Исповедь королевы
Шрифт:
— Ты должна приказать мне, чтобы я вывел лошадей из конюшни! Они могут понадобиться мне, чтобы защитить тебя.
Я покачала головой.
— Ты не должен рисковать своей жизнью ради меня! — сказала я ему.
— А ради кого же еще?
— Ради короля! — предложила я и прибавила, пытаясь облегчить ту сильную боль, которую он чувствовал, ясно показывая это: — Я не боюсь. Моя матушка учила меня не бояться смерти. Если она придет ко мне, думаю, что встречу ее мужественно.
Он отвернулся. Он твердо решил спасти меня. Но как могла любовь одного человека спасти меня от этих воющих мужчин и женщин, стремившихся уничтожить меня?
Около полуночи в Версаль прибыл
Он вошел к нам в театральной манере. Я часто думала, считал ли себя мсье де Лафайетт героем революции, с минимумом насилия осуществляющим реформы, в которых, как он полагал, нуждалась страна! Он произнес высокопарную речь о том, что он готов служить королю и пожертвовать собственной головой, чтобы спасти голову его величества. На это Луи отвечал, что генерал может не сомневаться, что ему всегда приятно встретиться с ним и с его добрыми парижанами. Он просит генерала передать им это.
Генерал спросил его, можно ли позволить тем гвардейцам, которые дезертировали со своих постов и присоединились к Национальной гвардии несколькими неделями раньше, вернуться к выполнению своих прежних обязанностей. Это было бы жестом доверия.
Но какие могли быть жесты доверия по отношению к этим людям там, внизу? Все же я полагала, что оба они, и Луи и Лафайетт, верили в это.
Король взял мою руку и поцеловал ее.
— Ты в изнеможении! Это был утомительный день. Ложись сейчас спать и поспи немного. Наш добрый мсье де Лафайетт позаботится о том, чтобы все было хорошо.
Лафайетт поклонился.
— Ваши величества не должны беспокоиться! Люди пообещали, что останутся спокойными на протяжении всей ночи, — сказал он.
Я направилась в свою спальню и опустилась на кровать. Это была правда. События этого дня действительно довели меня до изнеможения.
Перед рассветом меня разбудили какие-то незнакомые звуки. Я вскочила в постели и уставилась в темноту. Вновь послышались голоса — вульгарные, грубые. Откуда они доносились? Я позвонила в колокольчик, и вошла одна из моих служанок. Должно быть, она была где-то поблизости. Это удивило меня, ведь я говорила им, чтобы они не ложились спать в моей комнате, а ночевали в своих собственных постелях.
— Чьи это голоса? — спросила я.
— Женщин из Парижа, мадам. Они бродят по террасе. Вам нечего бояться. Ведь мсье де Лафайетт дал слово.
Я кивнула и снова легла спать. Но, казалось, совсем скоро меня разбудила та же самая женщина. Она вместе с другой служанкой стояла возле моей кровати.
— Мадам, скорее! Вы должны одеться! Они вторглись во дворец! Они уже близко…
Я соскочила с кровати. Рядом со мной была мадам Тьебо, приходившаяся сестрой мадам Кампан. Она натягивала мне на ноги башмаки и пыталась накинуть на меня халат. Потом я услышала поблизости голоса:
— Сюда! Мы доберемся до нее! Вот ее апартаменты! Я сама вырежу ее сердце!
— Нет, нет, эта честь для меня!
— Идемте быстро! — воскликнула мадам Тьебо. — Нет времени одеваться! Они уже почти рядом с нами!
— Апартаменты короля… Дети… — запинаясь, пробормотала я.
Они тащили меня по узкому коридору по направлению к Бычьему Глазу. Дверь была заперта. Я впервые увидела ее запертой, и меня охватил сильнейший ужас. По тому, как близко слышались голоса, я поняла, что незваные гости были уже в моей спальне.
Мадам Тьебо колотила в дверь.
— Откройте, откройте же, ради бога! Ради королевы… Откройте!
Я услышала крики:
— Она обманула нас! Она ушла! Где она? Мы найдем
ее!— О, боже! — молилась я. — Помоги мне быть мужественной! Вот и наступил этот момент. Это смерть, ужасная смерть!
Я колотила в дверь, и вдруг она открылась. Мы ворвались в переднюю Бычий Глаз. Паж, открывший нам дверь, снова запер ее, и мы поспешили через комнату в апартаменты короля. Я всхлипывала от ужаса. Я могла встретиться лицом к лицу со смертью, но не насильственной и позорной смертью в руках этих дикарей.
— Король! — вскрикнула я.
— Он пошел в вашу спальню искать вас! — ответили мне.
— Но ведь они там!
— Он ушел туда по тайному коридору, проходящему под Бычьим Глазом.
Это был тот секретный путь, по которому мы ходили, когда люди следили за его визитами в мою спальню и насмехались над ними. Какое счастье, что я тогда сделала этот тайный ход!
Но что же будет с ним? Будет ли он в безопасности? Они жаждали моей крови, а не его.
— Дети… — начала было я.
Тут вошла мадам де Турзель, ведя их с собой. Их в спешке подняли с постелей. Они были в халатах, накинутых поверх спальных костюмов. Они подбежали ко мне, и я обняла их. Я прижала их к себе так, словно никогда не собиралась отпускать. Потом вошел король — спокойно, почти неторопливо.
— Они в твоей спальне. Грабят комнату, — сказал он.
Передо мной возникло ужасное видение, как они режут мою кровать, все еще теплую, сдергивают портьеры, хватают мои драгоценности. Как ни странно, я подумала о маленьких часах, которые играли мелодию. Их так любил мой сын!
Я совершенно явственно услышала их звон:
«Il pleut, il pleut bergere, Presse tes blancs moutons…» [133]— Слушайте! Что это? — воскликнула я.
Это были звуки ударов в дверь Бычьего Глаза.
Мы ждали. Я подумала, что в тот момент даже Луи верил, что наступил наш последний час.
А потом… удары вдруг прекратились. Вбежал паж, чтобы сообщить нам, что гвардейцы отогнали толпу от дворца.
Я села и закрыла лицо руками. Мой сын тянул меня за юбку.
133
— Мама, что они все делают?
Я прижала его к себе. Я не могла говорить. Моя дочь взяла брата за руку и сказала:
— Ты не должен сейчас беспокоить маму!
— Почему же? — хотел он знать.
— Потому что ей надо очень о многом подумать.
Я думала: они убьют моего сына! Он улыбнулся мне и прошептал:
— Все хорошо, мама. Муффле здесь!
— Значит, все хорошо! — ответила я ему шепотом.
Он кивнул.
В Cour Royale [134] и в Cour de Marbre [135] народ звал герцога Орлеанского. Я вздрогнула. Насколько глубоко герцог был замешан в этом?
134
Королевском дворе (фр.).
135
Мраморном дворе (фр.).