Искушение чародея (сборник)

Когда тебе пятнадцать, семнадцать или даже двадцать, мечтать о славе естественно. Чтобы девушки смотрели с этакой лукаво-одобрительной улыбкой; чтобы на улицах узнавали; чтобы мальчишки подбегали за автографом. Но если тебе двадцать один и ты отработал годовую вахту на корабле, летящем к Альфе Лебедя… на корабле, в котором телепортационные кабины вдруг перестали работать…

Связь с Землей пропала, и нужно было решать: лететь дальше или поворачивать обратно. В последнем случае «Антей» никогда бы уже не достиг Альфы Лебедя, и все сто шесть лет его пути, все усилия тысячи людей — все это пропало бы впустую. Поэтому в конце концов экипаж принял решение не поворачивать — рискнуть и потратить еще тринадцать лет на то, чтобы добраться до звездной системы Альфа Лебедя, установить там телепортационную кабину — в этом случае, впрочем, совершенно ни к чему не пригодную, — и еще столько же времени потратить на возвращение к граничной отметке, на которой пропала связь. Все знали о теории Домбровского, согласно которой гравиволны имели предел распространения. Домбровский утерждал, что за этим пределом телепортические кабинки «Антея» потеряют связь с Землей, а экипаж окажется в полной изоляции. Все знали об этой теории, но надеялись на ошибку.

Решение принимали всей командой — слишком многое было поставлено на кон. Но, в общем-то, подумал Павлыш, а как еще мы могли поступить? Это же так очевидно.

Это случилось слишком давно, и с тех пор Павлышу было о чем думать, помимо славы. Например, о зеленоглазой Гражине, которую он все не мог забыть. Хотя ее последняя гравиграмма была вполне… определенной, чего уж.

Сейчас, стоя на сцене и глядя в полутьму, на лица слушателей, Павлыш мечтал только об одном. Сбежать на какой-нибудь дикий остров — и чтоб хотя бы с недельку раздавались вокруг только крики попугаев да шум прибоя; и чтоб жить на пальмах, в гамаке, купаться в море, ни о чем не думать. В крайнем случае — спасаться от зловредных дикарей.

Он увидел падающую звезду и загадал желание, а ребята тем временем закончили представлять Павлыша публике и стали исполнять песню, в которой были «полет сквозь вечность» и «стук сердец» и «время свернулось змеей, время кусало хвост». С некоторым стыдом Павлыш понял вдруг, что стихи Симоны кажутся ему глупыми и наивными. Чтобы не выдать этого зрителям, он отошел чуть в сторонку, на самый край сцены, и с каменным лицом смотрел в никуда, в небо, по которому скользила звезда.

Звезда, между тем, увеличилась, и стало совершенно ясно, что это летит «антоновка» — беззвучно мчится прямо сюда, хотя полеты над парковыми зонами отдыха строжайше запрещены. Пока ее заметил только Павлыш: остальные были слишком увлечены песней. Но когда «антоновка» зависла над сценой и с мягким стуком опустилась перед ней, конечно, в рядах слушателей началось некоторое движение. Симона от волнения забыла слова, а Ивернев сбился с такта.

С легким клацаньем откинулась дверца, из сферического корпуса вышла фигура в форме: фиолет и белые полоски, и блестящие черные пуговицы. Кто-то присвистнул.

— Интересно, — вполголоса процедил Ивернев, — что, для Министерства межпланетных сообщений закон не писан?

— Зачем ты сразу так? Они тоже люди и не чужды прекрасного, в том числе — наших песен. — Миша Домрачеев улыбнулся, взмахнул рукой и сказал погромче: — Присаживайтесь, вы как раз успели на вторую, лучшую часть концерта.

— Кто из вас Павлыш? — Высокая девушка с разметавшимися по плечам рыжими волосами словно сошла с картин прерафаэлитов. Стройная, белокожая, с властным взглядом. Прозерпина, решил Слава; или даже нет — Лилит мстящая.

— Вот он, — Павлыш со мстительным удовольствием указал на Домрачеева. — Только учтите, он у нас скромный и будет отнекиваться.

