Искры гнева (сборник)

Челны остановились в том месте, где дорога приближается к самому берегу. Все, кто имел огнестрельное оружие, залегли полукругом по ту сторону дороги.

…Обоз двигался медленно.

На трёх возах находилась всякая домашняя утварь, даже вёдра и корыта. Поверх всех этих пожитков сидели привязанные к упорам и грядкам женщины и дети. Мужчины, связанные попарно, шли под охраной верховых.

На переднем возу, нагруженном сеном, на разостланном ковре удобно разлёгся Синько. После двух последних неприятных ночей можно и отдохнуть. Помещик был доволен. Не беда, что он оставил полковнику и судье много золота и серебра, вина, мёда и сала, зато ведёт сейчас около сорока человек. "Своих" всего двенадцать. А остальные соседские: Шидловского, Качуры и Святогорского монастыря. Так что расходы его окупятся, да ещё и с хорошим барышом. А если соседи не захотят кого-нибудь выкупить, он оставит их у себя. Работа найдётся. Благо, поместье расширяется. С разрешения (за сотню овечек) изюмской полковой канцелярии он присоединяет теперь к Ясеневу и хутор Зелёный. А вокруг этого хутора не только хорошие луга, а и норы, в которых добывают горючий каменный уголь. Тот уголь охотно берут бахмутские и торские солевары для своих печей, берут, разумеется, за деньги, а чумаки — в обмен на товар.

"В общем, поживём — увидим, как быть дальше, — размышлял Синько, — а пока надо выращивать овечек. Эта скотинка не подведёт. Везде будут мои отары. И все крепостные бездельники — пастухами. А этих пойманных придётся как следует проучить, чтоб в другой раз их не разыскивать".

Повернув набок голову, Синько видит длинный ряд попарно связанных одной верёвкой беглецов и отдельно привязанных к задним упорам его воза — татарчука Гасана и Тымыша Теслю. Эти двое — наиценнейшая добыча. Тымыш — умелый, отличный плотник. Но он организатор побега, и с ним будет особый разговор. А тот татарчук, которого он приметил сразу же, когда зашёл в хату полковника, наверно, не простая птица. Не зря его долго разыскивали в Изюме и в окрестных сёлах. Придётся подарить его Шидловскому ради будущей дружбы…

…Возы приближались. Наконец Головатый подал условный знак. Раскатисто загремели гаковницы. Лошади шарахнулись в стороны, стали на дыбы. Несколько верховых свалились на землю. Послышались крики, вопли, стоны. Пешие и конные гайдуки бросились бежать в степь, но, встретив направленные на них пики, метнулись назад, на дорогу. Однако и там уже их ждали вооружённые работные люди. Единственное место, куда можно было бежать, — это трясиной к реке.

Полукруг вооружённых людей сжимался и сжимался.

Синько с перепуга вывалился из наклонённого набок воза, подхватился, ошалело оглянулся, пригнул голову и тоже намеревался дать стрекача. Но за несколько шагов от воза на него надвигались, вот-вот проткнут, железные острия. Синько крутнулся, побежал к реке и с разгона бултыхнулся в воду, где уже барахтались его гайдуки.

Гонимые страхом, выстрелами из гаковниц и пистолетов, гайдуки отплывали всё дальше и дальше от берега. На середине реки их закружила и понесла быстрина. Они пытались удержаться, выбраться на другой берег, но из этого ничего не получалось. Круговорот холодной воды тянул их одного за другим на дно…

Челны и возы прибыли в рыбацкое село. Но не все работные возвратились в крепость, в свои избы.

Когда находились в дороге, к Головатому подошли во главе с Тымышем Теслей несколько человек и наперебой заговорили:

— Спасибо тебе, Гордей, что вытащил нас из аркана.

— Не меня, а людей благодарите.

— Спасибо и людям и тебе.

— Даже в безвыходном положении ты сумел нас выручить.

— Какое бы ни было безвыходное положение, а спасение всегда нужно искать.

— Верно, нужно искать.

— Так вот, мы поговорили между собой и решили: не житьё нам здесь.

— Решили ехать вслед за теми, которые подались за море.

— На берега Еи?

— Туда.

— Помоги нам, Гордей, и теперь. Удружи какой-нибудь парусник.

— А может быть, взялись бы все вместе и здесь повернули бы к лучшему?

— Дай бог, как говорят, нашему телёнку волка съесть, — вздохнув, произнёс Тымыш. — Если бы у телёнка были хоть маленькие рожки, он тогда, может быть, хотя бы раз, да боднул. А то только мекает.

Головатый помрачнел. Низко опустил голову.

— Так как же, Гордей, поможешь? — снова спросил Тымыш.

— Вместе с семейством собираешься? — поднял Гордей голову.

— Всей семьёй, — ответил тихо Тесля.

— А может быть, подумаем?..

— Думалось, да к этому и додумалось, — в сердцах проговорил Тымыш. — Дальше некуда. Только за море…

— Хорошо. Баркасы сейчас на причале. Пойдут с вами в море, будто рыбачить. Пойдут… — сказал с горечью Гордей и опять опустил низко голову.

…Утром первого майского дня на два больших баркаса сносили пожитки, харчи, мелкий инвентарь и домашнюю живность двадцати семейств.

Утро выдалось тихое. Море было спокойное. Только у берега тоскливо плескались мелкие волны.

Над баркасами выпукло натянулись тугие паруса. Оба судна слегка покачивались, словно напоминали — пора отправляться.

Пора!

— Ой, люди добрые! — взлетело вдруг над людским гомоном, над плеском волн. — Да как же это так! Надо же взять с собой нашей, родной, хотя бы на память!..

Кладкой на берег сбежала Тымышева Устя, упала на колени и начала сгребать землю пригоршнями и насыпать её в сумку. Вслед за Устей сбежали женщины, мужчины, старшие дети. Возвращаясь на судна, они несли землю, как драгоценную ношу, в узелках, мисках, а то и просто зажатую крепко в ладонях.

Баркасы отплывали медленно, будто с неохотой. И те, кто отплывал, и те, кто стоял на берегу, были хмурые, печальные.

— Поплыли на чужбину…

— На неведомые земли…

— Как сироты…

— Как изгнанники…

— Господа хоть куда погонят…

— Ходи здесь, по родной, и тоже бойся…

— Поймают, посчитают рёбра…

— Продадут, как продавал Балыга…

— Уже дважды наведывались в его избу; нет и не было…

— Сегодня, говорят, появился. Если допустит, можешь поцеловаться…

— Пусть его черти целуют…

— Спросить бы его, сукиного сына…

— Да, спросить бы…

— Слово за тобой, Гордей!..

— Веди!..

К Головатому подошли Хрыстя и Оверко. Гордей понимал, что им нужно от него. Хрыстя опять начала о том же, когда, мол, в дорогу… Оверко тоже такого же мнения: "Пора начать высекать искры".

Головатый согласился с ними, но не сказал, когда именно собираться в дорогу.

"Да, узелок затянулся туго, — подумал Гордей, — вяжется одно к одному. Нужно напугать здешних кровоними, а то они слишком осмелели, распоясались. Потом помочь Шагрию… Жаль вот, крепость ещё не достроена, Последние три пушки установили на валу, а как они будут стрелять — не проверено… А работных людей надо направлять в ближние и далёкие хутора, уберечь от возможной напасти. Ведь, разыскивая помещика Синька, сюда скоро прибудут каратели. Но в первую очередь нужно поговорить с Балыгой…"