Искупление кровью
Шрифт:
– Марианна? Что с тобой?
– Не знаю…
Струйка крови вытекла изо рта, как только она заговорила. Он подумал о внутреннем кровотечении. Но сохранял спокойствие. На миг представил ее мертвой. Это даже принесло какое-то облегчение.
– Попытайся встать, – сказал он, беря ее за руки.
Такое впечатление, будто он схватился за две ледышки. Осторожно потянул, поднял ее с пола.
– Как ты себя чувствуешь?
– Больно вот здесь, – сказала она, прижимая руки к животу. – Кажется, я умираю… Будто вся распухаю изнутри.
– Пойдем в соседнюю камеру,
Он провел ее в соседний карцер, осторожно уложил на тюфяк. Задрал свитер: синяки повсюду, кроме того места, где, по ее словам, болело больше всего; это его немного успокоило. Он положил туда ладонь, Марианна дернулась. Она часто дышала, будто только что пробежала марафон.
Ее помертвевшие губы дрожали.
– Замерзла? Я принес тебе другой свитер, можешь переодеться.
– Мой совсем пропал! Весь в крови! Уже не отстирать… У меня больше нет шмоток… У меня ничего нет…
– Ты из-за этого переживаешь? – удивился он. – Я найду тебе другой свитер, такого же цвета…
– Ты врешь! Ты говоришь это, чтобы я поднялась в камеру!
– Разве я когда-нибудь врал тебе, Марианна? Достану я другой свитер. Нужно время, чтобы найти такой же, только и всего.
– У меня уже нет времени…
Она умолкла, судорожно вздохнула. Ее глаза, широко открытые, были устремлены в пустоту.
– У тебя ломка, да?
– Не думаю… Кажется, меня вот-вот разорвет… Не могу дышать… Не хочу подниматься наверх! Хочу остаться здесь!
Даниэль вдруг успокоился. Ведь хватает же у нее сил упрямиться. Губы она себе искусала, отсюда и кровь. Никакое не внутреннее кровотечение. Скорей колоссальный приступ тоски. Значит, нужно ее сломать. Вывести из себя, ему не привыкать к этому.
– Все, хватит спорить! Переодевайся и пошли наверх! Там Жюстина уже заждалась тебя!
Марианна задрожала еще пуще. Даниэль насильно усадил ее, она вскрикнула.
– Хватит хныкать!
– Оставь меня в покое! Я хочу умереть здесь!
– Умереть? Увы, не сегодня вечером. Сначала Жюстина хочет с тобой поговорить. Она так разозлилась, слов нет!
Даниэль швырнул ей свитер в лицо, она приняла это как пощечину.
– Ну что? Подходит? – заорал начальник.
Марианна запуталась в рукавах.
– Ты что, уже и одеться сама не можешь?!
Она взглянула на него растерянно, он ответил насмешливой улыбкой. Грубо сорвал ее с койки, потащил к выходу. Она вцепилась в решетку.
– Не хочу туда идти!
Даниэль схватил ее за руку, но она держалась крепко.
– Хватит меня доставать! Будто мне делать больше нечего! Шевели ногами, маленькая грязная зэчка!
Марианна, не отрывая рук от решетки, зарыдала в голос и соскользнула на пол. От этих конвульсивных рыданий все тело ее сотрясалось, будто под ударами тока.
Даниэль закрыл решетку, присел рядом. Он никогда еще не видел ее в таком состоянии. Внутреннее кровотечение, почти что так: истечение слез, криков, страдания, слишком долго сдерживаемого. И все-таки последним усилием она пыталась обуздать прилив, воздвигнуть плотину перед потоком. Даниэль привлек ее к себе: такое впечатление, будто в его объятиях
стальная пластина.– Дай себе волю, – прошептал он. – Пускай все выльется…
Марианна положила голову ему на грудь, туда, где начинается шея, руки закинула ему на плечи. И ее наконец прорвало. Настоящий потоп слез… Пусть его пуловер промокнет, это ничего. Зато расплавится сталь. Даниэль провел рукой по ее непокорным волосам. Даже поцеловал в лоб. Так он утешал свою дочь. Вот только Марианна не была ему дочерью. Пробуждала в нем совсем другие чувства. Немного опасные. Но эти движения, эти ласки, казалось, умиротворяли ее, и он повторял их. Снова и снова.
– Так лучше? – спросил он.
Марианна немного отстранилась. Ровно настолько, чтобы открыть глаза.
– Ты не мог бы погасить свет? – попросила дрожащим голосом.
Он прошел к выключателю, потом вернулся. Прикурил сигарету, дал ей. Искусственный свет проникал в окошко, ни единый звук не нарушал спокойствия. Даниэль и сам закурил. Свитер весь промок. Бывают же такие дни. Один свитер в крови Марианны, другой в ее слезах. Он протянул руку, дотронулся до ее волос, погладил по щеке. Марианна перехватила его руку, стиснула ее, развернулась к нему лицом. Он угадывал в полутьме ее глаза, в которых сверкали тысячи огней. Слезы еще текли. Затяжной дождь. Марианна докурила сигарету, бросила окурок в унитаз. Прямо в кольцо. Она никогда не промахивается.
– Ну что, пошли? – произнес Даниэль. – Пора подниматься…
Ее ладонь, вложенная в его руку, сжалась от страха. Она еще не была готова.
– Я… Я хотела бы остаться здесь… Отдай мою камеру той, другой…
Даниэль улыбнулся. Кто бы поверил, что однажды услышит от нее такое…
– Ты вернешься в сто девятнадцатую…
– Я причиню ей зло! – всхлипнула Марианна. – Причиню ей зло! Я только это и умею делать! Я злая, насквозь испорченная!
Он уже не улыбался, растроганный до глубины души. Марианна снова расплакалась, растаяла, приникла к нему. Даниэль искал нужные слова, долго не находил их.
– Вот видишь, ты молчишь! – прошептала она между двумя рыданиями. – Знаешь, что я права… Надо это прекратить! Надо прикончить меня. Как бешеную собаку! Тебе всего лишь надо меня убить! Скажешь, что я угрожала тебе! Что на тебя напала!
– Хватит молоть чепуху! – резко оборвал он.
Тяжело было это слышать, даже ему – а он видел и слышал вещи куда похуже.
Она цеплялась за Даниэля, буквально растекалась по его телу. Никогда еще она так не чувствовала его близость. Давно так не чувствовала чью-либо близость.
– Я не должен был так избивать тебя утром, – произнес он, будто говорил сам с собой.
– Ты должен был бить сильнее… Тогда бы все уже кончилось.
Он попытался понять ее боль. Разделить ее. Давно ему не доводилось так страдать.
– Нельзя терять надежду, Марианна… Знаю, тюрьма – жестокая вещь, но все же…
– Ты ничего не понял… Это саму себя я больше не могу терпеть… Видеть, что я натворила, кем стала… Каждую ночь я снова и снова убиваю тех людей… А они возвращаются, все время. Даже когда я сплю…