Искусство проклинать

— Вот дура-девка! Всё дал Господь, и красоты, и парня с машиной, и денег, видать, хватает, и одета как королевна, а ума не хватает — сокрушённо взмахивает руками рыбак: Брось косяк-то, ненормальная! Хватит, поди уже — и увидев, что мы продолжаем хохотать, с досадой машет на нас рукой: Да пошли вы, наркоши чёртовы!

— Поехали отсюда, Тина — вытирая слёзы просит Ашот: Он же сейчас к Петренко заскочит, тут рядом совсем. Хоздравати. Что, едем? Ты, наверное, замёрзла?

— Нет, обкурилась до чёртиков — весело всхлипывая, заявляю я: Вон, смотри, побежал! И ещё один, над водой носится. Рожки у него симпатичные…

— Может, правда к Петренко заедем?

— Так я ещё от того визита не отошла, Ашотик! Давай-ка домой, от греха подальше! Вдруг у него снова коллеги из ГАИ гостят! Зареченских инспекторов нам с тобой вовек не перепить!

Глава 9

На работу меня отвозил Витька и, пока мы стояли на перекрёстке, пережидая детский сад, который отправился в кино всем своим составом, он рассказал все наши нехитрые производственные новости. Ауди с моей охраной ожидал сзади: я везла крест на последний суд Льва Борисыча.

— Совке ремонт рабочего материала стал в копеечку. Злой, как собака. Закупил у нас полдюжины колечек, наверно, медсёстрам. Сам не заходил, побоялся. Шестёрок послал.

— И дорогие колечки ты им сбагрил? Морские припасы? Серебро с самоцветами?

— Да нет, самых дешёвеньких навыбирали, но золотых, с янтарём и аметистами. Он не разбежится, на дорогие-то, и так убытки несёт… Хорошо же ты их уделала, Тайна! И помощи не потребовалось.

— Особенно твоей… Нет уж, лучше я сама фыркнув отвечаю я.

Года три назад ко мне привязался залётный качок Миша Пенкин по прозвищу Пенёк. До сих пор ума не приложу, что он во мне нашёл и что ему от меня было нужно. Он пас меня целых два месяца, измозолив глаза всем в «Бытсервисе» и губернаторском. Провожал от двери до двери и по несколько часов топтался в ожидании. Говорить он, по-моему, умел с большим трудом и наше общение заключалось в двух-трёх фразах в день. Я ничего не смогла ему растолковать, и только регулярно отклоняла его предложения: в ресторан, к морю, в бассейн и так далее.

У нас в городе очень редки столкновения бандитских группировок — всё решается путём мирных переговоров, или заурядным частным мордобоем. Поэтому совладать с Пеньком, настоящим отморозком, никто не умел. Он слушал всё, что ему говорили, заявлял, что «баба эта его» и посылал всех моих немногочисленных защитников. Я перестала выходить куда-либо кроме работы, и вообще уже собиралась покинуть город на неопределённое время, как однажды он явился в салон и заявил:

— Всё, отмазали. Собирай манатки. Едем. В Новосибирск.

Витька попытался протестовать. Пенёк спокойно, походя, и откинув в карманчик Ашота, достал пистолет и прострелил ему ногу, а потом схватил меня за плечо и потащил через площадь домой «собираться».

Я уже прощалась с жизнью, Ашот с Витькой названивали по телефону в поисках оружия, и неизвестно, чем бы это закончилось, если бы не Маго. Меня он почти не знал, но зато очень хорошо знал Пенька, надоевшего всем «крутым» в городе. Ему показалась очень странной наша парочка, переходящая дорогу прямо перед носом его тойоты. По счастью, с Маго были его «ребята», которые вложили Пеньку ума, и, между прочим — с большим трудом. Я бы с ним просто не справилась, хотя, конечно, собиралась попытаться.

Потом мы вместе повезли всех пострадавших к Доку — Данилову Олегу Кирилычу, дежурному хирургу Скорой помощи. У меня появился новый друг, Маго, а у Изумруда, с его подачи, хорошая надёжная «крыша». История с Доком произошла после, а тогда он просто запомнил меня как «царственно-невозмутимую» особу, стоящую двух огнестрельных ранений (не считая Витькиной ноги), нескольких сломанных костей и пробитой головы (Пеньковой).