— Собирайтесь, — велела Лилит. — Через пять часов рейс, опаздывать мы не имеем права. А ваш приятель… — она выдернула из-за пояса блокнотик, пролистнула. — Лошрачеев? Лошрачеев — здесь?

— Домрачеев, — уточнил Домрачеев.

И указал на Павлыша.

— Вот и отлично, — кивнула Лилит. — Вы тоже, Михаил. — Потом она обернулась к зрителям и рассеянно произнесла: — Простите, что вмешиваюсь. Это действительно срочно.

Зрители переглядывались, но скорее недоумевали, чем негодовали.

— А может, вам хватит одного Павлыша? — уточнил Павлыш. — Ну, кто такой Домрачеев, если задуматься? Фольклорист, живет прошлым. В смысле, живу. А?

Лилит посмотрела так, словно Слава вот только что сообщил, дескать, представь, дорогая, пока спал, куда-то делось одно ребро.

— Нет, ну правда, вот зачем Межпланетным фольклористы? Изучать систему поверий и предрассудков второго поколения колонистов в Селенопорту? Или соотносить народные названия улиц Аэлиты с официальными?

Лилит спрятала блокнотик и махнула им обоим рукой, слезайте, мол.

— А еще я скучный очень. — Павлыша несло, он ощущал невиданное вдохновение. — У вас будут массовые случаи челюстных вывихов, а Павлыш — он, конечно, большой спец в своем деле, но никогда прежде с такими увечьями не сталкивался.

— Боитесь? — спросила Лилит. Она придержала дверцу, пропуская Домрачеева и Павлыша внутрь.

— Я? Чего может бояться честный человек?

— Неизвестности, например. — Лилит села в кресло пилота, оглянулась. — Пристегнитесь.

— Кстати, а куда мы летим? — спросил наконец Домрачеев. — Почему такая спешка? Что за срочный рейс?

— Пристегнитесь, — повторила девушка. Одной рукой подняла «антоновку» в воздух, другой вытащила из кармана два пакета и протянула: — И держите вот, заполните въездные.

Павлыш прочел и заморгал:

— «Европа»? «Транзитом»? Куда, милая незнакомка, можно отправиться дальше Европы? Любому карапузу известно, что за Юпитером только мелкие исследовательские станции, в основном роботизированные. И для того, чтобы туда попасть, можно и даже следует воспользоваться телепортками, которые в народе, как вы, должно быть, знаете, называют телепортками. — Он запнулся и похолодел. — Неужели с ними что-то случилось?!..

— Вряд ли, — отозвался невозмутимый Домрачеев. — Зачем бы Межпланетным тогда понадобился фольклорист? Вот врач — другое дело. — Он усмехнулся самым краешком рта. Розыгрыши Миша любил, а похитительница Лилит ему, похоже, не понравилась. — В общем, Домрачеев, тебе как раз не о чем переживать.

Павлыш кивнул, еще раз перечитывая документ на тонком пластиковом лист-компе.

— Все страньше и страньше… А вот это вообще не…

Но его прервал низкий гул над головой.

— Вы вторглись в воздушное пространство зоны отдыха! — прохрипел металлический голос. — Немедленно приземляйтесь. Повторяю! Вы вторглись…

Павлыш выглянул в окно: внизу проплывали старые липы, мелькнула сквозь листву холодная черная гладь озера, там горели огоньки и катались на лодках парочки, которым не было дела ни до нарушителей порядка, ни до хлопот Министерства межпланетных сообщений.

Вдруг всю эту пасторалию закрыла багровая «барракуда» полиции. В мобиле были двое, один управлял, другой навел на «антоновку» идентификатор. Через мгновение металлический голос зазвучал из динамиков прямо в кабине: «Вы вторглись!..» — но Лилит это не смутило. Она клацнула по виртуальной клавише переключателя и спокойно произнесла:

— Чрезвычайная ситуация. Разрешение выдано лично Нороватым, откройте канал, сейчас сброшу вам вместе с личными данными и водительским. — Девушка приложила палец к окошку идентификатора, засветившемуся в воздухе перед ней.