Исповедь травы
Шрифт:
– Кто? Хотя бы женщина, которую ты уже семь дней как не можешь выставить из дому! Идиотка, которая глюки от тебя гоняет! А кроме того, готовит тебе жрать, убирается в этом гадюшнике и латает твое барахло, именуемое одеждой!
– Он приближается ко мне, но я обхожу Его одним прыжком и снова достаю мокрой тряпкой по шее.
– Но все равно, как ты смеешь?!
– Он снова уворачивается и - видали когда-нибудь, как быстро взлетает на дерево преследуемая кошка? Вот так, по-кошачьи, Он в каких-то две секунды оказывается на самом верху полуразрушенной лестницы
– А вот и смею!
– я хватаю метлу и, кое-как вскарабкавшись на перекрытия второго этажа, пытаюсь достать Его своим оружием.
– Я у самой стойки была, в дальнем углу! Если ты меня не видел, это еще не значит, что и я ничего не видела! Опять полчаса гитару настраивал и рассуждал про "эти дрова, которые у меня в руках", опять сбился на середине песни и все начал заново... Да за что же мне наказание такое - думала встретить здесь легенду, а встретила, прости Господи...
– Да плевать я хотел на то, что ты думала! В конце концов, сегодня у меня просто день такой дурацкий - с утра все из рук валится...
– У тебя каждый день такой. Лорды кинут тебе что-нибудь, а ты на это тут же пиво покупаешь в ближайшем третьесортном заведении. И ладно бы пиво, а то ведь такую козью мочу побольше да подешевле...
– Трать-тарарать, имею я право промочить горло во время пения или как?
– я не без удовольствия отмечаю, что Он уже успел перенять мой универсальный заменитель богохульств и непечатностей.
– Вот именно, промочить горло, а не надираться до потери самоконтроля! Оттого и песни начинаешь по пять раз и никак не можешь начать!
Во время этой перебранки Он непрерывно ускользает из зоны досягаемости метлы, вынуждая меня забираться все выше и выше... Так мы на крышу скоро выберемся, если только я раньше не упаду и шеиньку себе не сверну.
Со двора доносятся голоса соседей: "Что там опять такое творится?" - "Да Лигнор эта приблудная своего двинутого Лугхада тряпкой учит." - "И правильно делает, матушка Маллен. Будь ты хоть шваль распоследняя, а я бы тоже не стерпела, если б мой сожитель каждый вечер домой вваливался пьяный да без руны в кармане..."
– Слышишь, чего про тебя говорят матушка Маллен с Ассой? бросаю я Ему.
– И не стыдно тебе такое про себя слушать?
Мы оба уже стоим на подоконнике выбитого окна.
– Да, стыдно, - выговаривает Он, опустив глаза.
– Но наверное, я уже не могу... по-иному... Я забыл, как играл когда-то...
– И снова ты говоришь неправду, - я безжалостна.
– Как по ночам и для меня, так ты ТАК играешь, что камни плачут и лунные затмения происходят. А как для людей...
– Замолчи, не надо больше!
– судорога пробегает по Его лицу, и Он делает шаг к краю подоконника...
– Разобьешься!!!
– визжу я, уронив метлу и не помня себя от ужаса. А Он спокойно шагает в пустоту... и пока я тщетно пытаюсь протолкнуть в грудь хоть немного воздуха, аккуратно приземляется на ноги.
– Не дождешься!
– отвечает Он в рифму
Когда я спускаюсь вниз, Он стоит у распахнутого окна кухни и грызет какую-то травинку. Низкое вечернее солнце как раз за Его головой, лучи его смешались с медью взлохмаченных волос, окружая голову огненным нимбом. Ох, боги мои...
– Ну, что же не бьешь?
– тихо говорит Он, пряча глаза.
– Да рука на тебя такого не поднимается, - вздыхаю я.
– Знаешь, - еще тише, почти шепчет, - не надо так, пожалуйста... Те же лорды смеются - мне как сквозь воду, а от тебя больно услышать даже просто, как вчера: "ты не потряс меня"... не знаю, почему.
– А ты думаешь, стала бы я простую бездарность тряпкой по всему дому гонять?
– отвечаю я тоже шепотом.
– Отвернулась бы и забыла. А твои песни мне душу переворачивают, потому и не могу слушать, как ты - Ты!
– лажаешь...
Смотрит в сторону... А я стою и жду непонятно чего, словно вот сейчас Он рассмеется и обнимет меня, и сразу вся эта беготня с метлой по разрушенным перекрытиям обратится просто в игру, затеянную двумя друзьями от избытка энергии.
Так поступил бы Флетчер. Но Он не Флетчер, и наивно ждать от Него таких же реакций - ни разу не видела я даже тени улыбки на этом неправдоподобно красивом лице.
Вместо этого Он наклоняется и целует мою руку - у запястья, с внутренней стороны. Так, а этого Он откуда набрался?
– Зря ты это, - резко говорю я.
– Таким жестом и оскорбить можно. У меня руки всегда были чистые.
– Что?
– не понимает Он.
– Так целуют шрамы, - объясняю я нехотя.
– Какие шрамы?
– От бритвы. А иногда, - теперь моя очередь прятать глаза, - от гвоздей.
– Не понимаю...
– И очень хорошо, что не понимаешь, - кстати, я ничуть не удивилась бы, если бы за Ним числился и этот непростительный грех. Но Он не носит браслетов, и нетрудно увидеть, что запястья Его так же чисты, как и мои, без единого следа порезов.
– Эко лихое мудерсло...
– вырывается у меня почти непроизвольно.
– А это что за ругательство?
– тут же откликается Он.
– Это не ругательство, - невольно улыбаюсь я.
– Это когда-то давно, еще детенышами, мы играли в магию. Было такое правило: в придуманном заклятье все согласные заменяются любыми другими, гласные не трогаются. И один мальчишка сделал заклятье: "Да станет это живое существо ледяным мороком". Через три дня заклятье знали наизусть абсолютно все...
И тут я впервые за все время вижу Его губы, чуть дрогнувшие в доверчивом подобии улыбки!
– Кажется, я понял, - и свет из бирюзовых глаз. Вот честное слово, именно из-за таких улыбок - только чуть поярче и убегают из дому разные Нелли и Маэстины...
– Брат мой...
– срывается с моих губ еле слышно.
– Лиганор!
– я вскидываю голову.
– Слушай... Если ты обещаешь мне одну вещь, клянусь тебе чем угодно, что сегодняшняя история в "Вечном зове" никогда не повторится.