Искусство невозможного (в 3-х томах)
Шрифт:
— Что значит — близость? Возможность общаться? Она была очень ограничена. Я могу по пальцам пересчитать, сколько раз я общался с президентом Ельциным. Не больше десяти, несмотря на то что я был замсекретаря Совета безопасности, исполнительный секретарь СНГ. То есть находился всегда на официальных должностях. Даже если учесть эти встречи, их не больше десяти .
Если это есть высочайшая степень близости, то да. Я считаю, десять раз встретиться с президентом России — это очень много.
Все вопросы с Ельциным, за исключением того, что я его видел в президентском клубе, в котором я был принят, все встречи с ним носили абсолютно деловой характер. Он определил проблемы, которые я решал во время предвыборной кампании 1996 года.
Я встречался тогда с Ельциным. Все вместе, так называемые олигархи, на той встрече Ельцину говорили неприятные слова, которые
— человек неординарный, и на следующий день он признал, что все сказанное — правда, и принял конструкцию выборов, которые мы ему предлагали.
Я встречался с ним, когда шла речь о назначении Лебедя. Это была моя инициатива, как необходимость для объединения сил, которые поддержат Ельцина на выборах. Те, кто поддержал Лебедя, должны были стать поддержкой Ельцина. И конечно, я говорил с ним о Чечне и о СНГ Всего встреч было не больше десяти. Более того, в своей книге Ельцин написал: «Я не любил и не люблю Березовского. Но я считал его союзником и президента, и демократических реформ в России». Вот оценка Ельцина. У меня к нему совершенно другое отношение: я всегда ему симпатизировал, считал, что он сыграл огромную роль в моей жизни. Он меня научил политике с большой буквы. Не политиканству, не игре в наперсток, а реальной политике. Я глубоко уважаю Ельцина, при этом понимаю, что он допустил ряд грубейших ошибок. И самая крупная — это даже не война в Чечне, а он не смог добиться покаяния всех нас за то, что произошло в трагические 70 с лишним лет, за то, что были убиты десятки миллионов наших граждан и, по существу, власть в государстве принадлежала бандитам, а мы, вся нация, в этом косвенно участвовали. Ну и Чечня, и еще ряд ошибок. Тем не менее я считаю Ельцина великим реформатором России.
Когда я писал «Манифест российского либерализма», я написал посвящение Ельцину: «Великому реформатору России Борису Николаевичу Ельцину, который сделал, но не объяснил, посвящаю». В этом манифесте я хотя бы для себя хотел найти объяснение тому, что сделал Ельцин, и поделился им с теми, кому будет интересно читать.
Мое отношение к Путину определено не моим личным отношением. Я с ним знаком давно и много. С 1995 года познакомил нас человек, который в моей жизни всегда знакомил меня с важными для меня людьми, — Петр Авен. Мы познакомились в Петербурге, куда мы приехали с делегацией, которую принимал покойный ныне Собчак. Путин был на этой встрече. Потом мы много встречались в Питере, по-
скольку «ЛогоВАЗ» строил там станции техобслуживания. Мне приходилось, и я с удовольствием это делал, общаться с питерскими властями. Путин в некотором смысле выделялся — он полностью исключал всяческие разговоры о взятках и тем не менее помогал.
Когда Путин переехал в Москву, мы стали встречаться чаще. У меня никогда не было с ним близких, товарищеских отношений. Он приходил ко мне в дом без приглашения, когда знал, что я нахожусь в сложной ситуации. Тем самым демонстрируя свое отношение к тому, что предпринимал на тот момент Примаков против меня. Мы разошлись вовсе не потому, что у меня личная неприязнь к нему, просто с тех пор как он стал президентом, я к нему относился исключительно как к президенту. Я был категорически против продолжения войны в Чечне. Он говорил, что они как зайчики прыгают по холмам и мы их добьем, но я-то знал, что это не так. Я был против создания семи федеральных округов, против разрушения Совета Федерации. У нас был долгий разговор, и я сказал, что встану в открытую оппозицию и опубликую статью, что я и сделал в майском «Коммерсанте». Я был не согласен с ним, когда погибла подлодка «Курск», когда он запретил показывать несчастных жен, матерей, по телевизору и сказал мне, что вы показываете проституток. Было видно, что это люди, глубоко переживающие трагедию, вы посмотрите, у них глаза не открываются от слез. Другое дело, что эта идея была инициирована руководителем ОРТ Константином Эрнстом.
