Искусство жить. Реальные истории расставания с прошлым и счастливых перемен

За ближайшие полчаса или около того Дженнифер достаточно подробно описала мне свою семью и детские годы. Мать с отцом перепробовали много разных работ в Сан-Франциско и его окрестностях. Мать сначала работала в большом универмаге, а потом открыла собственный магазин одежды. Временами денег в семье хватало, временами от достатка не оставалось и следа. Когда Дженнифер было десять, они жили в большом викторианском доме, а потом вдруг переехали в двухкомнатную кооперативную квартирку, пропахшую ковролином из акрилового волокна.

«Мне кажется, что вы настолько погружены в будущее – думаете, как ваш отец придет на свадьбу, как переедете поближе к родителям Дэна, – что вас не расстраивает состояние вашей сегодняшней жизни и то, что происходит в настоящем».

Она рассказала, что никакой активной социальной жизни ее родители не вели, друзей ни у отца, ни у матери, судя по всему, не было, в гости никого не приглашали. Дважды в год, на День благодарения и Рождество, в гостиной раздвигали обеденный стол, крахмалили и гладили белую льняную скатерть и приглашали на праздник семью матери. Мать с бабушкой начинали готовиться к этому событию за несколько дней, еды всегда оказывалось слишком много, а скупые разговоры за столом касались в основном приготовленных блюд.

Семья Дэна жила в Бостоне. Они были не настолько богаты, но и образ жизни вели совершенно другой. Отец был врачом, мама работала в городской мэрии. Стол в их большой кухне, казалось, постоянно был окружен беседующими о чем-то людьми. Его родители обожали устраивать вечеринки, и Дженнифер очень любила бывать у них в гостях. Она чувствовала себя там как дома и ощущала, что о ней заботятся.

Когда они с Дэном поженятся, у них в доме будет кипеть точно такая же жизнь. Она даже фантазировала, что они поселятся где-нибудь поблизости, и «родители Дэна станут нашим детям чудесными дедушкой и бабушкой».

Пока Дженнифер рассказывала все это, я думал о параллелях между ее ситуациями с отцом и Дэном – ведь и отец, и взаимоотношения с Дэном были уже мертвы. И в обоих случаях она, по ее собственным словам, чувствовала странное спокойствие. Почему же она не оплакивала погибшего отца и не беспокоилась по поводу крушения их отношений с Дэном?

Я попытался объяснить суть своих мыслей Дженнифер.

– Мне кажется, что вы настолько погружены в будущее – думаете, как ваш отец придет на свадьбу, как переедете поближе к родителям Дэна, – что вас не расстраивает состояние вашей сегодняшней жизни и то, что происходит в настоящем.

Дженнифер посмотрела на меня, улыбнулась и кивнула. Я подумал, что она соглашается со мной точно так же, как с Дэном, что она просто ничего не понимает и совершенно не боится за себя.

– Я не вижу в вас никакого беспокойства, – сказал я. – Вы можете застрять здесь очень и очень надолго.

– То есть вы хотите сказать, что Дэн никогда не изменится, – произнесла она.

Я посмотрел на эту сидящую напротив меня молодую женщину и представил себе, что моя собственная дочь через энное количество лет, достигнув возраста Дженнифер, окажется в ловушке безжизненных взаимоотношений. Каких слов я бы ждал от своего коллеги, который будет заниматься ее случаем? Что он должен сказать, чтобы оказать ей помощь?

Смотреть в глаза реальности, какой бы ужасной она ни была, почти всегда вето раз лучше, чем вести себя каким-то иным образом.

Я бы хотел, чтобы она услышала от него, что всем нам иногда приходится скорбеть по своему будущему, что в жизни у множества молодых пар зачастую оказывается больше будущего, чем настоящего. Разрыв является для них не только прощанием с настоящим, но и с будущим, о котором они так мечтали. На расставание и попытки начать новую жизнь, встретить «настоящего» человека, создать семью и родить детей может уйти очень много времени… гораздо больше, чем она может себе помыслить. Вполне возможно, что получить все, что хотелось, она сможет, только пережив боль и страдания.

Но смотреть в глаза реальности, какой бы ужасной она ни была, почти всегда в сто раз лучше, чем вести себя каким-то иным образом. Я бы хотел, чтобы тот коллега из будущего сказал моей дочери, что, если она захочет этого, он постарается ей помочь. И будет переносить все эти тяготы вместе с ней.

Я объяснил все это Дженнифер. Она снова кивнула и сказала, что была рада услышать мои слова, хоть они ее и сильно расстроили. Уходила она от меня, не сдерживая слез.

Психоаналитики любят говорить, что прошлое продолжает жить в настоящем. Но в настоящем живет и будущее. Будущее – это не какая-то конкретная точка, в которую мы стремимся попасть, а идея, существующая в нашем сознании прямо сейчас. Мы создаем будущее, а оно, в свою очередь, создает нас. Будущее – это фантазия, формирующая наше сегодня.

Как злоба спасает нас от печали

Спустя несколько лет после того, как я получил квалификацию психоаналитика, у меня был пациент по имени Томас. Томасу было всего девять лет, и его только что выгнали из школы.

За несколько месяцев до нашей первой встречи медсестра школы, где учился Томас, нашла у него на руках и ногах следы от ремней. Кроме того, у него на предплечьях она обнаружила синяки и следы от ногтей, свидетельствующие о том, что кто-то хватал его за руки и сильно тряс. Томас сказал медсестре, что его избила мать и что теперь он хочет покончить с собой. В школу немедленно вызвали представителей службы опеки.

Мать Томаса сказала социальным работникам, что находится на грани отчаяния, что Томас ее совершенно не слушается и что с ним абсолютно невозможно справиться. Она уже просто не знала, что делать дальше. «Все было бы нормально, – сказала она, – если бы он хотя бы пытался хорошо себя вести».

Местные власти затребовали отчет у учительницы Томаса. Она охарактеризовала его как ребенка «рассредоточенного» и «живущего в своем собственном мире». Во время уроков он слонялся по классу, написала она, избегал визуального контакта, а в последнее время начал часто и с большой охотой делиться с учителями и одноклассниками своими жестокими фантазиями.

Социальному работнику, который пришел на беседу с его родителями, Томас рассказал, что хочет убить свою мать. «Я распорю ей живот большущим ножом, вытащу все кишки, а потом буду пытать на дыбе, пока не переломаю все кости».

Детскому психиатру, проводившему анализ его личности, Томас признался, что хотел бы расправиться с маленькой девочкой из своего класса. «Я бы хотел отрубить ей голову», – сказал он. На следующий же день Томас принес в школу большой кухонный нож, «чтобы показать ей, что я не шучу». Его немедленно отстранили от занятий и перевели в интернат детского психиатрического отделения, где я в то время работал.

Томаса исследовало великое множество докторов, в частности, несколько детских психиатров, психотерапевт, педагог-психолог и педиатр. Все пришли к однозначному выводу, что он является жертвой высокофункционального аутизма, также известного под названием «синдром Аспергера».

Один психиатр считал, что, кроме этого, Томас может страдать еще и синдромом Туретта или находиться в предшизофреническом состоянии, другой назвал его ребенком с элементами «маниакального и психопатического поведения». Лечащий психиатр назначил Томасу курс лечения и порекомендовал не меньше пяти раз в неделю проводить с ним сеансы психоанализа.