Искусство жить. Реальные истории расставания с прошлым и счастливых перемен
Шрифт:
После этого, ошарашенный ее реакцией и смертельно напуганный своим собственным поведением, он принялся извиняться перед ассистенткой меценатки. «Я себя очень плохо чувствую, – сказал он ей. – У меня возникла un probl`eme psychiatrique». В конце концов Стайрон все-таки остался на банкет, но в самый разгар празднества обнаружил, что не только лишился эмоционального равновесия, но и потерял только что подаренный чек на $25 000. Не имея возможности сосредоточиться из-за досаждающей ему внутренней боли, он не мог ни есть, ни говорить. Успех чуть не довел Стайрона до самоубийства.
На свете существует множество
Для психоаналитиков проблема Стайрона диковиной не является, на свете существует множество мужчин и женщин, упорно стремящихся к поставленной перед собой цели, достигающих успеха, а потом внезапно и совершенно катастрофически теряющих контроль над своей жизнью. Каковы же подсознательные причины, заставляющие нас заниматься этим самосаботажем (пусть даже совсем незначительным по масштабам) в момент, когда приходит успех?
В первую очередь мы можем развалиться на части, не предусмотрев тот факт, что любые победы предполагают определенные потери.
Три года назад у меня был пациент по имени Адам Р. Этот школьный учитель начал ощущать сильнейшее беспокойство, а потом впал в опасную депрессию сразу после того, как его назначили директором одной весьма известной школы. Он всегда мечтал занять такой пост, но в данном случае для этого было необходимо переехать в другой город.
Во время нашей первой встречи он рассказал мне о своем прошлом: точно такие же мучения он испытывал после покупки первой собственной квартиры, а потом и после свадьбы.
– Я хочу быть директором, – сказал он, – но я даже не представлял себе, какие чувства будет вызывать у меня перспектива переезда. Ведь здесь – вся моя жизнь.
Подобно многим из нас, Адам был абсолютно поражен тем, какими потерями приходится расплачиваться за победы.
Тем не менее в процессе нашего общения мы с Адамом пришли к пониманию, что причиной его депрессивного состояния является не только потенциальная смена места жительства. На подсознательном уровне он верил, что его успехи отрицательно влияют на жизнь отца.
– Мне плохо оттого, что я был назначен директором как раз в тот момент, когда отца отправили на пенсию, – сказал мне Адам.
– Но между этими двумя событиями нет абсолютно никакой взаимосвязи.
– Я это понимаю, но чувствую себя каким-то агрессором. Впервые в жизни я буду зарабатывать больше отца.
В ситуации с Дэниэлом и у него, и у меня в первую очередь возникли подозрения, что потеря бумажника была неким аналогичным стремлением разрушить собственный успех. И он тоже беспокоился, размышляя, каким образом его достижения повлияют на окружающих.
– Мне стало не по себе, когда менеджер офиса сказал, что «теперь-то мы повеселимся, да и денег заработаем целую кучу». Я чувствовал себя каким-то мошенником. Неужели я действительно лучше девяти остальных вошедших в шортлист архитекторов? Мне так не казалось, да и они вряд ли так думали, – сказал он мне.
Дэниэл опасался, что его будут презирать коллеги. Тот вечер потерь мог быть для него способом вновь ощутить себя аутсайдером. Таким образом он, наверно, пытался сказать своим коллегам-архитекторам: «Видите, мне сейчас не до веселья, и деньги я все потерял… В общем, мне завидовать не нужно». Он не хотел быть «одним из непобедивших», но эта роль была для него более привычной, и чувствовал он себя в ней гораздо безопаснее, чем в роли победителя.
Но почему же он продолжал
искать бумажник, уже зная, что тот нашелся?Работа над проектом, доставшимся Дэниэлу в результат победы в конкурсе, конечно, заставит его проводить значительное количество времени в Ченду, а он терпеть не мог уезжать из дома. Он сказал, что неделя в Китае, когда он ездил на собеседование, прошла просто ужасно. В отеле, где он остановился, было «мрачно и уныло». Он обнаружил, что заснуть в номере может, только оставив включенным свет. Пока он рассказывал все это, у меня в мыслях возник образ маленького ребенка, включающего лампу на прикроватной тумбочке не для того, чтобы ночью можно было найти родителей, а из страха, что родители забудут о нем (потеряют его) в ночной темноте.
– Пещера Крок, – вдруг произнес Дэниэл. Он имел в виду произведение Доктора Сьюза, которое в раннем детстве наводило на него ужас. – «Ах, счастье какое, что ты не носок, кем-то забытый в Пещере Крок! И хочется очень, чтоб все мы не были вещами, которые все позабыли», – процитировал он.
Может быть, выполняя вроде бы малозначительное действие (шаря по карманам в поисках заведомо отсутствующего бумажника), он старался отвлечь себя от другой, более тяжелой мысли – что он вот-вот может потерять самого себя? Возможно, проверяя карманы, он пытался унять этот страх? Ведь лучше находиться в положении человека, потерявшего какую-то вещь, чем быть человеком, о котором забыли другие.
О переменах в семье
Лет двадцать назад у меня была пациентка по имени Эмили. Ей было всего десять лет, и привели ее в клинику, где я тогда работал, родители, обеспокоенные тем, что с ней постоянно происходят всякие «неприятности». По ночам она мочилась в кровать, а однажды днем затопила школьный туалет, попытавшись спустить грязные штаны в унитаз.
Эмили была средним ребенком в семье. Старшему брату Гранту было двенадцать, а младший только что родился. Перед первой встречей с самой Эмили я поговорил с ее родителями, чтобы побольше узнать о семье. Они сказали мне, что поведение Эмили ставило их в тупик. Тогда как Грант был круглым отличником, у Эмили с учебой не ладилось. Она, по словам матери, была девочкой «не очень-то сообразительной и больно уж неуклюжей… Вечно у нее за столом все из рук валится».
Я заметил, что Эмили, проходя тесты в клинике, продемонстрировала интеллектуальный уровень выше среднего и показала, что тонкая моторика у нее в полном порядке. Услышав все это, родители с удивлением посмотрели друг на друга.
– Мы-то думали, вы скажете, что она дислексик или что-то такое, – проговорил отец Эмили. Потом он подался ко мне: – Мы просто хотим, чтобы она жила счастливо. И не имеет значения, если успехов у нее будет меньше, чем у брата.
Мы договорились, что я буду встречаться с Эмили каждое утро перед школой, а раз в месяц они будут приходить ко мне без нее.
Через несколько дней отец и брат Эмили привели ее в клинику. И отец, и сын были одеты просто безупречно – отец был в деловом костюме, а брат – в школьном блейзере. Эмили же выглядела ужасно – волосы были непричесаны, из носа текло. Она сидела, болтая ногами и уставившись на свои колени.
Во время первого сеанса Эмили нарисовала по моей просьбе картинку со всеми членами семьи. Когда она закончила, я указал ей на тот факт, что на рисунке не было ее новорожденного брата Зака. Девочка снова взялась за фломастер и пририсовала Зака, но таким образом, что он оказался гораздо больше нее. Мне подумалось, что она была не против появления Зака, но страдала оттого, что перестала быть младшим ребенком в семье, и я спросил ее, так ли это. Она ответила, что с момента рождения брата с ней перестали сидеть, пока она принимает ванну.