Искушение

Особенно ненавидела Ариадна Константиновна Доброва за взяточничество. Подношения и подарки в школе - это, в общем, дело привычное, примелькавшееся. Тут тебе конфеты, там тебе кулон... Но когда перед очередной департаментской проверкой Максим Петрович начал с помощью секретарши Зиночки перетаскивать на чердак коробки - и оказалось их великое количество, а большую часть он отвез к себе домой, заказав такси, - вся школа дружно ахнула. Уж слишком много их насчитывалось, этих коробок. Валя шепнула Кате, что там - Зинка выдала - были телевизоры, видаки, разная бытовая техника...

– Трудно заподозрить московский департамент образования в честности, - заявила Ариадна Константиновна, - но даже там люди честнее! А наш Максим уверен, что быть грубым - это значит показывать простоту и естественность. Хотя я убеждена, что как раз первородный зов нашего естества - быть добрым и не раздражаться.

– Московский воздух грязен, но это не повод перестать дышать совсем!
– весело сообщил ей как-то при встрече в коридоре Максим Петрович.

Вера отодвинула чашку.

– Девочки, а у меня вчера внучка умерла... Отмучилась.

Губы у нее плотно стиснулись, как двери вагона в метро.

Катя громко ахнула и пролила чай себе на юбку. Валя смотрела темным взором, неотрывным, как наэлектризованный лист бумаги. Ариадна Константиновна встала и побродила по кабинету - маленькая и строгая.

Вера вышла замуж первой из подруг. Еще в институте. Родила дочку. Но от курса не отстала, брать академку не захотела - помогла мать, да и до защиты диплома оставалось уже немного. На пятикурсников все смотрели сквозь пальцы, просочиться сквозь которые прямым ходом к диплому оказалось делом несложным. А потом, позже, выросшая дочка Веры родила девочку-дауна.

Катя тогда была в ужасе. Валя молчала и смотрела большими глазами, сгустившими в себе декабрьскую ночь. Но энергичная Вера нашла выход - заставила дочь отдать девочку в детдом для убогих. Дочка вышла потом замуж, родила мальчика, жизнь выправилась. К больной девочке Вера дочку не пускала и к телефону подходила только сама. Сама навещала ребенка, дочь в приют не пускала и даже не подзывала к телефону, когда ее пытались вразумить и уговорить забрать ребенка домой. Девочке недавно исполнилось двенадцать лет. Все окончилось...

– Дочь тоже на похороны не пустишь?
– спросила Ариадна.

Вера вызывающе вскинула голову.

– Да, не пущу! Мне ее беречь надо, и так сколько горя ей на долю выпало... А я мать! Сама все сделаю.

– Она тоже мать, - логично заметила Ариадна Константиновна.

– Девочки, - Вера помолчала, - мне иногда кажется, что дороже дочки у меня никого нет и не будет. Разве я не права? Единственная дочь... Из-за этой школы я не могла позволить себе второго - все трудилась, преподавала, вкалывала... Учила уму-разуму... Как тут уйдешь в декрет? Дети, контрольные, экзамены... Добров просто умолял меня когда-то не бросать школу на произвол судьбы. Найти учителя - проблема, сами знаете. А с годами она становится все острее и острее. Молодые в школу не идут - что им там делать? Они ее презирают, детей не любят, себя берегут... А потом сейчас им такое раздолье! Одних фирм понаоткрывали - тьма-тьмущая! Выбирай - не хочу! Вот и выбирают... И деньги там платят настоящие, не то, что у нас...

– Ну, положим, как раз у нас платят неплохо, - заметила Ариадна Константиновна.

– Так это только в частных! А в обычных? Девочки, я столько мучилась из-за внучки, столько ночей не спала... Но свою Галку от лишней боли избавила.

– Ты так думаешь?
– географичка снова села, почти исчезнув в кресле.
– Напрасно! Ты ей боли только прибавила. Матери-клуши всегда делают именно это. И вообще, Вера... Мы редко знаем, что нам в действительности надо, и редко сознаем, что единственное счастье - идти по пути, указанному Провидением. Это счастье намного больше и выше, чем получать всякие блага по своему желанию и хотению или добиваться их из последних сил. А если зло маскируется под добро... Это всегда очевидно, неискренне и некрасиво.

Вера обиделась.

– Ты, Ариадна, не заговаривайся! Мать всегда старается ради своего ребенка! Хочет ему добра! При чем тут клуши?

Географичка усмехнулась.

– Верно, старается. Только получается у нее это далеко не всегда. Тут старайся не старайся... А раз почувствовала себя очень умной, то уж в предательницы себя не запишешь. Я вот никак не понимаю, почему, когда человек умирает от рака, прежде всего спрашивают: а рак чего? Да какая разница?! Главное - умер, нет человека! И нечего проявлять нездоровое любопытство: рак желудка или мозга. Так и у тебя: умерла девочка, внучка, а ты твердишь, какая ты хорошая мать. В конце концов, неважно, долгая или короткая жизнь тебе выпала на долю. Главное, постичь, зачем именно тебе преподнесен этот бесценный дар. Девочки, если вы меня сейчас поймете, то вы очень многое поймете.

Валя поспешила сменить тему. Летом была снята по решению мэра глава московского Департамента образования, восемнадцать лет занимавшая этот пост. И стала почетным и формальным советником при градоначальнике. Все произошло совершенно неожиданно. Хотя... так ли уж неожиданно? Мэр критикнул единый государственный экзамен, но Департамент образования остался на стороне "экспериментальщиков" из Минобрнауки. Затем история со зданиями детских садов... Их было в Москве около шестисот - проданных или перешедших в долгосрочную аренду. Мэр справедливо возмутился - детские сады нужны, дети растут, а теперь что? Строй новые? А средства? Тогда и повеяло в воздухе угрозой об отставке.

По согласию Департамента столицы Россию, особенно Москву, полонили сектанты, хлынувшие из Америки. Они хорошо платили и получали в аренду помещения школ и детсадов, вели там кружки и распространяли книги о своих "учениях".

Валя неловко попала пальцем в самую больную точку. Умела Валентина это делать, прямо дар такой. Ведь Вера усиленно лебезила перед Департаментом образования: ей стоило тяжких трудов и организовать школу, и пробить ее. Да и сейчас Вера без конца таскалась в Департамент за помощью. Именно он когда-то помог Вере в тяжелой борьбе с Добровым. И жил бы себе этот матерый серый волчина и жил спокойно дальше, не повстречайся ему на пути пухленькая девочка в красной шапочке. Но сколько волка ни корми, а медведь все равно толще, любила повторять Ариадна Константиновна. И еще откуда-то выкопала двустишие:

Но волк, увы, чем кажется скромней,

Тем он всегда лукавей и страшней.

И кого она разумела под словом "волк" в своем контексте, до людей доходило далеко не всегда.

– Валентина, оставь!
– резко обрезала заболтавшуюся о сектах Валю Ариадна Константиновна.
– Лучше занимайся детьми! Они тебя не любят, не заметила? Если сеешь цикуту, не надейся, что вырастет хлеб.

– Это потому, что я много требую!
– так же грубовато ответила Валя.
– У меня с невыученным уроком не придешь, как у Катерины. Она с учениками всегда миндальничает, либералка! В духе времени. Вот они ее и обожают.

– Но я-то с ними не миндальничаю, - усмехнулась географичка.
– Звучит, конечно, не очень скромно, но отношения с детьми у меня хорошие.

Валя покраснела от гнева.

– Это парадокс!

– А жизнь часто на них и основана. Валечка, ты оглянись вокруг, подумай... Девочки, как вы думаете, что такое жизненный опыт? Это просто немалый запас знаний о том, что следует делать в тех случаях, которые уже никогда больше в твоей жизни не повторятся.

Дискуссию прервала громко стукнувшая дверь.