Исповедь плохой подруги
Шрифт:
Мне все это надоело. Я в последний раз смерила Влада презрительным взглядом. Сам он явно не понимал, что со мной происходит, да и я, если честно, тоже. Я верила, что Влад не собирается сегодня делать мне ничего плохого. Я верила и Адель, когда она сказала, что организует для меня праздник. Но она сделала это для себя.
Махнув рукой, я бросилась с балкона в комнату, а затем в коридор. Рыдания душили. Было тяжело одновременно дышать, плакать и бежать, но я справлялась.
Музыка на первом этаже играла почти не слышно. Все ребята, судя по их радостным лицам, были заняты чем-то увлекательным. Радостные и беззаботные. По идее, и
Они меня не замечали, хотя я сильно выделялась выражением лица, громкими всхлипами и резкими движениями. Окружающим не было до меня дела, и мне тоже было все равно на них. Я была уверена, что пробегу до выхода, не останавливаясь, чтобы не отвечать на вопросы о том, что случилось, как у меня дела и почему я плачу. Хотелось покинуть этот дом и больше никогда не возвращаться. Но, увидев в гостиной Адель, с бокалом в руке и беззаботным смехом, походившим на звон колокольчиков, я остановилось. Не знаю, чего я хотела добиться. Наверное, мне нужно было выплеснуть свой гнев. Хотелось, чтобы она меня наконец-то выслушала.
Адель увидела меня и выражение ее лица мигом сменилось на обеспокоенное. Это она искренне? Или играет? Я не могу определить! Хотя я всегда считала себя эмпатом, ведь ощущала, что на самом деле думают и чувствуют люди. Но сейчас мои собственные эмоции взяли верх, и я перестала слышать голос разума.
— Ксюша, что…
Договорить она не успела. Я выдернула бокал из ее рук и… О Боже, я вылила то, что в нем было, прямо на голову Адель. Затем я отбросила бокал и он упал на ковер. Может, от него отлетела ножка, но он не разбился. А жаль. Получилось бы драматично.
— Ксюша! — воскликнула Адель.
Теперь в ее голосе читалась раздраженность. Но совсем легкая, меня такое не устраивало. Хотелось заставить ее чувствовать то, что чувствовала я. Ведь он была виновата во всем этом.
Адель стала вытирать потеки с лица. Она делала это слишком аккуратно, не хотела повредить макияж, и толка от ее стараний не было.
— Зачем ты подарила мне Чмоню? — закричала я. — Зачем устроила все это?! Зачем… Зачем выставила мои неудачные фотографии и видео…
С каждой фразой мой голос все больше дрожал, а я ощущала все меньше уверенности. Присутствующие теперь смотрели на нас. Музыка громко играла какую-то веселую мелодию, но, кажется, лучше всего было слышно мое прерывистое дыхание, перемешанное со всхлипами.
Адель смотрела на меня, как на котенка, которого сбила машина. Еще живой, но вряд ли кто-нибудь в состоянии ему помочь. Можно только пожалеть и сделать вид, будто обеспокоен его крохотной жизнью.
— Ксюша, — тихо сказала Адель. — Я думала, что слова «только не выставляй», значат «ты обязана это сделать».
— Что? — спросила я, сморщившись.
Адель не ответила, но суть ее слов вскоре дошла до меня. Что же, хоть одно объяснение, пусть и такое жалкое, я получила.
— Ксюша… Кошмар! Прости меня! Я не думала, что это настолько тебе не понравится. А Чмоня…
Я пресекла ее речь движением руки. Хоть я и сама явилась за разъяснениями, больше ничего слышать не хотелось.
— Больше ничего не говори мне. Никогда! Слышишь?
Адель не шевелилась. Я смотрела на нее со злобой, а она на меня затравленно, будто это ее я бесконечное количество раз недослышала и недопоняла.
— Адель! — закричала я. — Ты меня слышишь?! Хоть раз? Кивни, если да!
Она медленно кивнула. Тогда я, будто бы получив разрешение,
бросилась к двери. Наспех обувшись, я вылетела из ее дома. Она не бросилась следом. К счастью. Слезы снова полились, и я быстрым шагом, крепко обнимая себя руками, пошла к автобусной остановке.Глава 12
В которой я мечусь
На следующий день я проснулась с такой головной болью, будто намешала вчера все изобретенные виды алкоголя.
Какой кошар, я, оказывается, истеричка. Глупая истеричка. Ну и что за психолог из меня, раз я даже собственные эмоции не могу держать под контролем? Вчера я проплакала всю дорогу до дома, даже в маршрутке. Я села на последнее сидение и люди оборачивались на меня, когда я всхлипывала особенно громко. Одна женщина даже спросила, нужно ли мне помощь. Я сказала, что нет. И заплакала еще сильнее. Даже эта незнакомка переживает обо мне больше, чем подруга и остальные «друзья».
Хорошо, что от дома Адель до моего добираться долго. К концу пути я почти успокоилась. Каким-то чудом мое опухшее лицо с раскрасневшимися глазами не вызвало подозрений у родителей. Я проскочила в свою комнату и… Вот, очнулась с дикой головной болью и странным чувством, чем-то вроде смеси стыда и отчаяния.
Жестко я вчера, конечно. Не нужно было так долго копить в себе негодование. Хотя и высказывать его Адель по чуть-чуть — не имело бы толка. Она все-равно не слышит никого, кроме себя.
И все-равно мне было неуютно при каждом воспоминании о ее удивленном и одновременно испуганном лице.
Я нехотя встала с постели. Что же, нужно продолжать жить жизнь. Буду надеяться, что теперь, без Адель, станет чуть полегче. Или наоборот? Она все-таки внесла в мое скучное существование какое-то разнообразие… Ну да. Разнообразие в виде постоянных скачков настроения, мерзкой собаки, и чувства, что в нашем дуете я играю роль «страшненькой подружки».
Открыв дверь, я первым делом услышала жуткий вой. Неужели нашу квартиру заселила орава волков, пока все мы спали? Но это была всего лишь Чмоня. Она громко гавкала на меня, даже когда я скрылась за дверью ванной.
— Будешь завтракать? — спросила мама, когда я зашла в кухню.
Чмоня успела юркнуть за мной, хотя я хотела успеть закрыть дверь перед ее носом. Все слова, которые подразумевали прием пищи, благотворно влияли на нее. Так что Чмоня села рядом с мамой и уставилась на нее своими черными глазками. Мама с Чмоней нашли общий язык, так что на нее Чмоня почти не лаяла. Я не понимала, как маме удается совладать со всеми живыми существами в этой квартире.
На ее вопрос я покачала головой и налила себе стакан воды. Выпив всю за один раз, я поставила стакан на столешницу и уставилась на него. Через толстое стеклянное донышко можно было разглядеть столешницу, которая окрасилась в светло-зеленый из-за цвета стекла. Интересно.
— Что-то случилось? — спросила мама.
Я покачала головой и налила себе еще один стакан. Осушив его так же быстро, как и первый, я сказала:
— Давай, Чмоня, собирайся. Идем гулять.
Чмоня снова зарычала, но мама всучила ей кусочек сыра.
Мы вышли через полчаса. Эта маленькая глупая псина брезговала ходить по подъезду и боялась лифтов. Так что мне приходилось носить ее на руках по лестнице. Лестницы она тоже не любила. Наверное, ее укачивало. Один раз ее стошнило, пока я держала ее на руках, и с тех пор я стараюсь ходить максимально плавно.