Это был наш последний разговор, потому что мы не понимали друг друга ни в том, какой должна быть Россия, ни в том, каким должен быть президент. Путин убежден, что Россия может быть сильной, только будучи унитарным, жестко централизованным государством. А я убежден, что Россия развалится, если Путин станет дальше выстраивать эту вертикаль власти. А я убежден, что государство станет эффективным, только если власть снова будет возвращена в регионы. Здесь мы категорически расходимся в позициях с президентом. Это главная причина нашего расхождения. Хотя, может быть, ему и
горько, что человек, который его поддерживал, публично от него отвернулся.18 июня 2003 г. Комсомольская правда, Москва
А ВЫ КАКУЮ РОЛЬ ХОТЕЛИ БЫ СЫГРАТЬ?
Борис БЕРЕЗОВСКИЙ, опальный олигарх: Меня устраивает роль независимого, самостоятельного человека, которую я уже давно для себя выбрал. Главная цель моей жизни — оставаться самим собой. И никакие другие роли, в том числе президента, я на себя никогда не примерял.
7 июля 2003 г. Журнал «Русский фокус», Москва
БОРИС БЕРЕЗОВСКИЙ: ОСЕНЬЮ У ПУТИНА ПОЯВЯТСЯ
СЕРЬЕЗНЫЕ ОППОНЕНТЫ
Корр.: Как вы оцениваете последние событиях вокруг ЮКОСа? Почему арестовали Платона Лебедева?
БЕРЕЗОВСКИЙ: Эта ситуация в целом носит политический характер. Эти события стоят в ряду других, начавшихся еще в 2000 году. Начали с Гусинского и меня. Говорили о споре хозяйствующих субъектов, а на самом деле нужен был контроль над СМИ и устранение от политического влияния всех тех, кто не в погонах. Это была так называемая борьба за вертикаль власти. Потом продолжили выстраивание вертикали СМИ, и наконец, теперь — вертикали экономики. А поскольку у нас экономика на 80 процентов — частная, то, по существу, это выстраивание вертикали бизнеса. Они хотят взять под контроль весь бизнес. Какой смысл в вертикали власти и СМИ, если нет контроля над деньгами?
Происходящее абсолютно логично. Ходорковского неминуемо добьют. Эта акция призвана не просто напугать, а однажды ослабить, потом — еще раз ослабить… Я уважаю Мишу, но он человек не сильный, не боец. Сейчас он начнет сдавать одну позицию за другой. В конечном счете его растопчут. Я не говорю, что это произойдет в течение месяца или двух. И поскольку я уверен, что Путина не переизберем, то, может быть, как раз это и спасет Ходорковского. Но если допустить, что Путина переизберут, то подобная судьба ждет всех без исключения. Поскольку главной целью является пере-
распределение собственности. В данном случае не государственной, а частной. Она попадет под контроль людей в погонах.
Власть последовательна не только в идеологии, но и в технологии. Она использует все те же методы. У Гусинского взяли в заложники Титова, у меня — Глушкова, а у Ходорковского взяли в заложники Лебедева. В этом смысле я считаю, что Абрамович дальновиднее других. Сейчас много говорят о покупке футбольного клуба «Челси» Абрамовичем. Пытаются отыскать разные мотивы. Но когда придут за ним, все скажут: «Пришли за тем самым, который купил лондонский «Челси»». И я думаю, что для Абрамовича это приобретение — скорее способ защиты, нежели бизнес или развлечение.
— Вы говорите о «вертикали СМИ». Считаете, что в путинской России СМИ не могут быть независимыми?
— Экономически могут, а политически нет. Власть приняла решение выстраивать жесткую вертикаль. Эта вертикаль касается не только институтов власти, но и средств массовой информации. Почему СМИ не могут быть политически независимыми — вопрос скорее риторический, поскольку процесс построения такой вертикали не только пошел, но фактически уже завершен. На этот вопрос легко ответить с позиции фактов. Трудно отрицать, что все основные (я имею в виду — государственного значения) телевизионные каналы уже находятся под стопроцентным контролем Кремля. И не важно, что у некоторых компаний форма собственности негосударственная. Важно, что те, кто оплачивает функционирование каналов, сами находятся под контролем государства. Яркий пример
— «Газпром». Поэтому политически СМИ точно не могут быть независимыми.
А что касается экономической независимости, то сейчас ситуация ровно противоположная той, которая была в середине 90-х годов. Тогда средства массовой информации не могли быть экономически независимыми, поскольку денег на рынке было недостаточно для их нормального функционирования, но зато они были политически независимыми от государства. Сейчас же картина иная — они зависимы политически и независимы экономически. Объем рекламного рынка (а это 1—2 процента от валового национального продукта) таков, что позволяет покрывать расходы на производство программ, распространение сигнала и зарплаты. Более того, появляется и прибыль. Это явление в целом, с одной стороны, говорит об улучшении экономической конъюнктуры, с другой — об упадке по-