вельмож, князей и дворян.

Бахмутский солевар Марко Серый рассказал им уже в дороге, как начиналось это восстание.

…По приказу царя Петра на Дон и на Северский Донец прибыл большой отряд карателей князя Долгорукова. Словно бешеная волчья стая, рыскали каратели по сёлам и хуторам, разыскивая крестьян, бежавших от бояр и воевод. Поймав провинившихся, заковывали их в кандалы и гнали, как скотину, обратно в поместья. Тех, кто пытался сопротивляться, секли кнутами, забивали в колоды, вешали. "Многих огнём выжгли и многих старожилых казаков кнутами били, губы и носы резали и младенцев по деревьям вешали". Так рассказывали об этой жестокой, кровавой экзекуции.

"Это неслыханный произвол и жестокость! — не выдержав, заявил негодующе бахмутский соляной атаман Кондрат Булавин. — Всякого зверя усмиряют, а когда он беснуется, кусается, его уничтожают. Так должны сделать и мы!.."

Вскоре он собрал около двухсот отчаянных, смелых работных людей и беглецов, возглавил их и повёл против карателей. В одну из ночей в начале октября, около Шульгин-городка на Айдаре, повстанцы напали на карателей. Тысяча полегла их вместе с воеводой Долгоруковым.

Это было началом великих и грозных событий. Царское правительство решило сурово наказать повстанцев и направило против них новый, ещё больший отряд. На этот раз кроме царского войска в отряде были и домовитые казаки и калмыки. А повёл их против восставших атаман Войска Донского Лукьян Максимов…

— Да, было, — вздохнул Максим Чопило. — Мерились мы силами и с татарвою, и с турками, и с ляхами, а если сейчас на такое повернуло, то покажем себя и перед донскими домовитыми. У нас, на бахмутской заставе, остались только караульные, а остальные все выступили в поход. Да и с других застав двинули казаки. Так что наберётся порядочно. Покажем тому Максимову!..

— А чего это мы здесь, в степи, кружим? — спросил, не утерпев, Гордей, которому пока ещё не до конца ясно было, куда они направляются.

— Мы не просто кружим, — проговорил Марко. — Мы собираем людей. Идём вот так от хутора к хутору, от городка к городку, и везде люди к нам присоединяются. А кто не может пойти с нами, дают для отряда всё, чем богаты. Ведь вся Донщина заклокотала…

— Не зря же Кондрат разослал повсюду свои "прелестные письма" с призывом бить бояр, воевод и всяких начальников, — добавил Максим Чопило.

— Наши бахмутские солевары погасили уголь под котлами и все — в поход!

— Земляной уголь? На солеварнях? — спросил удивлённо Савка.

— Ну да, земляной, — сказал Марко. — А что, хлопче, ты тоже видел такой?

— Рубил его в норах, вёз на чумацких мажарах…

— А чёрт знает кому попал! — добавил гневно Головатый. — Из-за этого угля мы сейчас и слоняемся…

Какое-то время ехали молча. Максим и Марко иногда бросали пытливые взгляды на Савку, но тот был грустный, не обращал на них внимания. Даже, казалось, специально избегал их взглядов. Чопило не утерпел и, подъехав поближе к Головатому, тихо спросил:

— Что это с ним?

— Скажу в другой раз, — ответил так же тихо Гордей. — Не надо тревожить хлопца…

Отряд двигался не спеша, но без остановок. Сотни людей, собравшиеся вместе, были словно братья, они чувствовали себя как бы породнёнными единым помыслом, единым желанием — добыть себе свободу. И они верили, что добудут её, чего бы это им ни стоило!

— Как оно здесь у вас? — спросил вдруг Головатый. — Курени, полки или сотни заводит ваш атаман Булавин?

— Да он теперь и твой, — заметил Максим Чопило. — А курени было б не плохо — как на Сечи…

— Хоть курень, хоть сотня — один чёрт? Лишь бы как следует панов и подпанков дубасить! — сказал, повысив голос, Головатый. — Да и на той нашей Сечи не мешало бы кое-кого взять за грудки да намять хорошенько бока!

— Святая правда! — воскликнул Марко.

— Вот какой ты стал? — посмотрел удивлённо на Гордея Максим Чопило.

— Такой! — вызывающе ответил Головатый. — Я готов бить дукачей везде, где б их ни слапал! Да и ты, Максим, наверное, померился бы с теми, что одурили-окрутили тебя на Сечи с чёрным камнем…