Испорченная кровь

со мной к машине, боясь, что девушка передумает.

Без каких-либо возражений она забралась на

переднее сиденье и сложила руки на коленях. Всё это

выглядел слишком чопорно.

Как только мы выехали на дорогу, я потянулся к

радио. Мне хотелось послушать рождественские

гимны. Хоть так подготовить её к рождественской

суматохе, с которой ей придётся столкнуться в доме

Ниссли. Бренна перехватила мою руку.

— Давай не будем включать его?

— Конечно, — ответил я. — Ты не любишь

музыку?

Девушка уставилась на меня, потом посмотрела

в окно.

— Все любят музыку, Ник, — сказала она.

— Но не ты?

— Я не говорила этого.

— Ты имела это в виду. Умоляю, расскажи мне

что-нибудь о себе, Бренна. Просто дай мне хоть

какую-то информацию.

— Хорошо, — ответила она. — Моя мать

любила музыку. Она звучала в нашем доме с утра до

вечера.

— Поэтому ты не любишь её?

Мы завернули на подъездную дорожку возле

дома моих родителей, и она воспользовалась этим,

чтобы не отвечать на мой вопрос.

— Довольно мило, — сказала Бренна, когда мы

затормозили.

Дом моих родителей выглядел довольно

скромно. Последние десять лет они потратили на то,

ч т о б ы всячески его модернизировать. Если дом

показался ей милым снаружи, то, как она оценит

кухонные столешницы, выполненные из розового

мрамора или фонтан в виде писающего мальчика,

установленный в центре холла. Я дождаться не мог,

когда Бренна увидит всё это.

Когда я ещё жил в этом доме, пол у нас был

покрыт

линолеумом,

а

сантехника

работала

нормально только десятую часть времени. Бренна

никак не прокомментировала гигантских оленей,

украшающих лужайку, и венок, размером с входную

дверь. Она просто выскочила из машины и

последовала за мной в дом, где прошло моё

счастливое детство. Я взглянул на неё, прежде чем

открыл

дверь:

спортивная

одежда,

волосы

растрепались и облепили лицо.

Какая женщина прыгнула бы в машину на

Рождество, чтобы встретиться с вашей семьёй, не

надев кардиган и платье? Она. После неё все прочие

женщины казались пресными и фальшивыми. С

Бренной не соскучишься.

— Это о тебе, Сенна?

Айзек пристально смотрел на меня. Я не знала,

о чём он думал, но лично у меня в голове крутилось

только: « Чёрт подери Ника и его книгу».

Я едва могла... Не знала, как... Мысли

разбегались в разные стороны.

— Ты дрожишь, — сказал Айзек. Он отложил

книгу на тумбочку и налил мне стакан воды. Стакан

был пластмассовый, но тяжёлый, и такого странного

цвета, как будто смешали воедино все яркие наборы

п л а с т и л и н а «Плей-До ».

Он

вызывал

у

меня

отвращение, но я взяла его и сделала несколько

глотков. Стакан оказался слишком тяж ёлым. Часть

воды пролилась на больничный халат, от чего тот

прилип к моей коже.

Я передала его обратно Айзеку, который

отставил стакан в сторону, не отрывая при этом

взгляда от моего лица. Он обхватил своими руками

мои ладони, чтобы унять дрожь. И частично ему это

удалось.

— Он написал это для тебя, — сказал Айзек.

Его

глаза

потемнели,

словно

голову доктора

переполняли мысли. Мне не хотелось отвечать.

Сложно было не заметить сходство имён:

Сенна, Бренна. Так же, как нельзя было не заметить

и саму суть истории. Тонкая грань, разделяющая

вымысел и правду. Мне стало дурно от того, что Ник

рассказал эту историю. Нашу историю? Свою версию

событий. Некоторые вещи должны быть похоронены

глубоко под землёй и лучше их там и оставить.

Я указала на книгу.

— Возьми её, — попросила я. — И выброси.

Его брови сошлись на переносице.

— Зачем?

— Потому что не хочу помнить о прошлом.

Целую минуту Айзек внимательно изучал меня,

затем взял книгу, засунул е ё под мышку и пошёл к

двери.

— Подожди!

Я протянула руку, требуя дать мне книгу, и

доктор подошёл обратно ко мне. Я открыла её,

пролистнула, пока не добралась до страницы с

посвящением, нежно провела кончиками пальцев по

словам… а затем вырвала страницу. Безжалостно.

Вернула книгу Айзеку, по-прежнему сжимая в кулаке

вырванный лист. Он ушёл с каменным лицом, шаркая

ногами по полу больницы. Шарк… шарк… шарк. Я

слушала, пока шаги не стихли.

Согнула страницу пополам, а потом ещё раз и

ещё, пока она не стала размером с ноготь большого

пальца, и тогда его проглотила.

Через неделю меня выписали. Медсестры

сказали, что обычно после двойной мастектомии

пациентки возвращаются домой через три дня, но

Айзек задействовал связи, чтобы меня продержали

там какое-то время. Я ни словом не упомянула об

этом, когда он передал мне бумажный пакет с моими

лекарствами. Засунула его в свою косметичку,

стараясь не обращать внимание на дребезжание

таблеток. Пытаясь игнорировать какой тяжелой стала

сумка. Полагаю, ему было легче ухаживать за мной в

больнице, нежели у меня дома.

Он перенёс операции и отпросился, чтобы

отвезти меня домой. Меня это раздражало, но всё же

не знаю, как бы я справилась без него. Что можно