Мы с Витькой повеселились над нашими воспоминаниями, пока детсад миновал перекрёсток и немного опоздали к началу рабочего дня. Встречали меня так, как будто я полгода провела в коме. Сверху из парикмахерской и косметического кабинета вышли все, и больше половины — из ателье. Даже сапожники дружно постучали в мою честь молотками об стол, когда дядя Вася поприветствовал меня в раскрытую дверь своих владений. Наши были тронуты даже больше чем я, и, когда мы остались у себя в салоне, Лев Борисыч сказал несколько комплиментов в адрес героини, не посрамившей чести порядочных женщин в суровых условиях злачного места.

Когда все отсмеялись, я предъявила свою работу. Лев Борисыч взял крест к себе на стол и долго сидел над ним, не говоря ни слова. Витька с Ашотом подошли ближе, а за ними и Маринка, не глядя в мою сторону. Лев Борисыч молчал. Витька кашлянул, переступил с ноги на ногу. Я заволновалась.

— Мне нечего тебе сказать, девочка… кроме одного слова: удивительно. У-ди-ви-тель-но! — произнёс, наконец, «сам»: У-ди-ви- тель- но! Бесподобно!

Ашот расцвёл своей замечательной улыбкой, а Витька осторожно приподнял меня над полом и сделал вид, что подкидывает вверх. Маринка молчала, закусив губу. Я поняла, что не могу радоваться. Работа-работой, а крест — моя лебединая песня на сегодняшний день, но спокойствие атмосферы в салоне под большой угрозой. До сих пор всё было в пределах нормы.

Что теперь? Два не поладивших между собой мужчины могут притерпеться или разойтись как в море корабли. Две женщины, одна из которых считает другую соперницей, способны надолго отравить не только свою жизнь.

Дана я встретила спокойно и благожелательно. Но он, кажется, носом чует любые неприятности, поэтому восторгался и благодарил очень умеренно. В Курятник Маринка с нами не поехала, и мы распили шампанское без неё. Васо организовал целое представление по случаю моего обретённого вновь здоровья. Алик заливался соловьём, еда была даже вкусней обычного, а она здесь и так лучшая в городе. Я очень постаралась быть весёлой, Дан тоже. Мы посидели до восьми и уже уходили, когда Дан вдруг весь подобрался и перешёл на какой-то особенно ловкий скользящий шаг, оттирая меня от одной из кабинок. Из-за бамбуковой занавеси вышел Вилов и поклонился мне со слащавой улыбочкой.

— Здравствуйте, Тина! Вы уже уходите? Не хотел мешать вашему веселью…Но не смог не выразить своего почтения. Слышал, что у вас было неприятное приключение, очень сожалею… очень! Позвольте вам представить…

Он откинул бамбук, предлагая зайти. Дан слегка придержал меня плечом, но я и сама не спешила, раскланявшись прямо с балкона.

— Моя жена, Аста, — любезная улыбка рыхлой массивной шатенки, по виду, лет на двадцать старше самого «Хореньки».

— Мара, свояченица, — красивая жгучая брюнетка с узкими плечами и бледным испуганным, сильно раскрашенным лицом.

— Веста, Валик, Иван, — пресная троица справа.

Окончательно меня добило имя Иван, после всей этой иностранной тарабарщины. Все пятеро выглядели довольно странно, с пытливым ожиданием вглядываясь в моё лицо и улыбаясь, кто как умел.

— Может быть, присоединитесь к нам? Будем очень рады. — Вкрадчивый жест костлявой жилистой длани к моему локтю и мягкое, решительное движение Дана, помешавшее Вилову прикоснуться ко мне.

— Простите, мы спешим. В полдевятого к Тине приедет врач! — Дан ловко отводит мою ладонь от громадного опала в кольце Хорса, настойчиво глядя ему прямо в глаза и увлекает меня за собой. По дороге я вспоминаю эту странную компанию в душной тесноте кабинки, их претенциозные имена и вымороченные лица, непонятные улыбки… Ашот ласково трогает меня за руку чуткими пальцами.