Исповедь королевы

Особый подвиг короля за столом заключался в том, что он очень ловко умел разбивать кончик яйца одним ударом вилки. Об этом говорили повсюду: и в Версале, и в Париже. Из-за этого он был обречен постоянно есть яйца, чтобы не разочаровать людей, пришедших посмотреть, как он совершает этот свой подвиг. Поскольку король отказывался ехать в Париж, чтобы увидеть свой народ, народ сам приезжал в Версаль, чтобы посмотреть на него. Хотя, вполне возможно, они приезжали только для того, чтобы увидеть этот его фокус с яйцом. Он исполнял его виртуозно! Но для меня самым удивительным в этом представлении было то, как король вел себя: так, словно был абсолютно один, в точности как актер на сцене, совершенно не обращающий внимания на присутствие зрителей.

При дворе ходили слухи о том, что у Аделаиды когда-то был ребенок, который неожиданно появился в апартаментах принцессы. Он был похож на сестер и, кроме того, напоминал Людовика XV в годы юности. Это обстоятельство, а также потеря былой красоты, презрение, которое испытывал к ней король, сменившее его прежнюю любовь к ней, — все это, несомненно, оказало влияние на характер Аделаиды и превратило ее в ту эксцентричную особу, которой она была в то время. Ходили также еще более ужасные слухи о том, что король когда-то любил ее и вступил с ней в кровосмесительные отношения. Возможно, именно поэтому она принимала вид очень опытной женщины и хотела, чтобы я советовалась с ней, как мне следует вести себя с мужем.

Но я не нуждалась в ее советах. Я уже знала, что мой муж вовсе не испытывал ко мне отвращения. На самом деле я даже нравилась ему. Все восхищались мною, моей внешностью, моей грацией и очарованием и постоянно говорили об этих моих качествах. Моему мужу было приятно видеть, как Артуа ухаживает за мной. Единственная проблема заключалась в том, что он сам не мог ласкать меня или делать мне комплименты, не испытывая при этом сильного смущения. Когда дофин был одет в свое охотничье платье или в рабочую одежду, то казался вполне взрослым мужчиной. Он словно становился выше ростом, держался прямо, хотя сам не отдавал себе в этом отчета. Но стоило ему надеть костюм придворного кавалера, как он сразу начинал двигаться неловко и шаркать ногами. Я пыталась вникнуть в его интересы. Хотя мне нравилась верховая езда, я совершенно не могла видеть, как страдают животные, поэтому никогда не была расположена к охоте. Кроме того, мне все еще запрещали ездить на лошади. Я приходила в его мастерскую, и там он пытался объяснить мне, как он работает на токарной станке, но я ничего не понимала и с трудом подавляла зевоту.

Как-то раз у него было легкое недомогание из-за того, что он слишком много съел за столом. Он вообще ел много, потому что обычно возвращался с охоты или из мастерской очень голодным. После этого дофин стал спать в отдельной комнате, чтобы не беспокоить меня. Об этом сразу же стало известно всем и вызвало удивление у одних и ужас у других. Меня очень смущало, что все наблюдали за нами и каждое наше действие всевозможным образом комментировалось и интерпретировалось и часто истолковывалось неправильно. Для чувствительного юноши, знающего обо всем этом, положение и в самом деле было довольно щекотливым.

Несмотря на все это, наша любовь с каждым днем все усиливалась. Мой муж больше не отворачивался от меня. Иногда он брал мою руку и целовал ее, а иногда даже целовал меня в щеку. Я как-то спросила его, не разочарован ли он во мне, и в ответ услышала, что, наоборот, очень даже доволен.

Однажды он сказал:

— Не думай, что я невежда в вопросах супружеских обязанностей. Я докажу тебе это… Скоро докажу!

Я была взволнованна. Кажется, скоро все будет в порядке. Надо только подождать. Мы оба и вправду были еще слишком молоды.

И мое ожидание было вознаграждено. Как-то раз, когда я собиралась навестить тетушек, мы с мужем были одни в своих апартаментах, и он шепнул мне:

— Сегодня ночью я снова буду спать в нашей постели.

Я удивленно посмотрела на него. Он в своей обычной неуклюжей манере взял мою руку и с неподдельной нежностью поцеловал ее. Я спросила его:

— Луи… Я тебе хоть немного нравлюсь?

— Как ты можешь сомневаться в этом? Я искренне люблю тебя и еще больше уважаю! — сказал он.

Хотя это еще не было страстным признанием любящего мужчины, но все же он никогда еще не был так близок к этому, как в тот миг. Я пошла к тетушкам в состоянии глубокого волнения, что было очень глупо с моей стороны, так как они сразу же поняли, что что-то произошло.

— Ты только что оставила бедного Берри. Что-нибудь случилось? — спросила Аделаида.

— Сегодня ночью он будет спать со мной!

Аделаида обняла меня, а Виктория и Софи смотрели на меня испуганно.

— Да, он только что сказал мне об этом, — победоносно объявила я.

— Совсем скоро ты сообщишь нам волнующую новость. Я уверена в этом! — с лукавым видом сказала Аделаида.

— Надеюсь. О, как я надеюсь на это!

До чего я была глупа! День еще не успел подойти к концу, а эта новость распространилась уже по всему двору. «Дофин собирается спать с дофиной! Сегодня ночью!» Все эти циничные придворные вроде старого roue [34] Ришелье, заключали пари по поводу успеха нашей встречи. Отовсюду слышался шепот: «Будет он или не будет?..» Но хуже всего было то, что Аделаида вызвала Луи в свои апартаменты, так как намеревалась дать ему «совет».

34

Пройдоха (фр.).

В ту ночь я лежала и ждала моего мужа. Но он так и не появился. Меня это нисколько не удивило. Моя безрассудная болтливость все испортила.

Хотя эта проблема теперь вызывала у всех самое серьезное беспокойство, я сомневаюсь, чтобы король когда-нибудь взялся за это дело, если бы не моя матушка. Она постоянно писала ему письма и умоляла сделать что-нибудь. «Необходимо открыть всю правду о дофине, и, если существует хоть какое-то средство, которое может ему помочь, его нужно отыскать», — писала она.

Уступив настойчивым домогательствам моей матушки, король послал за моим мужем, и они долго совещались. Наконец Луи согласился подвергнуться осмотру королевского доктора, мсье Лассона. Доктор сообщил, что неспособность дофина выполнять свой супружеский долг объясняется не чем иным, как физическим недостатком, который можно устранить с помощью скальпеля. Если дофин согласится подвергнуться этой операции, все будет в порядке.

Все обсуждали предстоящую операцию, но Луи не говорил, согласен он на нее или нет. Мы с ним спали в одной кровати, и он вел себя как любовник. Однако наша близость не могла достичь той кульминационной точки, к которой мы оба так страстно стремились, и через некоторое время мы оба начинали чувствовать себя измученными и униженными.

Об операции больше никто не говорил. Король лишь пожимал плечами, решение должен был принимать сам Луи. Мне стало ясно, что он не желал делать операцию, потому что отчаянно пытался доказать, что совершенно в ней не нуждается. Но на самом деле она была ему необходима.

Я не могу понять, почему он тогда не согласился на операцию, ведь моего мужа, безусловно, никак нельзя было назвать трусом. Я предполагаю, что причина заключалась в том, что вся эта суета вокруг нас надоела ему так же, как и мне. Если бы мы были самой обыкновенной супружеской парой, мы бы очень быстро разрешили эту проблему. Но мы были дофином и дофиной Франции. Его импотенция была предметом обсуждения как при дворе, так и в армии. Наших самых приближенных слуг постоянно обо всем расспрашивали. Когда мы узнали, что испанский посол подкупил одну из наших служанок при спальне, чтобы она осмотрела простыни и сообщила ему об их состоянии, это было последней каплей, переполнившей чашу терпения. Хотя мы продолжали спать в одной постели, Луи стал рано ложиться и обычно уже спал, когда я входила в спальню. Утром, когда я просыпалась, то обнаруживала, что он уже ушел.