Исповедь любовницы Сталина

В тот день я долго гуляла по ночной, холодной Москве. Я неслась по волнам людского океана и вновь ощутила беспомощность, беспросветную тоску, одиночество. Я задыхалась в морской пучине. Наброшенная на шею петля мешала выплыть. Я устала сражаться за право жить. Страшно, когда некому поведать невыплаканное горе. Вспомнила про монаха Нафанаила. Возможно, он жив? Но как его найти? Помнит ли он меня? Прошло столько лет. Захочет ли он говорить? Так складывается наша жизнь, что в трудную минуту мы ищем защиту у Всевышнего. Верила в то, что он — ЕДИНСТВЕННЫЙ в состоянии защитить меня от грядущих бед. А почему ОН обязан помогать? Ведь столько раз я про него забывала.

Позвонили из Московской Патриархии, секретарь передал, что со мной хочет повидаться патриарх Всея Руси Алексий. Он прислал машину, принял ласково и добросердечно. Стол накрыла тихая, незаметная, с печальным лицом монашка-домоправительница. Патриарх попросил меня спеть в Елоховском соборе в Новогоднюю ночь.

— В. А., за труды праведные мы вас хорошо поблагодарим, церковь не любит оставаться в долгу.

Во время чаепития я спросила Святейшего, не знает ли он, в какой обители проживает монах Нафанаил.

— Как не знать? Нафанаил совсем хворый стал. Живет в Загорске, в монастыре Троице-Сергиевской Лавры. Мирских селян туда не пускают. Женщинам не полагается заходить на территорию мужского монастыря.

— Мы когда-то были знакомы, этот человек в моей жизни оставил неизгладимый след. Разрешите с ним повидаться, хотя бы на несколько минут?

— Если монах Нафанаил будет в силах говорить, вам устроят с ним встречу. Поезжайте туда утром.

Лавра такая же нарядная и праздничная. Последний раз я была в Загорске очень давно. Записка патриарха Алексия открыла глухие монастырские ворота. Предупредительный настоятель со светскими манерами проводил меня на второй этаж. В крошечной каморке-келье, укрытый простым серым одеялом, на деревянном топчане лежал изможденный старец. Подслеповатыми, воспаленными слезящимися глазами он долго смотрел на меня.

— Я узнал вас, дочь моя! Что вас привело в Лавру? Говорите не таясь. — Из глаз полились непрошенные слезы. — Вот и хорошо, поплачете и легче станет. Страсть надо уметь укрощать. После одержанной победы в сердце почувствуете легкость, а в скорбной душе — величие духа. Вижу, что вам тяжело. Искуситель не вечно будет измываться, не за горами — его черед. В каждодневных молитвах ищите свой путь. Прощайте, дорогая, не забывайте Господа нашего. До ухода в лучший мир я буду за вас молиться.

С очищенной душой я вернулась домой. Позвонила Вольфу Мессингу, пригласила его на концерт. В антракте он принес букет сирени, потом мы отправились в ресторан.

— В. А., — сказал он, — на протяжении двух часов мы говорили обо всем, но главного не сказали. Я не сумею дать надлежащий ответ на ваш внутренний вопрос, потому что вы мне не доверяете, а я, естественно, вас побаиваюсь.

И все-таки он меня пожалел.

— Так и быть, протяните ко мне ваши руки, закройте глаза. Теперь слушайте меня внимательно и сразу же забудьте то, что я вам скажу. Вы переживете его лет на 30. Он умрет весной 1953 года, уверен, что не своей смертью, миллионы людей — его враги, самые страшные те, кто находится рядом с ним.

Я подготовила 7 концертных программ, составленных из русских романсов, начиная от песни XVIII века. В репертуар включила романсы Римского-Корсакова и шедевры рахманиновской лирики, тонкие и своеобразные произведения скандинавских композиторов Грига, Сибелиуса, Синдинга.

На концерт в Большой зал консерватории пришел актер и режиссер Алексей Дикой. С ним была его жена, милейшая женщина, Александра Александровна, в прошлом балерина.

— В вашем исполнении, В. А., — проговорил Дикий, — мне больше всего понравились песня Грига «По дороге на родину» и «Стужа» Синдинга. В передаче тончайших нюансов мне послышалось страдание, душевный вопль истерзанной души. Для того чтобы понять ваше человеческое нутро, достаточно услышать только эти две песни.

Дикие повезли меня к себе ужинать. Слушать Дикого необыкновенно интересно. Мы сидели до утра.

Сталин дряхлел, но пытался быть бодрым. Он дал понять, что не оставит меня в покое, что я принадлежу только ему одному. Когда я хотела уехать, Сталин попросил остаться.

— Мне лучше, когда ты рядом. — Он лег на кушетку. — Верочка, почитайте вслух «Петра Первого» Толстого, главы про Полтавское сражение.

И. В. слушал с упоением. Хронологию, имена и фамилии русских командиров знал на память. Потом он вызвал Поскребышева:

— А. Н., закажите для нас фильмы «Александр Невский» и «Петр Первый». На просмотр никого не зовите. До конца дней своих буду преклоняться перед гением и величием русских царей.

Я спросила И. В., почему до сих пор нет художественного фильма про жизнь царя Ивана Грозного.

— Мне говорили, что эту тему разрабатывает кинорежиссер Эйзенштейн. Мы думаем, что он справится с этой работой.

Принесли вино и закуски, на его щеках выступил легкий румянец. Он непрерывно курил. Трубку набивал табаком из папирос «Герцоговина флор». От табака его пальцы были желто-коричневыми.

— Верочка, — проговорил И. В., — вам надо завоевать расположение Берия. Он такой же азиат, как и я. Вы должны найти с ним общий язык. Как только с ним подружитесь, к вам перестанут приставать с дурацкими предложениями. Его все боятся. Советую не переходить границы дозволенного, иначе он вас сомнет и, как ненужную тряпку, выкинет на помойку.

И. В. собирался еще что-то сказать, но не сумел, послышалось горловое клокотание. Глазами он показал на звонок. Я позвонила, вбежал перепуганный Поскребышев. Врачи констатировали сердечный приступ. Сказались годы войны. Сталина не видела больше месяца.

Год 1946

В канун Нового года позвонил Берия. Вельможно-барственным тоном проговорил:

— Дорогая В. А., сколько можно от нас прятаться? Обещанного я жду с нетерпением маленького ребенка. Приглашаю вас на встречу Нового года, отказ не принимается.

За мной приехал Давид Кикнадзе — красивый, стройный брюнет. Молодой человек в юности мечтал стать оперным артистом. Он в совершенстве владел пятью языками, был отличным спортсменом, прекрасно играл в теннис, лихо держался в седле. Воспитанный, интеллигентный Давид всюду обращал на себя внимание. Комсомол мобилизовал его в органы. Так он оказался в секретариате Берия.

Особняк Берия сказочно иллюминирован. Гостей радушно встречают хозяин дома и его жена, красавица Нина, увешанная бриллиантами.

— Я рад, что вы, наконец, нашли дорогу к нашему шалашу, — улыбаясь, сказал Л. П.

По паркетному залу торжественно пронесли себя грузные, тяжеловесные супруги Маленковы, Андреевы, Ворошиловы, Деканозовы, Серовы, Рюмины, Вышинские, Мехлисы, Кобуловы, Микояны, Кагановичи, Шверники… За 15 минут до наступления праздника всех попросили сесть за стол. Посыпались многочисленные тосты. Первым получил слово Маленков: