Искусство и его жертвы
Шрифт:
— Да отчаянно, до безумия — правду говорю.
— Ну, смотри, как знаешь. После не упрекай, что тебя не предупреждали… — И перекрестил всей ладонью: — Будь по-твоему, Митенька: благословляю.
Сын уткнулся к нему в колени как-то уж совсем по-детски.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Настоящим отцом Дмитрия был князь Иван Александрович Нарышкин, камергер, тайный советник и сенатор. Связь его с мадам Нессельроде вышла мимолетной — той, что называют "минутной слабостью". Тем не менее эта "слабость" породила красивого,
У Ивана Александровича от его законной супруги также имелись дети, и один из их потомков, внук, Александр Григорьевич — по-домашнему просто Алекс, оказался всего на два года младше сводного дяди — Дмитрия Карловича Нессельроде.
Дмитрий и Алекс познакомились в 1843 году, первое время не подозревая о собственном родстве.
Дмитрий тогда служил третьим секретарем Министерства иностранных дел. И однажды на балу, где он был со своей кузиной — Машей Нессельроде, та его подвела к юной деве, лет примерно шестнадцати, и представила: Надя Кнорринг. Рассказала после:
— Дочка очень знатных литвинов, Гедеминовичей. Правда ж, прелесть что за девочка?
— Красоты необыкновенной. И особенно — удивительные глаза. Цвета морской волны.
— Цвета балтийской волны, — улыбнулась Маша. — Только, чур: никаких интрижек. У нее есть уже жених — князь Нарышкин.
— У такой крохи есть уже жених?
— Да, помолвка состоялась на днях. Он нестарый: двадцать пять всего.
— Жаль, что несвободна: я бы ею увлекся.
— Митенька, остынь.
Вскоре познакомился и с самим Нарышкиным — худощавым молодым человеком с маленькой бородкой и такими же маленькими усиками, а-ля Бальзак. Тот пылал любовью к невесте, говорил только о будущем венчании и о свадебном путешествии — собирались на южный берег Франции, в Ниццу.
Алекс неожиданно пригласил его однажды к себе и предстал взволнованный, весь какой-то взвинченный, глядя изучающе.
— Что-нибудь случилось? — с беспокойством осведомился Дмитрий.
— Уж случилось, да… Вы присядьте, граф. Кофе, чаю? Хорошо, потом. Я тут, знаете ли, приводил в порядок бумаги моего покойного папеньки… И наткнулся в ящике стола на такую скромную книжицу. Оказалось — дневник моего вельможного деда, Ивана Александровича. Полистал. Увлекся… И узнал одну пикантную вещь… Только не сердитесь… Эта тайна умрет со мной, обещаю верно. Но и скрыть от вас не имею права. Речь идет о событии пятнадцатого года, времени Венского конгресса — по итогам войны с Наполеоном…
В первый момент Дмитрий не поверил, попросил принести дневник. С замиранием сердца прочитал заветные строчки. Мелким, бисерным почерком с завитушками. Фиолетовыми чернилами… Вот почему Иван Александрович так смотрел на него когда-то на приеме в Зимнем дворце; и еще как-то виделись — у кого-то в гостях… Но не обменялись и несколькими словами…
Совладав с чувствами, все же улыбнулся:
— Что же получается, князь: я — ваш сводный дядя?
— Получается, так.
Оба поклялись никому не рассказывать об открывшейся тайне, чтобы не давать свету поводов для сплетен, а тем более неизвестно, знал ли Карл Васильевич об измене Марии Дмитриевны; надо поберечь нервы старика.
Но с тех пор отношения Алекса и Дмитрия сделались теплее, часто навещали друг друга и нередко ездили вместе на пикники. Впрочем, на его свадьбе Нессельроде-младшему побывать не пришлось: ускакал в Константинополь к месту назначения.
Обменялись
несколькими письмами. Алекс делился впечатлениями, говорил, что счастлив, что Надин — удивительная женщина, редкого ума, редкой эрудиции и фантазии; правда, характер не подарок, слишком непредсказуема и категорична в суждениях, но считал, что это молодость в ней играет, с возрастом пройдет.Возвратившись в Петербург, Дмитрий посетил Алекса и застал его жену в положении. Совершенно не походила на себя прежнюю: взгляд остановившийся, обращенный внутрь организма, слушала собеседника, продолжая думать о своем. Вроде пребывала в неземном измерении.
А зато будущий отец прямо-таки светился от счастья, говорил, что, коль скоро появится мальчик, назовут Григорием — в честь его отца, ну а если девочка — Ольгой, в честь мадам Кнорринг.
Дмитрий рассказал о своем предстоящем в скором времени бракосочетании.
— Это же чудесно, — одобрительно покивал племянник, — я теперь убедился: без семьи мужчина не человек, а недоразумение; по-другому смотришь на мир, ценности меняются, начинаешь мыслить иначе.
— Неужели? Я бы не хотел менять ценностей.
— Ты и не заметишь, как выйдет. То, что раньше забавляло тебя — холостяцкие пирушки, балеринки, актриски, что желают пойти к тебе на содержание, скачки, охота — всё теряет свой прежний смысл. Дом, семья, милая жена, будущие дети — вот главное.
— Уж не стал ли ты подкаблучником, бедняга?
— Может быть, и так. Что же в том дурного? Для меня Надин — свет в окошке.
Вскоре из Москвы прикатили Закревские. Дмитрий снял для них неплохие апартаменты на Большой Морской, рядом со своим домом. Познакомил Лидию с матерью и отцом. Старики держались подчеркнуто вежливо, без намека на неприятие будущей невестки, но и без особой сердечности. В рамках этикета. А Закревские, напротив, относились к будущему зятю тепло, с поцелуями-объятиями при встрече и непринужденной, милой болтовней за чашечкой чая.
Вместе побывали на нескольких балах и светских раутах. На одном из них присутствовал император. Николай I, высоченный, фигуристый, с голубыми пронзительными глазами, как увидел Арсения Андреевича, так и протянул ему руку.
— Здравствуй, здравствуй, Закревский. Как ты поживаешь? Не соскучился у себя в имении без реальных дел?
— Да помилосердствуйте, ваше величество, нешто я сижу сложа руки? Дел в имении пруд пруди.
— Это всё пустое, управляющие без тебя справятся. Должен возвратиться ко мне на службу. У меня сторонников — преданных сторонников, на которых я могу положиться, — раз, два и обчелся.
Генерал залился румянцем:
— Да куда ж мне идти на службу-то, Николай Павлович? Годы уже не те.
— Полно скромничать, ты в прекрасной форме. Будь готов к назначению на ответственный пост, голубчик.
— По гражданской части или по военной?
— Я подумаю. Но, скорее всего, по гражданской.
Лидия порхала по Петербургу, навещая знакомых детства (ведь отец ушел в отставку и уехал в свое имение с 6-летней тогда дочерью); все теперь были взрослые, девочки давно замужем, с выводком детей, а она все еще одна и почти что старая дева, по тогдашним понятиям. Разумеется, помешала та ее история с Рыбкиным — девушку с подмоченной репутацией, даже миллионершу, брать никто не спешил. Слава богу, нашелся Нессельроде. Это был для нее последний шанс.