Искушение

Петр хмыкнул.

– Мудро...

Дед важно поднял палец.

– То-то и оно! Терпи, Петька, пока ты наковальня, но бей, когда станешь молотом. И все профессии у нас равны, только зарплаты очень разные. А мы все хорошо знаем себе цену. И она всегда выше нашей зарплаты. Хотя все люди тоже равны. Но есть те, которые всех других равнее. И выражение "хам трамвайный" устарело. Это раньше хамы ездили в трамваях, а теперь они мчатся на "Мерседесах" и "Феррари". И живут себе мирно в коттеджах.

– Да никакого хамства нет, - пробубнил Петр.
– Просто пуля дырочку найдет...

Дед согласно закивал.

– Ностра нынче тихая такая, прямо подозрительно... Может, захворала?

– Ничего ей не будет, стерве!
– пробурчал Петр.
– А если очень беспокоишься, пригласи на дом ветеринара. Аккурат всю пенсию за месяц ему и отдашь.

– Дурак ты, Петька!
– привычно отозвался дед.
– Дурак... Ты бы за девкой своей послеживал получше.

– Это за какой же?
– вскинулся Петр.
– У меня их целых три.

– За четвертой, - хихикнул дед.
– Вредная выросла, смазливая, разодетая... К этаким мужиков так и манит. Видел тут ее намедни с парнем... неровня он ей... и вообще пришлый... А любезничали они вовсю, как старые знакомые.

Петр помрачнел.

– Это какой же парень? Черноволосый такой, темноглазый, маленький?

– Он, точно он!
– воскликнул дед.
– А ты чего, уже его видал? Гони его прочь от своей девки! Ни на шаг не подпускай!

– Да что в нем такого опасного?
– обозлился Петр.
– И как это "не подпускай", когда я ее только из Москвы да в Москву вожу? А здесь она сама гуляет себе на приволье. Тут я ей не охранник круглосуточный.

Но у деда выдалось чересчур философское настроение.

– А вот тебе, Петька, еще одна притча, - объявил он.
– Слушай и вникай. Смысл у нее великий! А то ты никогда ничего не понимаешь, пока это не напишут прям тебе под носом аршинными буквами. Давным-давно в старинном городе жил Мастер, окруженный учениками. Самый способный из них однажды задумался: "А есть ли вопрос, на который наш Мастер не смог бы ответить?" Он поймал бабочку и спрятал ее в ладонях. Подошел к Мастеру и спросил: "Скажите, какая бабочка у меня тут: живая или мертвая?" Если бы Мастер сказал "живая" - ученик бы сжал ладони, а затем раскрыл и показал бы мертвую бабочку; а если бы сказал "мертвая" - разжал бы ладони и выпустил бы живую... Мастер ответил: "Все в твоих руках..." Усек?

– Где ты только вычитываешь такие вещи?
– хмуро спросил Петр.

– И-и, болезный! Читаю и вычитываю, - обтекаемо ответил дед.
– А тебе за твоим рулем и книгу толковую открыть некогда. Вот меня и слушай, я у вас вроде как ходячая информация.

– Информация - она всегда ходячая, - пробурчал Петр.
– Ей это по характеру положено, по нраву. Дед, а ты смерти боишься?

– Дурак ты, Петька, - привычно вздохнул дед.

Он уже слишком долго жил на свете и слишком много перевидал на своем веку, чтобы бояться такой страшилки - смерти.

– Но ты пока лучше этой мыслью - о смерти - не задавайся. Рано тебе еще.

– Это никогда рано не бывает, - бормотнул Петр.
– Вот поздно - это да...

Мимо дома по саду важно продефилировала Саша.

– Еще одна стерва на мою голову, - пробурчал Петр.

Дед посмотрел задумчиво и, что удивительно, промолчал.

Подопечная Петра полюбила задерживаться в школе - усердно занималась дополнительно физикой, вроде бы по ней отставала. И отставала, видимо, очень прилично, потому что допзанятий становилось все больше и больше. А потом еще прибавился волейбол - Эдмунд Феликсович организовал секцию, он оказался азартным игроком. Азарта бы ему поубавить... Петр не раз думал об этом и мрачнел. С кем своими мыслями поделишься? Не идти ведь к хозяйке, не жалиться ей на дочку, которую угораздило влюбиться... Самый возраст у нее такой... Пуля дырочку найдет... Или его наняли и от любви девку охранять? О том уговору не было...

И Петр продолжал молчать, только заугрюмел. Тоня это быстро заметила.

– Петушок, ты чего такой хмурый ходишь? На ноябрь похож. Случилось чего? Не заболел?

– Заболеешь тут...
– буркнул Петр.
– С этой Алкой...

– А что?
– забеспокоилась жена.
– Она чего натворила?

– Из рук ускользнуть норовит, - признался Петр.
– В другие руки... Юркая, как червяк.

– Это в какие же?
– растерялась Тоня.

– Мужика приглянула, - Петр махнул рукой.
– Учителя. Лет на двадцать ее старше. Мужик видный, умный, науку знает. И качок, как молодой. Грузил тут недавно свои приборы, никому не доверил, так мускулы у него, я тебе скажу...

Тоня перепугалась. Побледнела, стала крутить пуговицу на кофточке.

– Петя, да ты что?! Как такое допускать можно?! Тебе ведь ее доверили! Беги скорее к родителям!

– А ты думаешь, они помогут? Да и что говорить? Все равно у меня пока одни подозрения, толком ничего не ясно... А девка красивая, видная, статная. У нее прозвище в школе - Лямур.

Тоня фыркнула.

– Она разве на обезьяну похожа?!

– На какую еще обезьяну? С чего ты взяла?! Говорю же: красивая девка.

– Ну, если прозвище - "Лемур". Обезьяна такая есть.

И оба расхохотались, дружно поняв свою ошибки.

– Я когда читала Фауста, то искренне представляла, что когда идет речь о всяких "черных" работах у Мефистофеля, - рытье траншей и могил - это делают обезьяны. Прямо так и воображала - стаи обезьян на "раскопках". А потом выяснилось, что "лемуры" в данном контексте вовсе не обезьяны, а привидения в виде скелетов в черных саванах. А я слово "лемуры" поняла более естественнонаучно и приземленно...

Петр развеселился.

– Кто сказал, что человек произошел от обезьяны? Кругом одни козы да козлы! У Алки этот физик соображает... И начитанный. Он как-то сказал, что лучше всего всегда говорить мужчине, что тот умен, женщине - что она прекрасна, и тогда сравнение с обезьяной неизменно будет в твою пользу.

Петр продолжал наблюдать за своей подопечной. Ностра цвела, как невеста, и орала, дед радовался.

Но однажды, войдя в школу, уже опустевшую, полутемную - время было позднее - чтобы забрать Аллу после занятий физикой, увидел Петр свою подопечную в объятиях учителя. Целовались они вовсю...

"Во дает мужик!
– восхитился Петр.
– И не боится ничего! Ведь родители-то всевластные... Или совсем башку потерял? Да непохоже... Не из этаких... Неужто влюбился?"

Он быстро прикинул, что к чему. Девчонка гладкая, фигуристая, вкусно кормленная. Выхоженная няньками-мамками. И опять же родители - тоже структура... Но нет ли у этого Феликсовича семьи? Холостой или вдовец? А иначе как...

Петр хмуро шагнул вперед, нарочно громко топая.

– Алла-свет, нам пора... Мать, поди, заждалась...