Искры на воде (сборник)

Хрустов приехал уже в начале июня. Раньше не мог: сначала задержали дела, а потом пошла река — нужно было ждать, когда пройдёт лёд и поставят паромы. Настроение у Ильи Саввича было неважное. Хоть все свои дела он вёл осторожно, но страшней всего была неопределённость. В Тайшете днями бродили солдаты в поисках пропитания, а ночью в них постреливали то ли бандиты, то ли революционеры. Стрельба в посёлке бывала каждую ночь по нескольку раз. Советская власть ушла неизвестно куда, пришли солдаты, старавшиеся установить прежнее управление. Лютовали белочехи, для которых здесь было всё чужим. Самым главным желанием для них было — набить себе брюхо. Лавки стояли закрытыми уже давно, брать продукты было негде. Солдаты ринулись в ближайшие деревни на промысел. С хозяевами не церемонились — забирали, что могли унести, и уходили. Если бывало, что хозяева упирались, то в ход шли приклады.

Обстановка накалялась. Деревни, находившиеся рядом с Тайшетом, были в основном новыми, люди не держались друг за друга, поэтому для солдат добыча была лёгкой. Но когда белочехи сунулись в старые деревни, то там стали получать отпор. И кровопролитных столкновений становилось всё больше. Солдаты забирали скот и уводили из деревни, но мужики, умевшие держать в руках оружие, охотники и бывшие солдаты, устраивали засады и отбивали своё добро. В следующий раз солдаты приходили большими силами, но результат был тот же. Назревали серьёзные события.

Хрустов приехал, как обычно шумно, привёз подарки детям, потом разговаривал с мужиками, и только ближе к ночи сели вдвоём с Евсеем, чтобы обговорить свои дела.

— Не знаю, что тебе сказать, — сказал Илья Саввич. — У нас скоро стрелять начнут серьёзно: люди злые, многие готовы кинуться друг на друга в драку. Это у вас здесь тишь и благодать. Никто не приходил агитировать за новую власть?

— Приходил кто-то, но его слушать не стали — никто и не вышел.

— Придут ещё. Голод — не тётка: придут за хлебушком, будут разные страсти рассказывать. Хорошо, что до вас далеко — солдаты боятся углубляться в тайгу.

Разговор был долгий, проговаривали разные ситуации, но пришли к одному: стоит ждать — чем же всё это закончится?

— Схожу я, Евсей, к молодым, скучать что-то стал. Старею.

— Сходи. Они ждут, — поддакнул Евсей.

— Оно верно, вот только не хочется старости поддаваться. Как они там поживают, не собачатся? Верно, что Лизавету с собой брали?

— Родион пообещал ещё в детстве, так она напомнила — вот и пришлось брать, негоже мужику словами бросаться, — усмехнулся Евсей.

— Пожалели?

— Нет, ничего. Притомилась, конечно, но терпела. Правда, после с недельку отлёживалась, но сейчас и забыла уже.

— Дивно. Только ты более её не бери, ни к чему.

— Ещё неизвестно, будет это «более» или не будет.

— Я тебе так скажу, Евсей: вывернемся, надо только глаза людям не мозолить, жить потихоньку.

— Хорошо бы.

Молодые Цыганковы ждали гостя: Родион вышел во двор встречать тестя, обнял старика прямо посреди двора. Хрустов растрогался. Вечер просидели, проговорили, Илья Саввич расспрашивал дочь, как ей понравилась прогулка, не устала ли.

— Родя хочет меня ещё и на Туманшет сводить, — похвалилась она.

— По делу или просто так?

— Места хочу присмотреть — может, заимку придётся поставить потом, — сказал Родион, — или зимовьюшку.

— А что ж, присмотри, сгодится при случае. Я хотел вам предложить переехать жить в Тайшет, в мой дом, только не сейчас, когда потише станет. По ночам стреляют, днями ходят бездельники и промышляют, раньше урядник за порядком смотрел, а сейчас никому и дела нет. Урядник как уехал в Нижнеудинск, так и с концами. Я что хотел: у меня там связи есть, через которые можно и товар добывать и пушнину сбывать, а передать некому. Постороннему человеку не отдашь, а из родных только вы у меня и остались. Нестор нерасторопный, всё завалит да и людей подведёт, а мне нужен твёрдый человек. Лизавета далека от торговли, может, ты, Родион, сподобишься на это дело?

— Я? — Родька заулыбался. — Нет, я не очень способный по этому делу, у нас только Евсей на все руки мастер.

— Евсей с чего начинал? Поначалу совсем ничего не понимал, но не убоялся, вникал понемногу. Теперь как компаньон он нужен здесь. Дело поворачивается так, что рядом всем не быть — разделяться надо. Конечно, можно и здесь жить, только скоро закончатся обозы: с такой жизнью товаров не достанешь просто так, нужно подвязываться туда, где эти товары будут.

— Нет, я не готов к этому, — ответил зять.

— Дело не завтрашнего дня. Я с тобой поговорил об этом, чтобы ты на досуге поразмыслил, как жить далее. Мне немного осталось, а вам жить да жить. Детишки пойдут, а вы даже золотишко, которое есть, поменять не сможете без нужных людей. Так что думайте. В Тайшете лавка уже закрыта, в Конторке ещё работает, но до поры, а к тому времени у нас уже будет найден выход. Было бы здесь десятка три-четыре дворов, можно было бы и здесь открыть что-нибудь — а так хлопоты и только.

Через пару дней Хрустов забрал товар, кучера Гришку и укатил.

Прошло лето. Осенние дела отвлекли от плохих мыслей: люди старались не упустить погоду, убрать хлеб, прибраться в огородах. О новостях узнавали только тогда, когда ездили за покупками в Туманшет и Камышлеевку, но и там многого не знали. Слышали, что появились партизаны, которые выступили против белочехов, гибли люди. Вести толковали по-разному, у каждого своя правда, только было понятно, что уже дерутся по-настоящему. Чувствовалось, что армии врага противостоит не горстка крестьян, а крепкое партизанское соединение, куда входили отряды из многих деревень, находившихся поблизости от железной дороги и от больших поселений.

Активные боевые действия начались в конце зимы 1919 года, когда очередной колчаковский отряд направился в Шиткино за продовольствием. Партизаны обстреляли их, а когда белые побежали назад, у людей появилась уверенность в том, что с белогвардейцами можно воевать успешно. Дело дошло до того, что в середине апреля был послан карательный отряд, чтобы выбить партизан из сёл Бирюса и Конторка, где они находились, но атака была отбита. Через несколько дней карательный отряд вместе с белочехами повторил попытку, применив пушки и броневик. Бой длился весь день, села горели, но каратели не смогли взять ни Бирюсу, ни Конторку. Сёла сильно пострадали: сгорели церкви, были разрушены дома, много погибло людей. Больше каратели не решались вступать в бой с партизанами.

Хрустов приехал в Тальники в конце апреля по последней дороге — через неделю всё стало таять. Старик выглядел усталым и несчастным. Он подъехал не, как обычно, шумно и весело, а тихо и остановился у дома дочери. Сидел в кошёвке и смотрел на калитку, потом едва поднялся и подошёл к лошади.

— Батюшка, что случилось? — испугалась Лиза, не видевшая отца таким.

Родион раскрыл ворота и завёл лошадь во двор. Илья Саввич посмотрел, как Родион распряг коня, и медленно вошёл в дом.